Однако и сентиментальность, и человечность тщательно замаскированы, считает МАРИЯ ГАЛИНА.
Бэнкса знают у нас в первую очередь по шокирующей «Осиной фабрике», но на самом деле он автор более чем тридцати романов. В том числе космоопер. Многие входят в частично переведенный у нас цикл «Культуры». Еще несколько, включая «Алгебраиста» (2004), сами по себе.
Странно для автора с репутацией интеллектуала и бунтаря? Но сугубо развлекательный жанр, возникший еще в 20-е годы и, казалось бы, устаревший, архаичный, в последние десятилетия переживает новый расцвет. К космоопере обращались «у них» Дэн Симмонс и Вернор Виндж, авторы, мягко говоря, не слабые; «у нас» — Юлия Латынина и Генри Лайон Олди (харьковский дуэт Дмитрия Громова и Олега Ладыженского).

Чем же отличается космоопера от «просто» космической научной фантастики?

Классификаторы (а поклонники фантастики вообще любят все раскладывать по полочкам) могут спорить (спорить они тоже любят), но в общем можно сказать, что космоопера — это такая фантастика, где:

1) действует много разных инопланетных рас или разновидностей человеческой расы, заселяющих звездные системы;

2) обитатели галактики перемещаются с планеты на планету или из одной звездной системы в другую как угодно быстро, без особых затруднений и временн ы х парадоксов, часто — при помощи системы порталов-червоточин;

3) галактическая ойкумена раздираема противоборствующими политическими силами и политическими интригами, при этом за кадром обычно остается некая дополнительная сила — туз в рукаве или джокер, способный изменить существующую картину мира;

4) герой вольно или невольно выступает центром кристаллизации неких событий, меняющих лицо ойкумены.

Все это, вместе взятое, позволяет автору выстроить замечательную героическую сагу с политическими интригами, подвигами и странствиями в сложных, роскошных и избыточных декорациях. К тому же современная космоопера отличается от первоначального образца двумя весьма важными особенностями. Она а) ксенофильна и б) интеллектуальна.

Ксенофильна — поскольку герой борется не со страшными синими пауками, а в альянсе с этими самыми пауками против власти с ее системой подавления. Интеллектуальна — поскольку герой чаще использует мозг, чем бластер. И если, условно говоря, плохие парни выступают за единство и гегемонию, то герой и хорошие парни — за разнообразие и анархию. Космоопера тем самым превращается в манифест интеллектуала и анархиста. Бэнкс, известный своими левыми взглядами, здесь не исключение.

Герой «Алгебраиста», представитель золотой молодежи, наследник главы влиятельного клана Фассин Таак, становится — по призванию и в силу семейной традиции — Наблюдателем, изучающим богатейшие, накопленные за миллиарды лет архивы Насельников, самой древней галактической цивилизации, обжившей практически все газовые гиганты. Во время своих исследований он натыкается на странный документ — список незарегистрированных порталов-червоточин, при помощи которых можно совершать быстрые межзвездные путешествия. У списка, однако, нет ключа — кода, позволяющего активировать порталы: за этим ключом-кодом и начинается охота, где Фассин Таак выступает, на первый взгляд, пешкой и приманкой (на деле он, как и все, ведет свою игру и в конечном счете выигрывает, как и положено герою космооперы).

Эта игра-охота разворачивается в условиях тяжелейшего политического кризиса. Меркатория — коррумпированная бюрократическая система, распространившая свою власть почти на все населенные миры, несколько десятилетий назад ввязалась в войну с искусственным разумом (ИР), что привело к схлопыванию почти всех имеющихся в наличии межзвездных порталов. В результате несколько звездных систем оказались в глубокой изоляции (так называемое Отъединение), и там сформировались две прямо противоположные политические силы. Запредельцы склонны к анархии и свободолюбивы; адепты культа Заморыша агрессивны, жестоки и стремятся к экспансии. Обе эти силы стремятся овладеть ключом к космическим порталам, обе рвутся в подвластную Меркатории систему Юлюбиса, к газовому гиганту Наскерону, где и был обнаружен список. И пока Фассин Таак, не вылезая из противоперегрузочного э-костюма, в компании чудаковатого насельника и одного еще более странного создания мотается сначала по Наскерону, а потом по большому космосу в поисках ключа, обе эти силы сталкиваются с Меркаторией и друг с другом.

Вот вкратце сюжетный задник, на фоне которого разворачивается собственно действие — поиски и попытки расшифровки ключа. Склонные к желчному юмору и возведшие интриганство в ранг искусства Насельники дурят Фассина Таака, а автор дурит нас, чтобы под конец вытащить, как и положено в космоопере, туза из рукава. Да еще в придачу несколько джокеров.

Отечественные поклонники фантастики даже поначалу заподозрили, что Бэнкс подложил читателю какую-то странную свинью. Вот, например, первые отзывы с «Фантлаба»:

…чем дальше, тем все больше убеждаешься: все происходящее — это одно сплошное «стебалово»… это смешно, это просто не может быть, не имеет права быть всерьез (поправьте меня кто-нибудь, если я ошибаюсь, но милейший автор написал пародию на космооперу, не иначе) (ALLEGORY) .

Тяжеловесно, избыточно, местами почти нечитабельно. Толстенный роман, написанный предложениями из 40—50 слов каждое — скорее художественный эксперимент (увы, далеко не оригинальный), чем развлекательное чтение (vvladimirsky) .

Бэнкс, конечно, человек ехидный, но не настолько же, чтобы писать пародию объемом в 40 печатных листов. И, конечно, экспериментатор, хотя как еще дипломированному филологу показать чуждую психологию, как не средствами языка (тут надо бы упомянуть прекрасный перевод Г. Крылова, придумавшего не только Насельников, но и могилайнеры, уракапитанов и орбиталища).

Однако роман Бэнкса — не пародия и не эксперимент.
Космоопера естественным образом развязывает автору руки. Ни необходимости соблюдать историческую достоверность. Ни вынужденных уступок политкорректности. Ни географических ограничений. Полная свобода в воплощении идей и замыслов. И тут оказывается, что Бэнкс — автор «Алгебраиста» — гораздо человечней, чем можно подумать, судя по «Осиной фабрике». И что если отбросить хитросплетения сюжета, весь калейдоскоп рас, технических и биологических гаджетов и прочих замечательных вещей, придуманных или пущенных им во вторичный оборот, то говорит Бэнкс в общем-то о довольно простых и важных вещах.

Мерзкий Архимандрит Люсиферус, тиран и злодей, с ярко-красными глазами и алмазными зубами (ну прямо как брат милейшего Хоттабыча, нехороший джинн Омар Юсуф), возглавляющий агрессивный культ Заморыша и прибирающий к рукам мирные обитаемые планеты, — конечно, мерзок. Уж так мерзок, что излишне впечатлительного читателя вполне может стошнить прямо на страницы с описаниями его злодеяний. Но лживая и коррумпированная верхушка «демократической» Меркатории не менее мерзка, хотя ее мерзость не так очевидна, не так бесхитростна и прикрывается «правильными» лозунгами и пропагандой. Мало того, она косвенно и породила тиранию Люсиферуса. А симпатичные Запредельцы, в основном озабоченные собственной безопасностью, потихоньку стравливают между собой эти две силы, просто чтобы их самих оставили в покое…

Фассину Тааку, неглупому, смелому и в меру честному, приходится выбирать между этими тремя силами, но что бы он ни выбрал, он окажется изменником. И что делать человеку, которого один раз уже сломала государственная машина, у которого отобрали семью, будущее, любимое дело, состояние — все? Который уже и не знает, где друзья, а где враги? Только поступать, как велит долг. А вот что именно он велит, каждый человек решает для себя сам.

А заодно искать четвертую силу, а если ее нет, создать такую силу самому. И эта стратегия поведения оказывается самой продуктивной.

Все эти постулаты очень человечны — и потому тривиальны и сентиментальны, а Бэнкс, похоже, больше всего опасается, что его сочтут тривиальным или, упаси боже, сентиментальным. Поэтому он тщательно маскируется, точь-в-точь как один из его персонажей — проходной, но вместе с тем ключевой для общей идеи. Он щедро наделяет своих героев брутальной лексикой, не пренебрегает откровенными сексуальными сценами, но, главное, сбивает пафос едкими высказываниями и эксцентричными выходками Насельников — древней, циничной, сумасбродной, порою шокирующей (инфантицид у них миллиардолетняя забава и традиция) расы. Эти массивные гантельки на колесах, устраивающие гонки на штормпарусниках в газовой плотной среде местного аналога Юпитера, получились настолько убедительными и по-своему притягательными, что на том же «Фантлабе» Сергей Соболев вообще предположил, что «война… только фон и оживляж для более углубленного описания мира Насельников».

Насельники, надо сказать, хотя и ведут себя странновато и вообще смахивают на иезекиилевские «колеса с глазами», не настолько чужеродны и эксцентричны, как кажется на первый взгляд. То есть, конечно, эксцентричны, но не более чем некоторые персонажи Диккенса. Вообще, эта раса, с их неприязнью к любого рода власти и в то же время повышенной заботой о социальном статусе, с их авантюризмом, твердолобостью, древней историей, любовью к розыгрышам, спортивным духом и равнодушием ко всему, что не входит в их близкое окружение, весьма напоминает английских аристократов. (Бэнкс ведь шотландец — англичане для него те же свои/чужие, что и Насельники для Фассина Таака.)

Даже инфантицид сюда укладывается, если вспомнить, в каких условиях британские аристократы еще недавно держали своих детей, чтобы создать для них «суровую школу жизни». Бэнкса, похоже, вообще интересует проблема допустимого вреда — он рассматривает ее, поворачивая то так, то эдак. «В конечном счете ты платишь деньги за то, чтобы с тобой обращались как с твоими предками, которые всю свою нелегкую жизнь тратили на то, чтобы такого обращения избежать. Это прогресс», — сухо иронизирует одна из героинь по поводу некоей «школы выживания», которую в детстве прошел богатый отпрыск богатого семейства.