Пока мы читали детективы, очень интересная литература появилась в Турции. Да-да, не только Орхан Памук - там есть и другие прекрасные писатели, взращенные борьбой с властями и общественными предрассудками. "МК" поговорил с Недимом Гюрселем, турецким писателем, живущим во Франции. Мало того что у него великолепная, сочная проза: переведенный на русский сборник рассказов "Любовь после полудня" -что-то между Буниным и "Кармен" Мериме. Кроме того, в господине Гюрселе (род. в 1951 г.) есть что-то нам родное, что-то из советского ХХ века: дважды в родной стране его, вынужденного эмигранта, отдавали под суд за художественные произведения. Писатель рассказал "МК" о демократии, Евросоюзе, Анне Политковской и о любви.

«Можно было подумать, что ад вырвался на землю, такой знойный стоял июль. Жалюзи в комнате закрывались на весь день. Если открыть - внутрь ворвется солнце. Скомкает, растопчет обнаженные тела, совьет гнезда в голове и возьмет в плен сны. Да, даже сны. А я так много снов видел в то лето...»

- Недим, кроме «Любви после полудня» что еще планируется к выходу в России?

- Марина Букулова переводит роман «Завоеватель».

- Власти Турции имеют что-то против этих двух книг?

- Нет. В «Любви после полудня» есть ярко выраженная тема эротизма, но все в рамках закона, поэтому нареканий к ней у правительства не возникло. На меня недавно завели уголовное дело по поводу другой моей книги - «Дочери Аллаха». Обвинили в оскорблении религиозных чувств верующих. Прокурор потребовал, чтобы меня осудили на срок от 6 месяцев до года, но меня оправдали. Правда, окончательного решения еще не принято, дело пошло в Верховный суд. Турция со временем становится более консервативной страной.

- К этому еще вернемся. Каким было ваше детство?

- Оно проходило в маленьком анталийском городке, затем я приехал в Стамбул, чтобы 8 лет учиться в закрытом лицее интернатного типа. Мы могли возвращаться домой только на выходные. Обучение в этом лицее пришлось на мой подростковый возраст, и было оно раздельным, девочек в нашем учебном заведении не было. Лежа в нашей спальне, ночами я мечтал о девушках. У меня было много возможностей развить воображение!

- Теперь я поняла! «Не считая руки моей матери, моя рука никогда не дотрагивалась до руки женщины». «До помолвки рука ее не касалась руки мужчины». Притом герои ваши очень современны. Вот откуда эта мысль о неприкосновении.

- Может быть, этот лицей способствовал развитию моих писательских способностей. Кроме того, в 11 лет я потерял отца, он погиб в автокатастрофе. Эта травма оставила очень глубокий след...

- Какова была политическая ситуация в Турции вашего детства?

- Когда я учился в лицее, во Франции случились студенческие волнения 1968 года. Эти события сильно повлияли на мое поколение. Активизировались левые, а левые в Турции - это немного коммунисты. Я же вращался в кругу молодежи, настроенной демократически, но симпатизировал левым. Познакомился тогда с трудами Маркса. Но все это закончилось в 71-м году, с первым военным переворотом в Турции. В одном из журналов вышла моя статья, и на меня тогда в первый раз завели дело. Меня обвиняли в том, что я пропагандирую коммунизм. Тогда как статья моя была просто-напросто о Ленине и Горьком. Пришлось уехать во Францию.

- О чем шла речь в статье?

- Я писал о спорах между Горьким и Лениным и одновременно об их дружбе. Я пытался понять, как революционеры, политики смотрят на писателей. Ленину ведь больше нравился Толстой как писатель, чем Горький. Я хотел проанализировать отношения власти и культуры. Но Ленин - воплощение коммунизма, именно это не понравилось тогдашним турецким властям. Сейчас все изменилось, я отошел от принципов марксизма и больше симпатизирую социал-демократам.

- Когда вы уехали в первый раз, что чувствовали?

- Мне было 20 лет. Самый прекрасный возраст попал на период переворота. В своей первой книге «Долго длящееся лето» я рассказывал о травме, которую получило молодое поколение интеллигенции в результате этого режима. Сопротивляться или подчиниться? Власти сочли, что книга оскорбляет национальную армию. В ней было такое предложение: «Монголы, сидя на танках, повернули обратно».

- Почему монголы?

- Это аллегория. Не на лошадях, а на танках. И хотя повествование было очень аллегоричным, хотя режим критиковался не прямо, после этой книги мне пришлось бежать от военного суда. Мне трудно было покинуть Турцию, но в Париже у меня появилось множество возможностей. Другая культура, другой язык, я смог жить в космополитичном городе, где искусство очень важно.

- А скучали по родине?

- Конечно. Я три года не мог вернуться. Потом военный режим в стране закончился, дело против меня закрыли - и я смог спокойно ездить туда. Но за эти три года мою книгу «Долго длящееся лето» изъяли из продажи, а сейчас изъяли и «Дочери Аллаха».

- Книги изъяли из продажи! Была для вас в этом определенная писательская гордость?

- Не было гордости. Я был обеспокоен. Я понял тогда, что книга может быть опасным оружием. Для властей и вообще для людей книга и бомба были примерно одним и тем же. У литературы тоже есть сила. Если бы она не обладала такой силой, политики и армия не возились бы столько с писателями.

- Чувствуете ли такую роль литературы в нынешние времена?

- Нет, уже нет. Сегодня, к сожалению, литература приобретает коммерческий характер - и не только в Европе.

- Значит, страна должна иметь проблемы, чтобы литература в ней была больше себя самой?

- Возможно. Кажется, да.

- Что, по-вашему, происходит в Турции, что в ней до сих пор возможны преследования писателей? В сегодняшней России этого пока нет, но уж очень свежа память...

- Турция стремится войти в Евросоюз, благодаря этому в ней развиваются демократические принципы. Один из них - свобода мысли и высказывания. Без этого нет демократии. Но этот принцип демократии в Турции недоразвит. И хоть наш премьер-министр не признает этого, в тюрьмах сегодня сидят и журналисты. Ахмед Шюк, например. Их формальное обвинение - связи с нехорошими организациями. Но на самом деле они расплачиваются за свои книги, статьи и за то, что они оппозиционно настроены к нынешнему правительству. Даже если взять мое судебное разбирательство в связи с книгой - это форменный стыд и позор для Турции. Ведь это просто роман! Он издавался во многих странах, его даже на арабский перевели. Арабы не сочли себя оскорбленными, а вот турки сочли и решили упечь меня за решетку. Да, есть подвижки в отношении становления демократии, но до совершенства еще далеко.

- Знаете ли вы другую влиятельную RFIcioSeTcx*UxM&eurl%5B%5D=itnQn4SEhYR6R26*9eVRSOP0P3I3l40nns9fvOI1VvmjDt8kjTLxB8aCV5AXAJXpG8wLRQ" target="_blank">страну в мире, где, мягко скажем, этот принцип демократии тоже недоразвит?

- Возможно, та страна, в которой мы сейчас находимся.

- И каков ваш взгляд на нее?

- После распада СССР Россия не смогла построить в полном смысле этого слова демократическое государство. Сегодня, во время правления Путина, свобода слова сильно сокращена. Может быть, стремление к авторитарности, привычка в авторитарности помешали создать демократию в европейском понимании этого слова. Много лет назад в Берлине я говорил на эту тему с Анной Политковской. Я был в жюри, мы дали ей международную премию за книгу о чеченской войне. Я вручал награду лично. И тогда мы с ней поговорили немного о России. Через несколько лет ее убили. Для журналистов всего мира сегодня она как символ. Она была смелая женщина. И ведь, насколько я знаю, свет на ее убийство не пролился.

- По вашему мнению, каковы сегодня выходы для России и для Турции, пусть мы и в разных условиях?

- Турция сейчас отклоняется от ценностей Евросоюза, а это значит, что, чтобы сохранить свою силу, ей нужен другой союзник. Кажется, самым перспективным союзником была бы Россия. У нас много стратегических соприкосновений, как то: сотрудничество в области нефти, газа и другое. Это было бы очень здорово. Но Россия тоже не представляет из себя идеальной модели государства.

- Вернемся к литературе. Как происходило осознание себя как писателя?

- Я начал писать с детства, в чем-то подражая своему отцу. Он был преподавателем французского и переводчиком. Мне кажется, я начал писать, чтобы доделать то, что не успел доделать он. Потом одиночество, в котором я оказался в годы учебы в интернате.

- Ваш писательский стиль прост, как все гениальное. Классика. У нас такого почти не пишут. У нас обязательно постмодернизм, фантастический реализм и все прочие уловки, за которыми можно скрыть недостаток мастерства.

- Знаете, стиль моего романа «Завоеватель», который вы скоро сможете прочитать, как раз ближе к постмодернизму. Что касается фантастического реализма, мне все это чуждо. В Южной Америке этот стиль тоже любят: Маркес, Борхес, Астуриас - это их школа. Но мне не надо ничего особого придумывать, чтобы рассказать что-то. Я не излагаю события от начала до конца, создание атмосферы для меня важнее. С первой книги я уже знал, что моя задача - создание поэтической атмосферы.

- А что происходит в современной турецкой литературе? Орхан Памук, а что еще?

- В Турции сегодня сильна поэтическая традиция. Во многих странах мира поэзия не стоит на первом месте, но в Турции до сих пор стихи очень важны. Другая особенность - хотя это мусульманская страна, все больше писателей-женщин. Турецкая литература сегодня очень современна, вполне сопоставима с мировой.

- Нам осталось поговорить о любви.

- Эпиграф к сборнику «Любовь после полудня» таков: «Я и нож, проливший кровь, и рана» - это из Бодлера. В нем сказано все.

- А вам говорили, что сборник «Любовь после полудня» очень женский? Любовь и горячий, возбуждающий эротизм...

- Мои читатели в основном женщины. В целом я пишу, чтобы быть любимым - и немного совратителем.

- Какую роль сексу вы отдаете в любви?

- Телесная любовь - основа любой любви. Если нет телесной любви, то и чувства не разовьются. Чтобы эмоционально привязаться к женщине, ее надо узнать телесно.

«МК» благодарит за помощь в интервью переводчика Марину Букулову.