Литература online от Сергея Белякова. Каминский предлагает нам историю Эдварда Хайда, который никогда не был Генри Джекилом. Петербургский писатель переиграл классическую повесть Стивенсона: здесь первичен «мистер Хайд».

Почему слабые, беспомощные романы и повести попадают в финалы престижных премий. Почему хорошие книги остаются незамеченными?

Едва ли не каждый критик задаёт этот вопрос. А писатель и подавно.

Неизвестный писатель

Год назад появилась новая книга питерского писателя Евгения Каминского. В сборнике рассказ, две повести и роман.

Рассказ «Неподъёмная тяжесть жизни» — самый недооценённый текст последних лет. Рассказ, вызывающий в памяти «Смерть Ивана Ильича», не получил ни одной премии. Литературные обозреватели его пропустили.

Повести («Порядок вещей» и «Мерзлота»), на мой взгляд, неудачны. Роман «Легче крыла мухи», подаривший название всей книге, должен был стать бестселлером.

Каминский написал увлекательный роман, который не хочется откладывать прежде, чем дочитаешь.

В наши дни не стремятся писать увлекательно. Искусство сюжетосложения постепенно уходит из «высокой» литературы. Творения многих серьёзных и качественных литераторов напоминают манную кашу, которая вылилась из кастрюльки, затопила плиту. К потреблению не годна, но назад, в кастрюльку, уже не вернёшь.

На таком фоне мастерство Каминского, казалось бы, не заметить нельзя. Слова у него, как музыканты в оркестре у хорошего дирижёра, каждый вступает в нужный момент, не нарушая гармонии.

Пролог — картина эпохи на четырёх страницах, подобно увертюре, настраивает на нужный лад, создаёт настроение, готовит читателя к «представлению».

Нет случайных эпизодов, нет героев, заскочивших на страницы как будто из другого романа, все нити сходятся в руках кукловода.

Отдельные фрагменты напоминают стихотворения в прозе.

По роману Каминского несложно написать сценарий для хорошего сериала: интрига и сюжет — на уровне первосортного детектива. До самого конца не ясна судьба героев. Есть мистика, криминал, колоритные типы.

Казалось бы, вот он, бестселлер. Почему же богатые и престижные издательства не рвут из рук автора рукописи, а кинематографисты не ссорятся за право экранизации, отпихивая друг друга хвостами и лапами? Почему молчат литературные обозреватели?

А где же мафия?

Евгений Каминский — опытный литератор, автор нескольких поэтических сборников и восьми (!) романов. Его печатают «Звезда», «Нева» и «Волга». Но не каждый литературный критик знает это имя.

Не надо винить всесильную «литературную мафию». Это всё сказки для неудачников. Наш литературный мир многолик: писатели, критики, издатели слишком своеобразны, неуживчивы, завистливы и агрессивны, чтобы составить мафию.

Литературный мир раздроблен. Конфликты интересов, честолюбий, эстетических и политических взглядов разорвали его на множество мелких кусочков. Какая уж тут мафия!

Издатель, редактор, критик готовы молиться литературному богу, чтобы тот подарил им нового перспективного автора.

Почему же не замечают писателя состоявшегося, профессионального, талантливого?

Прежде всего у Каминского нет имени, нет репутации. Современный писатель создаёт себе репутацию заранее, ещё делая первые шаги. Прилепин, кажется, предпочитал отделке собственных текстов работу с хорошими фотографами, создавая «зримый образ» крутого писателя-революционера — для обложек. Результат налицо.

Олег Лукошин собственным имиджем тоже не пренебрегает. Многие стали читателями его блога «Мочилово» прежде, чем взяли в руки номер «Урала» с «Адом» или «Капитализмом».

Об имидже думают не все. Писатели старой школы пользуются честно заработанной репутацией, со временем получая призы за прошлые заслуги: Леонид Юзефович, Леонид Зорин, Людмила Улицкая.

Но Каминский своей очереди ещё не дождался. Слава задержалась в пути или вовсе ушла в другую сторону.

Есть у прозы Каминского изъян, который может оттолкнуть читателя: пламенная ненависть автора к богатеньким гражданам. Мира олигархов, предпринимателей, банкиров и даже успешных художников и актёров Каминский не знает, точнее, не хочет знать. Богатенькие так и остались для него «новыми русскими», которые лишь сменили красные пиджаки на смокинги.

Именно ненависть испортила обе его повести, лишила художественной достоверности. Например, герои повести «Мерзлота» — два друга,Алёша Козлов и Аркаша (Аркадий Михайлович). Алёша с детства — лидер, умный, сильный энергичный человек. Аркаша — его «хвост», его ведомый. В новое время они почему-то поменялись ролями: Аркаша — политик и бизнесмен, Алёша — лузер, у которого нет ни денег, ни связей, а единственным близким ему человеком оказывается бывший уголовник. Куда же исчезла предприимчивость Алёши?

Неприязнь к богатым, казалось бы, должна сблизить Каминского с публицистикой «Нашего современника». Но в нишу почвеннической, а тем более «революционной» литературы проза Каминского не попадает. Он не призывает к революции, не идеализирует Советский Союз. Все его богачи — бывшие партработники, гэбисты, стукачи или их дети.

Как ни странно, успеху Каминского мешает и его собственный профессионализм. Он слишком увлекательно пишет. Приключенческая проза — фи, это же низший сорт! Вот если нет ни сюжета, ни действия, ни героев, а есть только «насилующий всех и вся текст», то перед нами вроде как «интеллектуальная проза», «качественная литература», «высокая словесность».

Ещё несколько лет назад критики всерьёз утверждали, будто в наши дни настоящая литература — это non fiction, а всё остальное — беллетристика. Впрочем, и теперь к беллетристике причисляют, например, прозу Людмилы Улицкой.

Приключенческий роман и сейчас востребован, но у него другой читатель, и этот читатель требует от автора совсем иных декораций: Парму сказочного XV века, Хогвартс или Средиземье. Петербург девяностых, мир богемы, бомжей и ментов, его вряд ли устроит.

Футляр и скрипка

Каминский пишет о лишних людях. Нет, не о скучающих бездельниках XIX века, которыми изводили школьников многих поколений. Герои Каминского — люди, выброшенные из колеи новым временем, не нашедшие себя в новой России. Неудачники, пенсионеры, беззащитные, пусть и наделённые талантом, люди и просто слабоумные:

«Такой ненужный человек, как он [олигофрен Туту-меме], мог жить только с ненужными вещами. До конца не получившийся, неполный, словно по недоразумению существующий среди людей, здесь, среди отработанных предметов, он был своим. Его не знавшая подтекста душа могла без усилия обитать только в стороне от мира, на его обочине, среди хлама и мусора <…> в том веществе, на которое мир более не претендовал» («Мерзлота»).

Проза Каминского — христианская, но не церковная. Его книги не станут продавать в церковных лавках. Слишком много жестокости, насилия, много неполиткорректных, с точки зрения РПЦ, эпизодов: церковный староста разъезжает на BMW, церковные нищие побивают камнями праведника, Слово Божие народу несёт даун.

Но и светским интеллектуалам писатель не придётся ко двору. Антиклерикализм стал для них обязательным аксессуаром, вроде галстука. Сначала в Европе, теперь и в России. А в книге Каминского слишком много Бога.

Христианин Каминский не может не морализировать. Этого и подавно не любят. Мораль изгнана за пределы искусства, художнику не писан даже Уголовный кодекс. Жалость, сострадание для него — анахронизм.

Главная идея Каминского — противопоставление духа и плоти. Один из героев романа, гениальный художник Тихолаз, в сытости и распутстве забывает о творчестве, деградирует, превращаясь едва ли не в животное.

Лучшие картины Тихолаз пишет уже бесправным бомжем по кличке Профессор, свой последний шедевр он создаёт перед смертью, почти утратив, истончив телесную оболочку:

«В его выдубленном теле, как в футляре скрипка, таилась трепетная душа — молчаливая, упорная птица, ищущая небо».

Конечно, так не бывает. Годы пьянства и разврата уничтожат любой талант. Но ведь «Легче крыла мухи» — вещь нереалистическая. Павел Крусанов, один из немногочисленных, увы, читателей Каминского, назвал его роман «фантасмагорическим».

Фантасмагоричность оправдывает и одномерность героев, и нереалистичность ситуаций, и отсутствие полутонов. Чеховская традиция определённо не близка Каминскому. Он любит резкий контраст и чёрно-белый фон.

Каминский предлагает нам историю Эдварда Хайда, который никогда не был Генри Джекилом. Петербургский писатель переиграл классическую повесть Стивенсона: здесь первичен «мистер Хайд» — Эдуард Рубель, делец от искусства, прикинувшийся художником. «Доктор Джекил» — Рубель-художник, смелый и честный человек, вылупится из плоти Рубеля-дельца. Один эксплуатирует безответного Тихолаза, другой его прославляет.

Автор развёртывает метафору — выпасть из времени. Рубель выпадает из времени, меняет природу собственного «я», превращаясь в свою противоположность. В смерти Тихолаза и в новой жизни Рубеля дух побеждает плоть, а перед изумлёнными зрителями появляется картина, без которой мир был бы неполон:

«Ведь и крыло мухи имеет вес, а у Бога весы точные».

Сергей Беляков  

Фото: muzyr.ru