Между тем загадкой для историков остаётся и сама личность великого писателя, точнее - его противоречивые отношения с вождём СССР Иосифом Сталиным. Завесу над этой тайной удалось приоткрыть, заглянув в недра архивов

Мастер жил в Кремле?

Начну с маленькой сенсации. Изучая недавно документы 20-30-х годов, я с удивлением обнаружил прямую связь между названием романа «Мастер и Маргарита» и тем, как в Москве в ту пору называли Сталина! Трудно сказать, кто первым назвал вождя «Мастер»… Бухарин ли, подразумевавший под этим, вероятнее всего, «Мастера революции»? Троцкий ли, с юности мечтавший раскрыть тайну «Мастера масонства»? Но факт остаётся фактом: ещё до того, как между собой партийные небожители стали звать Сталина Хозяином, они окрестили его Мастером!

Не исключено, что своим романом Булгаков хотел показать Мастеру-Сталину то, каким (по его представлениям) должен быть настоящий Мастер…»

В свою очередь генсек пристально следил за творчеством Булгакова. Вот что, например, вождь ответил недоброжелателям писателя, критиковавшим его пьесу «Дни Турбиных»:
«...она не так уж плоха, ибо она даёт больше пользы, чем вреда». Потому что благодаря Булгакову весь мир, смотрящий эту пьесу, убеждается, что «даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав своё дело окончательно проигранным…»

Сталин поддержал и новое произведение писателя «Бег», говоря: «…Я бы не имел ничего против постановки «Бега», если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам ещё один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР…» 

В то время вопрос о поездке за границу для Булгакова, НИ РАЗУ не покидавшего Родину, стоял, как никогда, остро. Почему? Ответ простой: менее удачные собратья по искусству под видом требований коммунистической чистоты литературных рядов, а на самом деле в борьбе за место под солнцем, сумели сделать так, что его перестали печатать, а постановку пьес запретили. Даже Маяковский, затравленный этой «братией», вынужден был пустить в себя пулю. Булгаков же стал писать во все инстанции: дескать, если я со своим творчеством не нужен в СССР, то… хотя бы отпустите туда, где могу пригодиться! Однако ответом было глухое молчание до тех пор, пока, видимо, напуганные самоубийством Маяковского (14 апреля 1930 г.) «идейные функционеры» не передали письмо Булгакова от 28 марта 1930 г. Сталину, который вскоре сам позвонил опальному писателю. Судьба Булгакова вроде бы стала налаживаться: ему нашли хорошую работу, стали возвращать на сцену пьесы, делать новые литературные заказы… Однако так продолжалось недолго.

Что же произошло? Совсем недавно вождь сам предложил: «Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами». Но встреча не состоялась, и телефонных звонков больше не было! Большой разговор, в котором Сталин, судя по всему, рассчитывал склонить Булгакова на переход в число своих сторонников, был отменён… Позже (26.07.1931) в письме Вересаеву он напишет: «Год я ломал голову, стараясь сообразить, что случилось? Ведь не галлюцинировал же я, когда слышал его слова?.. Что произошло? Ведь он же хотел принять меня?..» А перед этим письмом Вересаеву 30 мая 1931 г. он написал Сталину:

«…Хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское моё мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам... Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти… Я не избалован разговорами». Почему же Сталин вдруг прервал отношения? Причины оказались до боли обыденными: всё решили дурные слухи и клевета.

«Страдаю припадками»

Сперва гонители булгаковского таланта добились устранения его пьес из всех советских театров. Затем, чтобы Сталин не реагировал на жалобы затравленного писателя, использовали подлый приём - вождя стали убеждать: дескать, на слова Михаила Афанасьевича всерьёз реагировать не стоит, потому что он -  обычный душевнобольной человек… К сожалению, этому способствовал и сам Булгаков, писавший друзьям, знакомым и вообще во все инстанции, в том числе и Сталину, что «серьёзно болен» - страдает сильными психическими расстройствами. Так 30 мая 1931 г. он решается сообщить следующее: «Многоуважаемый Иосиф Виссарионович! <…> С конца 1930 года я хвораю тяжёлой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен…» В. Вересаеву (22.07.1931) он признаётся, что склонялся к самоубийству: «Если бы Вы не пришли и не подняли мой дух, я был уже готов - «поставить точку, выстрелив в себя…»

Между тем проблемы со здоровьем у Булгакова наметились ещё в 1923 г., о чём, разумеется, тоже докладывали Сталину. Сам Михаил Афанасьевич писал тогда так: «Живу я как сволочь -  больной и всеми брошенный…» Не лучше оценивал он своё состояние и летом 1926 и 1929 гг.: «Я сейчас, испытывая головные боли, очень больной... доведённый до нервного расстройства…» Естественно, на здоровье сказалась и травля со стороны коллег. 3 сентября 1929 г. Булгаков написал Горькому: «Всё запрещено, я разорён, затравлен, в полном одиночестве».

Положение начало было меняться после упомянутого звонка Сталина 18 апреля 1930 г. Уже на другой день «М. А. пошёл в МХАТ, и там его встретили с распростёртыми объятиями», но, судя по всему, затаили злобу до удобного случая. 10 мая
1930 г. мхатовское начальство предложило жившему впроголодь Булгакову написать заявление о приёме на работу режиссёром. Однако тут же по чьему-то указанию урезали его возможности для связи с высоким руководством: 1 июня
1930 г. он в отчаянии написал: «У меня сняли телефон и отрезали таким образом от мира».

Но самое страшное ждало его впереди. 7 августа 1930 г. не вылезавший из долгов Булгаков сообщал жившему в Париже родному брату Николаю: «…Какие-то сукины сыны распространили слух, что будто бы я получаю по 500 рублей в месяц (тогда это были большие деньги. -  Авт.) в каждом театре. Вот уже несколько лет, как в Москве и за границей вокруг моей фамилии сплетают вымыслы. Большей частью злостные». Начали шушукаться:  Булгаков не только душевнобольной, но и… морфинист, который не представляет уже жизни без наркотиков! А ещё, мол, писатель «одержим одним желанием -  уехать за границу». Дескать, он передал за кордон пьесу «Зойкина квартира», которую недавно запретили показывать в советских театрах и которую Булгаков специально переделал по запросам Запада -  для чего представил в самом чёрном свете образы Ленина и Сталина…

«В паспортах отказано»

Разумеется, подобные слухи не могли не дойти до Сталина. Судя по всему, именно по этой причине он  отказался от намерения встретиться с Булгаковым. А писатель, узнав, что заграничные переводчики  исказили его пьесу «Зойкина квартира», 31 июля 1934 г. обратился с письмом на Запад: «В первую очередь прошу Вас исправить то искажение моего текста, которое находится в первом акте… Слóва «Сталин» у меня нигде нет, и я прошу вычеркнуть его. Вообще, если где-нибудь ещё по ходу пьесы вставлены имена членов Правительства Союза ССР, я прошу их вычеркнуть». Однако исправлять ситуацию было уже слишком поздно: Сталин был шокирован всем тем, что ему наговорили о Булгакове.

...В конце апреля 1934 г. Булгаков подал заявление, в котором «испрашивал разрешение на двухмесячную поездку за границу в сопровождении… жены Елены Сергеевны Булгаковой». И уже 17 мая ему сообщили, что «относительно вас есть распоряжение», и что платить за паспорта не надо, так как для Вас «паспорта будут бесплатные»... и буквально завтра! Но... неожиданно выдачу паспортов стали откладывать со дня на день, а 7 июня вдруг без объяснений было заявлено, что в паспортах отказано... Причём Булгакову сказали: «Вы сами понимаете, я не могу вам сказать, чьё это распоряжение…»

Так между Булгаковым и Сталиным пробежала «чёрная кошка», доставленная разведкой НКВД, осведомлённой во всём, что готовилось против СССР на Западе, - с лёгкой руки «творчески подошедших к делу переводчиков»...

«Накрылась» и постановка пьесы «Бег» во МХАТе. А ведь были все надежды, что она выйдет, о чём ещё 14 сентября 1933 г. Булгаков написал в Париж: «В «Беге» мне было предложено сделать изменения (см. выше предложение Сталина на этот счёт! -  Авт.). Так как изменения эти вполне совпадают с первым моим черновым вариантом и ни на йоту не нарушают писательской совести, я их сделал».

На лето 1935 г. был намечен Международный конгресс писателей в Париже. Среди ведущих советских литераторов возникла обычная по такому случаю склока: кому важнее поехать?! Примечательны следующие строки из письма А. Щербакова (поставленного от имени партии курировать советских писателей) Горькому от 15 мая 1935 г.: «Шолохов попросил
т. Сталина освободить его от поездки в Париж. И. В. дал согласие и предложил наметить другого кандидата. И. В. также дал согласие включить одного делегата белорусской литературы». Булгаков в список не попал… 

…Так Сталин разочаровался в авторе «Мастера и Маргариты». Так Булгаков разочаровался в Сталине… Правда, на исходе жизни писатель попытался сделать шаг навстречу советскому вождю, сочинив к его 60-летию в 1939 г. пьесу «Батум» о героическом революционном прошлом молодого Сталина. Но Сталин её не принял. Впрочем, не без ведома вождя Фадеев навестил тяжело больного Булгакова примерно за месяц до смерти и обсудил с ним возможность «поездки на юг Италии для выздоровления»…

Николай Добрюха