- Александр Витальевич, 20 лет "Фолио" и почти 20 - независимой Украине. Можно сравнить и провести параллели в развитии страны и книжного бизнеса в ней?

- Мы начали в 1990 году и успели чуть-чуть зацепить хвост того, еще советского, книжного дефицита. Первые книги печатались тиражами 200, 100, 50 тысяч.

Авторское право существовало очень условно на рынке. Большими тиражами издавались книги иностранных авторов, и даже переводчики не всегда об этом знали. Главным было – лишь бы книжка была хорошая, а как она продастся, никого не волновало, потому что раскупалось все.

Это был рынок продавца, а не покупателя. А в начале 1993 года пошел обратный процесс: тиражи упали до 3-5 тысяч. И огромные партии, напечатанные перед этим, у всех "зависли" на складе. При том, что курс купона и гривны падал, а цены на старые книжки оставались прежними, и все равно рынок "стал". Этот период продолжался до 1999-2000 года, подстегнутый российским дефолтом 1998 года. Издательства не могли найти себе места на рынке, и количество их резко сократилось.

И вот к концу 1999 года, когда у всех было очень плохо, сформировался совершенно новый рынок. С 2000 года можно отсчитывать рост украинского книжного рынка. Покупатель начал понимать, чего он хочет, а выжившие магазины стали работать на рыночных основаниях, а не путем откатов, взяток государственной книжной торговле, которая на этом свое существование прекратила.

Для нас этап с 2000 года продолжается по сей день. Мы сформировали издательские программы, которые конечно меняются, но остаются неизменными с точки зрения направлений. Это зарубежная и украинская классика на украинском языке, украинские авторы, которые пишут и на русском, и на украинском языке. И большое количество изданий классики на русском языке в разной степени подарочности: от миниатюр и до очень дорогих книг по 10 и более тысяч долларов для разного типа покупателей.

Думая о будущем, мы не ожидаем большого подъема. Но есть и плюсы. Россияне постепенно уходят с украинского рынка. Поэтому значительная доля наших проектов оказались вне конкуренции. Растет доля прямых продаж "Книга-почтой", интернет-магазин, больше людей приходит в магазины в Харькове, Киеве и Львове. Думаю, если хватит силенок и денег, о примерно двукратном увеличении наименований книг
.
- Появление Интернета сильно изменило Ваш бизнес? Многие люди уже привыкли скачивать книги из Сети.

- Ситуация с чтением в интернете весьма загадочная. Вы, наверное, знаете, что в США регулярно проходят судебные процессы между Google и либо издателями, либо авторами. Одна авторская ассоциация, например, согласилась на определенных условиях отдать права выкладывать книги в Сети, другая отказалась. Некоторые авторы вышли по этой причине из ассоциации. В общем, много там конфликтов. Но это говорит о том, что англоязычный книжный рынок в Интернете имеет взаимосвязь с авторским правом. Пока не разрешат, не опубликуют. А если опубликуют без разрешения, то, наверное, изымут. А если не изымут, то, наверное, значительная часть потребителей не будет этим пользоваться.

У нас пока не существует законодательной базы, связанной с публикацией книг в Интернете, во-вторых, даже если она появится, не существует правовых механизмов борьбы с незаконным размещением в Сети. И третье, я как издатель до сих пор не знаю, чего больше от этого: вреда или пользы? Рекламы бумажных книг или ущерба от того, что кто-то прочитал?

- Как за двадцать лет изменились отношения автор-издатель?

- В начале 90-х авторы были вообще никому не нужны. Издатели издавали что-то переводное, платя только переводчикам. А если говорить о 15 лет назад, то ситуация прошла от момента, когда авторы были не очень интересны издателям, до того момента, когда издатели за них боролись. А сейчас авторы снова мало интересны. Теперь ищут бесправные книжки, либо имеют постоянных авторов, которым платят докризисные гонорары. И, скажу честно, на сегодняшний день выгоднее издать еще одну книжку Пушкина. Мы лучше расширимся за счет нехудожественных книжек или классики, тем более что интерес к классике в кризис резко вырос.

- Вы работаете с рукописями новых, неизвестных авторов?

- Нет. К сожалению, опыт показывает, что на 99% - это графомания. Держать людей на зарплате, которые будут читать горы рукописей, чтобы найти одно золотое зернышко, мы не в состоянии.

- Не боитесь пропустить "звезду"?

- Я сторонник точки зрения, что талант всегда пробьется. На Украине есть литературные конкурсы для молодых, такие, как "Коронация слова". Я там 7 лет в жюри и читаю все, что в финал выходит. И потом, есть активные авторы, которые не удовлетворяются тем, что посылают рукопись вслепую, они находят возможность обратиться в издательство и себя прорекламировать.

- Наши родители читали, книги стояли в советском полированном шкафу. Теперь время "покетов", одноразовых книг?

- В советское время книга была носителем примерно в равной степени материальных и духовных ценностей. Собрание сочинений Стендаля было знаком престижа.

Сейчас любую книжку можно найти. Появилась альтернатива книжному накоплению. Думаю, по мере взросления нынешней молодежи, у них все чаще будет появляться желание купить и поставить в шкаф любимые книги в хорошем издании. Останутся все те же книжные полки, только в ином наполнении, то есть времена собраний сочинений социально активного покупателя книг прошло. Оно осталось для покупателя из районных центров, малых городов и сел. Это покупатель другого типа, которому раньше не хватало книг, поскольку в райцентре негде было купить собрание сочинений Булгакова.

- "Фолио" издает много иностранных авторов. В Украине уже есть квалифицированные переводчики?

- Советская школа перевода была очень сильной. Безусловно, эти люди знали иностранные языки. Но большая часть из них никогда не бывала в тех странах, о которых идет речь, и не знала реальных обстоятельств, в том числе и словоупотребления.

Я могу вам привести пример. Генрих Бёлль – большой друг Советского Союза. В советское время практически все его книжки изданы. После 1995 года Фонд Белля заказал исследование его переводов на русский язык. И выяснилось, что переводы не учитывают реалий немецкого языка, сложившихся в 60-70-е годы, потому что переводчики знали немецкий язык 40-х годов и все, что было потом, переведено неправильно. Показательный момент из этого отчета. Переводчик не понимал, что герой живет в большой квартире, где мало людей живет на большом пространстве, и она описана как комната в коммуналке. Все слова правильные, но потерян полностью смысл. К тому же оказалось, что по требованию цензуры все католические ценности были заменены социалистическими, и это был отход от текста Белля. А этого не заметил никто, потому что не знали оригинала.

Следующего, постсоветского поколения переводчиков почти нет. К сожалению, для многих языков их критически недостаточно. Хороших. Мы не смогли найти хорошего переводчика с китайского на украинский. Переводим китайские тексты через русский язык. Не можем найти переводчиков с эстонского, финского, шведского, норвежского. Но при этом есть очень хорошие переводчики с японского, португальского, итальянского, то есть тоже с не самых распространенных языков.

- Умер Джером Сэлинджер. Украинские издательства претендуют на его, как пишут СМИ, огромный архив неизвестных произведений?

- Смерть Сэлинджера застала нас в процессе завершения переговоров по договору о переводе на украинский язык книжки "Над пропастью во ржи". Называться она будет "Ловець у житі", если новые наследники подтвердят договор, который фактически уже согласован. В частности, среди требований Сэлинджера, которые от его имени агент высказывал, были: отсутствие любых комментариев, любых статей об авторе, биографий, фотографий, прямая калька в виде названия. Определенное соотношение размеров шрифтов, фамилии автора, названии книги на обложке и множество других требований

А если те мифические рукописи, о которых все говорят, появятся, то у нас есть право договариваться с наследниками о переводе на украинский язык этих книг. И мы будем спешить, чтобы быть первыми.

- Вы верите, что рукописное наследие Сэлинджера существует?

- Верю. У него было 45 лет для того, чтобы втайне от публики литературным творчеством заниматься. Дочь его говорила о том, что он на каждой рукописи оставил пометку, каким образом с ней поступать: эту рукопись можно редактировать, эту запрещено, эту нельзя издавать в сборнике и т.д.

- Оформление ваших книг часто делает их похожими на книги "для взрослых". Знаменитая Комиссия по нравственности не беспокоила еще?

- На украинском рынке нет прецедентов запрета той или иной книги. Комиссия, безусловно, может нести потенциальную угрозу для книжного рынка, если будет что-то запрещать, но, скорее всего, если будет запрещать, то это может быть воспринято как реклама издательства.

Зато несколько недель назад нас порадовала российская таможня. В России книги облагаются пошлиной 10%, а книги рекламного и эротического характера облагаются по ставке 18%. В Украине книги те же самые имеют ограничения. Обычные без НДС, а рекламные – 20%. Наше издание "Озорной Лермонтов" было обложено российской таможней по полной ставке НДС. Хотя я могу сказать, что все опубликованные в ней стихотворения поэта попали в сборник исключительно из классического собрания сочинений. Следуя этой логике, собрание сочинений Лермонтова тоже должно облагаться НДС как эротическая литература.

- Ваше отношение к недавнему скандалу с давно сгоревшей книгой Евгения Кушнарева?

- Это сложная тема, но я хотел бы высказать свою точку зрения. Во-первых, книга Кушнарева, которую сжигал или не сжигал Сергей Жадан, издана "Фолио". Сам Жадан тоже является нашим автором. Писатель пытается быть максимально далеким от политики. И книжный бизнес не должен быть в политике при том, что мы работаем с политиками и издаем политическую литературу. Это - коммерческая деятельность для "Фолио". И мы даем возможность представителям разных политических взглядов эти взгляды высказывать. На сегодня "Фолио" не имело проблем в связи с тем, что мы печатали книги того или иного политика. В том числе и против того или иного политика.

Конфликт надуманный. Любой человек имеет право сжечь то, что он считает нужным. Но сжигание той или иной книги вызывает ассоциации с кострами инквизиции и для меня как для издателя является неэтичным, как минимум.

Безусловно, есть способы высказывания недовольства политиков друг другом или писателями политиков и наоборот. С одной стороны, не являются уголовно наказуемыми действия Жадана по сжиганию книги, и не является противоправным действие мэра, который финансирует муниципальную премию. Это должно регламентироваться Положением о премии, кто имеет право включать, а кто выключать. Думаю, правильно было бы дать возможность экспертам принять решение, заслуживает книга премии или нет, а не связывать одно действие с другим.

Кстати, уже после гибели бывшего губернатора мы печатали книгу Андрея Кокотюхи, который в книге "Под прицелом" расследует пять версий трагической охоты в Изюмском лесу. Книга продается хорошо, и не только в Харькове.

- Вы когда-то говорили, что мемуары Ющенко станут бестселлером.

- Ему было передано мое желание издать такую книгу. Но мы еще не знаем развития событий. Прекратит ли Виктор Андреевич политическую карьеру или станет премьер-министром?

- Когда выходят книги о политиках, вы их с ними согласовываете?

- Нет. Книжка того же Андрея Кокотюхи о Тимошенко с ней не согласовывалась ни в каком виде. Книга Кости Бондаренко о Кучме. Материалы для нее он брал у окружения бывшего президента, но не согласовывал текст. Презентуя это издание, мы не смогли заполучить Леонида Даниловича, но Леонид Макарович (Кравчук) на презентации был.

Есть еще одна практика, когда политики не сам пишет книгу, а вместе с журналистом, и фамилия журналиста пишется на обороте титульного листа. Эта практика еще не прижилась у нас, но не вижу причин, чтобы ее не было.

- Недавно умер украинский классик Павел Загребельный, Почему "Фолио" так много издавало книги этого, в общем, советского автора?

- Загребельный был очень современным человеком. Он не остался в советском времени и все книги, которые он писал после 1991 года - совершенно современные. Его роман "Брухт" это жесткая критика режима, который существовал в Украине при Кравчуке и Кучме: там и отмывка НДС и взятки и разрушение системообразующих предприятий. Очень современная книжка.

Вторая книга Сергея Жадана у нас вышла с предисловием Загребельного. Из прежних книг Загребельного не оказалось ничего, что требовалось бы вычеркивать, чтобы современный читатель не возмущался какой-то пропагандой. И это при том, что он, будучи на вершине советской писательской номенклатуры, ни разу в жизни не подписал ни одного письма против диссидентов. Ни одного письма, осуждающего того или иного писателя. Да, он рассказывал, что иной раз приходилось хитрить, не приходить на собрания. Но это не значит, что ради каких-то благ он поступался принципами.

- Но этих принципов он публично и не высказывал...

- Есть единственный пример из молодого Загребельного и единственный из Загребельного - литературного чиновника, когда он входил в конфликт с властью. Первый роман "Зло" - это последнее, что мы выпустили при его жизни с его предисловием и в исправленном им варианте. Он вышел в 60-е годы под названием "День для прийдешнєго". Суть была в критике строительных взглядов советской власти о том, что надо строить типовые "хрущевки", а архитектура и удобства – не нужны. С сегодняшней точки зрения - мягкая критика. Но там был большой эпизод, связанный с тем, как люди возвращались из концлагерей немецких и попадали в советские. Описан фильтрационный лагерь, куда попадали советские офицеры и после этого уже не возвращались в семьи. Естественно, в советское время все эти эпизоды были исключены цензурой и даже заменено название. После этого он перестал быть главным редактором "Литературной Украины", в которой впервые опубликовал украинских поэтов-шестидесятников.

А второе столкновение с советской властью было в 1984 году, когда он написал роман "Південний комфорт". Роман вышел в журнале "Вітчизна", после чего был переведен на русский язык и должен был выйти в издательстве "Советский писатель". Директор издательства, прочитав перевод, написал письмо в Генеральную прокуратуру СССР. Это был единственный случай в истории советской литературы, когда на коллегии генпрокуратуры обсуждалось творчество писателя, потому что в этой книге все отрицательные герои – прокуроры. И описаны ситуации, абсолютно не отличающиеся от той, что происходит в современном обществе.

Результат: набор книги был рассыпан, она была запрещена к печати, журнал "Вітчизна" был изъят из библиотек Украины, а Загребельный перестал быть Председателем союза писателей Украины и после этого уже не вернулся к должности литературного чиновника. Ему должно было исполниться 60 лет, готовился указ о присвоении ему звания Героя Социалистического труда, указ так и не вышел. Не помогла даже его дружба со Щербицким. Настолько жестко был поставлен вопрос в Москве, а изъятия делать из текста он отказался.

- Что это было со стороны Загребельного - попытка суицида? Разве председатель СП Украины не знал, что его роман не выпустят?

- Первый роман он писал в 1964 году, когда заканчивалась оттепель. Может быть, были надежды на перемены. И потом, он сам прошел фильтрационный лагерь. И я помню, как Павел Архипович беспокоился, чтобы в переиздании в романе каждое слово было таким, каким он написал его тогда. И мы восстановили весь исправленный цензурой текст.

- Вы перевели на украинский книжки Акунина. В чем, на ваш взгляд, секрет его успеха?

- Мы с ним познакомились задолго до того, как он стал Акуниным. Он был совершенно замечательным, по своему влиянию на редакционную политику, ответственным секретарем журнала "Иностранная литература". Акунин - превосходный переводчик с японского и редактор с английского. Джон Фаулз, Малькольм Брэдбери, которые издавались у нас, это во многом результат работы незаметного редактора, а не только переводчика, и этим редактором был Чхартишвили.

Это прекрасный литературный критик, который может составить прекрасную серию. И знающий, что нужно читателю. Из этого всего вырос Акунин, который понимает японские реалии, издательский рынок, знает цену читателю, что он хочет и как. И поэтому он изначально создавал сам себя как литературный проект. Не издательства создавали его, а он создавал себя. Он имеет свою технологию написания книг: долго думает, собирает мысли и материалы, формирует сюжет, а потом садится и пишет по 20 страниц в день. Но по четкому плану, не отвлекаясь ни на что другое. После этого он занимался пиаром этой книжки по своему плану, выбирал актеров по договоренности с кинокомпаниями, писал сценарии.

Он очень прагматично относился и к созданию образа. Сначала был Б. Акунин. Потом Борис, потом стало понятно, что это Григорий Чхартишвили. И я полагаю, что он задолго до того построил и план романов, которые должны выйти. Это человек, который невероятно подкован в области издательского бизнеса и японской культуры, России времен его героев, и у него очень сложно найти какие-то исторические несоответствия.

- Давайте вернемся к политике. А если Арсен Аваков напишет книжку?

- Я бы издал. И Добкина книжку издал бы. Мы регулярно политикам делаем предложения.

Я очень доволен сотрудничеством с Дмитрием Табачником. Вышла книжка об убийстве Столыпина. Эта тема, которой он как историк занимался в 90-е годы. И следующая - об убийстве Петлюры. Табачник - один из самых рыночных авторов на сегодня для Украины. Он единственный из политиков, который является острым политическим публицистом. Было бы 15 таких авторов, они бы все хорошо продавались.

Хотя на презентациях таких книг у нас часто возникают конфликты. Покупатели могут устроить скандал во Львове или Харькове из-за книг, которые мы издаем. Год назад издали книгу о Степане Бандере. И она хорошо продавалась. Потом чуть хуже, а сейчас снова два-три экземпляра каждый день, так что Виктора Андреевича (присвоившего ему звание Героя Украины) можно поблагодарить за популяризацию нашей книжки.