Велимир Хлебников называл себя то «воином будущего», то «созерцателем будущего» и совсем уж парадоксально «отцом будущего», а своих соратников-футуристов называл «будетлянами». В одном из поздних стихотворений он создал грандиозную метафору, основанную на «говорящем» неологизме:

Сделал я свайную хату
«Мы – будетляне».
Все это делал как нищий,
Как вор, всюду проклятый людьми.

(Здесь и далее цитаты – по последнему собранию сочинений Хлебникова.)

Многие его тексты, начиная от ранних произведений («О будущем человека», 1907) до поздних («Лебедия будущего», 1918; «Радио будущего», 1921), названия которых говорят сами за себя, буквально пронизаны мыслями о будущем. В утопической статье «Радио будущего» он писал, что радио «откроет ведение бесконечных задач и объединит человечество» и что разнесет по всему миру «дела художника пера и кисти, открытия художников мысли (Мечников, Эйнштейн)». Идея предвидения будущего постоянно интересовала Хлебникова, он развивал ее в своих художественных произведениях и в последнем «ученом труде» – «Доски судьбы» (1920–1922), в котором сообщал, что нашел математическую формулу «основного закона времени».

Об этом Хлебников писал сестре Вере в письме от 2 января 1921 года: «За это время я выковал дрот для борьбы с ним (со змеем. – А.П.) – это предвидение будущего: у меня есть уравнения звезд, уравнения голоса, уравнения мысли, уравнения рождения и смерти».

В письме к своему другу, художнику Василию Ермилову от 3 января он также сообщал об этом: «Открыл основной закон времени», по которому «теперь так же легко предвидеть, как считать до 3».

На следующий день после приезда с Кавказа в Москву, 29 декабря 1921 года, Хлебников выступил вместе со своими соратниками Маяковским, Каменским и Крученых с чтением стихов на вечере во ВХУТЕМАСе. В этот же вечер глава будетлян сделал в альбоме Крученых такую запись об архитектурном проекте, который он обсуждал с создателем зауми:

«Мысль Кр<ученых и Хл><ебникова>. Поручить Татлину построить часовенку для рукописей – хранилище вещей бу-человечества (выделено мною. – А.П.): железный череп, общий чугунный лоб, хранящий наши слова и мысли, чтобы мыши времени не сгрызли их. (29/XII – 21 г.)» (Альбом хранится в музее Маяковского.)

В январе 1922 года, за несколько месяцев до кончины, Хлебников, отвечая на один из вопросов анкеты Всероссийского Союза поэтов, написал: «Искусство будущего». Текст самой анкеты с вопросами не сохранился, но можно предположить, к какому именно вопросу относится этот ответ поэта. Он, видимо, был сформулирован так: «Каким видом искусства Вы занимаетесь?»

В жизни Хлебников всегда довольствовался предельно малым, он считал, что поэты должны «бродить и петь». В одном из ранних стихотворений, ставшем классикой, он обыграл свою фамилию:

Мне мало надо:
Краюшку хлеба
И каплю молока.
Да это небо,
Да эти облака!

И этот минимализм стал не только его кредо, его modus vivendi, но и стал его философией, его миропониманием.

В утопической статье «Мы и дома» (1915) Хлебников разрабатывал проекты городов будущего, где он подробно описал четырнадцать видов различных домов будущего: дома-мосты, дом-тополь, подводные дворцы, дома-пароходы, дом-пленка, дом-остов, дом-шахматы, дом-качели, дом-волос, дом-чаша, дом-трубка, дом-книга, дом-поле, дом на колесах. Он планировал пригласить для разработки проектов этих городов художника Павла Филонова. А Москве будущего он посвятил отдельное стихотворение с соответствующим заглавием.

В книге Хлебникова «Творения», вышедшей к 100-летию со дня рождения поэта, был напечатан его двойной портрет работы Бориса Григорьева, изображающий, вероятно, поэта и музу, – художник назвал его метафорически: «Хлебников в будущем» (1916).

Это будущее, можно сказать, уже пришло – глава будетлян давно канонизирован и признан одним из величайших русских поэтов ХХ века. Вышло два его собрания сочинений – в пяти (1928–1933) и в шести томах (2000–2006), он переведен на многие языки, издано более десяти книг о нем и несколько сотен статей на разных языках, а в Астрахани открыт мемориальный музей поэта и, наконец, издана первая биография Хлебникова под заглавием «Король времени», написанная Софией Старкиной (2005). Выход этой биографии стал значительным событием в хлебниковедении – теперь можно по-новому прочесть и понять некоторые герметические тексты поэта и найти ключи к их интерпретации.

Однако в этой биографии есть белые пятна. Например, мы почти ничего не знаем о женских адресатах его стихов, а поэт влюблялся очень часто и некоторых своих пассий даже включил в члены созданного им утопического общества «Председатели Земного Шара» (1916). Ничего неизвестно о зарубежных членах этого общества. И еще – мы совершенно не знаем, как он отмечал дни своего рождения.

Можно попытаться реконструировать такую ситуацию. Вероятно, Хлебников в такой праздничный день писал стихи или прозу, адресованную, так или иначе, к самому себе. Сохранилось стихотворение «Воин морщинистолобый…», датированное 28 октября 1917 года. Это стихотворение навеяно октябрьскими революционными событиями, происходившими в Петрограде и в Царском Селе, где он тогда находился. Но непосредственным толчком к созданию этого текста послужила найденная нами акварель Филонова «Охотник» (1913), на которой изображен древний охотник, стреляющий в оленей, и которая в «хлебниковские» времена висела в гостиной дома Михаила Матюшина на улице Песочной в Петрограде.

Примечательно, что в основу сюжета стихотворения Хлебников положил мотив древней охоты, изображенный на акварели Филонова, переключив и соединив его с революционными событиями, свидетелем которых он был и которые совпали с его днем рождения. Кроме того, он предсказал падение государства в 1917 году в статье «Учитель и ученик», написанной за пять лет до этого события – в 1912 году. Такие неслучайные для поэта совпадения были, несомненно, для него знаковыми событиями.

Этот же день рождения Хлебников вспоминает в автобиографическом рассказе «Октябрь на Неве», написанном в 1918 году в Астрахани: «Под грозные раскаты в Царском Селе прошел день рождения». Хлебников в новонайденном стихотворении не только отождествляет себя с «воином морщинистолобым» (ср. схожие его автохарактеристики: «воин Разума», «воин чести», «воин истины», «воин времени», «воин духа», «песни воин», «свободы воин»), но и сопоставляет свои даты с «возрастом» Христа – и это характерный для Хлебникова прием. В стихотворении «Письмо в Смоленке» (1917) он вскользь упоминает этот же день рождения, но намеренно сдвигает его дату на один год («Мне послезавтра 33 года»), где соотносит свой возраст с «возрастом» Христа (Смоленка – село возле Царского села. – «НГ»).

В своем дневнике Хлебников кратко описывает другой день рождения, состоявшийся на два года раньше – 28 октября 1915 года, и упоминает о встречах, произошедших в этот день, в частности, рассказывает о встрече с режиссером Николаем Евреиновым: «Заговор в день рождения. Я сказал (Евреинову – А.П.), что не верю, но что был бы самый счастливый заговорщик: «Клянусь, я сыграю Антихриста, если это будет так».

Свой последний день рождения – 9 ноября 1921 года по н.ст. – Хлебников отметил в Пятигорске, и он был, как нам кажется, настоящим праздником – он получил в подарок знаменитый «Гроссбух», куда записывал в последний год свои произведения. Сохранились достоверные свидетельства о том, как Хлебников провел вечер этого дня. Он описан в дневнике тогда еще молодого режиссера и драматурга Николая Виноградова (1893–1967), ученика Мейерхольда. В 1921–1922 годах он вместе с женой Калерией Розовой-Виноградовой (1874–1951) жил в Пятигорске и был ректором Лермонтовского народного университета.

Виноградовы пригласили Хлебникова отметить у них дома свой день рождения и подарили ему в этот вечер бухгалтерскую книгу, так называемый «Гроссбух». В это время Хлебников работал ночным сторожем в Терском отделении Роста. Об этом времени он сообщал своему отцу в письме от сентября-октября 1921 года: «Ночным сторожем я поступил в шутку, после того, как несколько раз приходил ночевать на столе в чужое, но гостеприимное учреждение». Сохранился список штатных сотрудников Терроста, в котором под № 56 указано: «Хлебников Викт<ор>Вл<адимирович>. Ночной дежур<ный>; в 11 арм<ии> предс<едатель> лит<ературной> ком<иссии?>; беспарт<ийный>; ул. Карл<а > Мар<кса>д. № 4 (ГАСК, Р-1140, д. 3)».

Приведем выдержки из дневника Виноградова, относящиеся соответственно к 28 октября и 9 ноября 1921 года:

«28 октября. Пятница. Каля (жена Виноградова. – А.П.) заметила:

– Велимир! Где у Вас махорка?

– В карманах.

– Я сошью Вам кисет. С вышивкой. И подарю… Да, когда Вы именинник?

– День рождения – 28 октября.

– То есть сегодня! – подчеркнул Кистяковский.

– Нет, 28-го по старому стилю.

– А по-новому – 9 ноября… через 12 дней, – высчитал Кистяковский.

Каля предложила:

– Устроим девятого числа праздник Велимиру! Подарю Вам и кисет, и бухгалтерскую книгу для стихов.

– А вино будет? – осведомился Кистяковский.

<…> Прощаясь, Велимир впервые тепло посмотрел на меня и неожиданно попросил:

– Дайте Вашу трагедию. Она в стихах? Я прочту.<…>

9 ноября. Среда.

– Каля! Сходи сегодня. Приведи Велимира.

– Хорошо. Я попрошу Владимира Александровича (Кистяковского. – А.П.) проводить меня.

Вечером я зажег все огни в нашей комнате. Ровно в 6 часов являются Каля, Велимир и Кистяковский. Мы поздравили Велимира. Сегодня ему – 36 лет.

– Возраст Байрона – напомнил Кистяковский.

Каля преподнесла Велимиру бухгалтерскую книгу для стихов и малиновый шелковый кисет для махорки. Велимир забавно раскланивался , словно стоял на эстраде. Мне показалось, что кисету он обрадовался больше, чем бухгалтерской книге.

Усадили Велимира на почетное место. Стол «праздничный», то есть «босяцкий». Но… в центре стола – бутылка прасковейского вина, то есть скверного подобия скверного кагора. (Продажа вина официально была запрещена с 1 августа 1914 года по 1 октября 1923 года).

Пока Каля с Катей (прислугой. – А.П.) хлопотали у примуса, Велимир вернул мне трагедию «Российский Прометей».

– Вы – ясновидец ужаса, – сказал Велимир. – Кто сделал пометки на полях второго акта? Умный человек, тончайшего вкуса. Кто он?

– Александр Блок.

– Я так и подумал.

Каля пригласила за стол. Мы выпили по первой чарке за Велимира… Вдруг Велимир, закинув голову, тихим теноровым звуком стал читать стихи… Впервые у нас!

Где опустило солнце осеннее

Свой золотой и теплый посох…

<…> Кистяковский сказал:

– Так читать нельзя. Вы источите себя до бессилия. В Вас что-то есть пророческое.

Каля спросила:

– Велимир… Вы перепишете для нас?

– Я уже перепечатал на машинке. Ходил в Росту. Сам отстукал.

Он подал желтый лист бумаги. Вытащил из кармана… перо дикобраза и подписал <рядом со> стихами. <…>

Мы много и наперебой говорили о поэзии Хлебникова. Каля спросила:

– Что пожелать на 37 год Вашей жизни?

– Вернуться в Москву и напечатать «Доски судьбы».

Мы выпили за желание Велимира.

А он спросил меня в упор:

– Когда мой вечер?

Я, вспомнив магию его чтения, ответил:

– В следующую среду.

Хлебников был радостно спокоен. Разошлись, как всегда при Хлебникове – в половине десятого.

– Помните: в эту ночь Вы напишете первые стихи на 37 году жизни, – сказала Каля.

Хлебников запахнул свой сургучный халат, напялил буденовский шлем – и ушел в ночную тьму.

Мы долго говорили о поэте. Кистяковский заметил:

– Боюсь, Велимир недолго протянет. Он очень болен. И не жалеет себя…

Мы молча разошлись в полночь».

Здесь нужны некоторые комментарии, которые позволят воссоздать общую картину празднования последнего дня рождения поэта.

Хлебников подарил хозяевам – Николаю Виноградову и его жене – два стихотворения: первое – «Осень», над которым он работал в эти дни, с надписью: «Ясновидцу Ужаса созерцатель Будущего на память о пятигорских вечерах, легких и радостных под знаком Бахуса и тонких, как это перо. Николаю Глебовичу Виноградову Я. Велимир. Отец будущего. 9 – XI.21. Пять гор» . Затем это стихотворение было им переработано в поэму «Шествие осеней Пятигорска». Характеристика Виноградова «ясновидец Ужаса» связана с его трагедией «Российский Прометей» («Царь Петр Великий»), рукопись которой он давал читать Хлебникову, а также восходит к пушкинской характеристике Петра в «Полтаве» («Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен») и в «Медном всаднике» («Ужасен он в окрестной мгле»). Глава будетлян всегда интересовался личностью Петра и в 10-х годах, по свидетельству Давида Бурлюка, написал в 10-х годах роман о Петре, который не сохранился.

Второе – стихотворение «Перед закатом в Кисловодск…», начатое в тот же день – 9 ноября, но законченное на следующий день. Хлебников посвятил его хозяйке, которая, по легенде, была родственницей Лобачевского, с надписью: «Калерии Арсеньевне Виноградовой на (краси<вую>) (скобки) (черта) в день именин, проведенных на Эмировской, 42 от В.Хлебникова (он погиб, не умея писать надписи и посвящения).

Velamir Chlebnikoв. 5 гор.10/ ХI. 21 г .». Первая строка стихотворения – это намек на поездку в Кисловодск на новое место службы.

На дне рождения Хлебникова присутствовал также известный ученый – физикохимик Владимир Кистяковский (1865–1952), который в это время лечился в Пятигорске.

Вечер Хлебникова, назначенный на 16 ноября, был сорван, так как поэт не стал читать стихов, а начал писать на доске математические формулы и рассказывать о «законе времени» – аудитория отказалась его слушать.

В конце декабря этого года Хлебников вернулся в Москву, где пытался издать свои произведения и прежде всего «Доски судьбы».

Через восемь месяцев, 28 июня 1922 года, Хлебников скончался в деревне Санталово Крестецкого уезда Новгородской губернии, которой сейчас не существует.

Поэт и муза. Только вот будущего нет. Борис Григорьев. Хлебников в будущем. 1916. М., ГТГ.

Александр Парнис