В Перми завершился III поэтический фестиваль «Слово/Nova». О том, каково место Перми на литературной карте, какие плоды дала пермская культурная революция и как относятся пермяки к «московской» интервенции, обозреватель «МН» Наталия БАБИНЦЕВА поговорила с поэтом, руководителем пресс-службы музея PERMM и куратором фестиваля Андреем РОДИОНОВЫМ.

— Ты уже год работаешь в Перми. И второй раз курируешь литературный фестиваль «Слово/Nova». Характерные черты этого города?

— Пермь — город технической интеллигенции. Сюда во время войны перебралось много москвичей и питерцев. С одной стороны, Пермь — город, внимательный к мелочам, с другой — сварливый и подозрительный к чужим успехам (что вообще интеллигенции свойственно). Здесь не пользовался успехом Алексей Иванов, пока не переехал отсюда. Нина Горланова, значимый пермский прозаик, тоже мало популярна среди местной интеллигенции. Сложный город, но читают здесь очень много и многих знают.

— Каково место Перми на современной литературной карте?

— Пермь собирает и хранит. Таково уникальное свойство Пермской земли — вбирать и сохранять. Здесь сохранилось и иранское серебро эпохи Сасанидов: то, что в Эрмитаже выставлено, найдено тут. Римские монеты находят. Пермский звериный стиль. Уникальные деревянные скульптуры идеально сохранились. Вот в этой галерее, где мы сидим (Пермская художественная галерея. — «МН»), великолепная коллекция малых голландцев. Пермь все хранит. Она и современную поэтическую традицию сохранит. Местные люди все замечают и имеют в виду — актуальную литературу в том числе. При этом они по-хорошему консервативны и трепетно относятся к своим традициям. Пример: в Пермском зоопарке 46 лет жил слон. С этим слонов выросло несколько поколений пермяков. А во время фестиваля «Белые ночи» в июне он вдруг умер. Пермякам фестиваль устроили, знаменитых музыкантов привезли, а у них слон Джонни умер. И это событие перекрыло все остальные. Какая может быть культурная революция, если Джонни умер?

— Расширение социального пространства фестиваля «Слово/Nova» — выступления в школах, интернатах, тюрьмах, с чем связана эта тенденция?

— Во-первых, публики не хватает: мы не настолько раскрутились, чтобы собрать всех. Я боюсь, до окраин наша реклама даже не добралась. Для меня важнее были школы, а не тюрьмы. Но директора как-то не очень активно пошли навстречу: всего две гимназии откликнулись. Я считаю, что выступления на периферийных площадках привлекают внимание к центральным событиям фестиваля. Что касается новых социальных территорий, тех же тюрем, это важно для самих поэтов. Для сидельцев — это приятное развлечение, а вот поэты всерьез волновались, спрашивали, подошли ли наши стихи? Все стихотворения проходили предварительный отбор у администрации.

— Недовольство местного населения московской культурной интервенцией продолжается?

— Марату Гельману достаточно было как-то обсудить сложившуюся ситуацию с местной интеллигенцией. Пермские люди очень подозрительные, им мало одного лишь художественного порыва, они скажут: «Ну и что с того, что ты нам столичных звезд привез. Ты это с нами сперва обсуди, а мы уже решим, как к этому относиться». Публику надо выращивать: ездить по школам, по районным библиотекам. Гельман этим активно занимается: организует выставки в Березниках, в Чайковском. Через пять лет это принесет первые плоды, а через десять появится подготовленная аудитория.

— Насколько эффективен метод привлечения московского менеджмента? Это ведь тоже обижает местную публику: то, что худрук театра работает на аутсорсинге, то, что кураторами фестивалей выступают москвичи. Ты сам человек из московского пула. В Туле, к примеру, пошли по другому пути: там к организации всех событий привлечена местная молодежь. И они прекрасно справляются.

— Мне кажется, можно разумно совмещать обе модели. Пермский фестиваль «Белые ночи», к примеру, специально построен Гельманом без центрального менеджмента, им занимаются только местные кадры. Но вот крупные художественные проекты масштаба «Русского бедного» делают московские кураторы. Когда что-то организуется в первый раз и механизм еще не запущен, безусловно, требуются столичные кадры с опытом и связями. Причем второе даже важнее.

— Местные художники тоже обижаются. Они считают, что их обходят вниманием, импортируя московское искусство.

— А вот это неправда. Фестиваль «Белые ночи» взращен здесь и в городах культурного альянса. Выставка «Искусство против географии», которую в Москву возили, тоже полностью местная. Безусловно, всегда найдутся обиженные — те, кого кураторы не отсмотрели и обошли своим вниманием. Механизм отбора нигде не совершенен.

— Для того чтобы приблизиться к совершенству, нужны не только культурные стратегии, но и образовательные программы. Как с ними в Перми?

— К примеру, Эдуард Бояков (куратор фестиваля «Слово/Nova», театральный, музыкальный и кинопродюсер, режиссер, педагог, артдиректор пермского театра «Сцена-Молот». — «МН») очень хотел открыть здесь факультет, который выпускал бы театральных менеджеров. Но получил отказ на самом высоком уровне. Образовательная система очень консервативная: внедрить какие-либо новшества почти невозможно. Поэтому образованием надо заниматься на своей территории, а не на территории вузов, где заправляют чиновники. И этим в музее PERMM и в Пермской художественной галерее давно озаботились: на «Чердаке» работают детские студии, регулярно организуются мастер-классы, волонтерская деятельность очень развита. Это дает результат: к примеру, на последнюю лекцию московского искусствоведа, специалиста по современному искусству Евгении Кикодзе пришли пятьдесят бабушек.

— А ты сам как-то работаешь с местными кадрами?

— В этому году у меня был первый опыт: я возил местных поэтов Славу Дрожащих, Антона Бахарева и Ивана Козлова в Москву на международную биеннале поэтов. Ты знаешь поэтическую публику: очень ревностное отношение к новичкам, редко кого принимают с первого раза. А их восприняли очень хорошо.

— В рамках «Слово/Nova» ты проводил всероссийский финал поэтического слэма — состязания поэтов, где победителя выбирает публика. У тебя большой опыт, ты проводил слэмы в десятках городов. Пермская публика — она какая?

— Нервная. И очень честная.

Фото: gallery.vavilon.ru

Наталия БАБИНЦЕВА