Двадцать первый век грозит нам не только истощением природных ресурсов. Мы с грустью вынуждены констатировать оскудение жанра герметического детектива. Наверно, можно сказать, что этот литературный жанр останется приметой ушедшей эпохи. Дело в том, что настоящий герметический детектив делается по канонам незыблемым, как золотое сечение. Единство времени, места и круга подозреваемых, то есть, простите, действующих лиц, здесь едва ли не важнее, чем в классической трагедии, поскольку на нем основывается простой механизм увлекательности: сразу сдав читателю на руки все карты и вовремя подкидывая улики, автор вовлекает его в действие, позволяя проводить следствие параллельно с героями. Но в этом принципе кроется западня: опытный читатель детективов довольно скоро выучивает, как шахматист, все партии и чаще всего узнает убийцу с первого взгляда. Потому писателям, желающим извлекать доход из этой почти выработанной золотой жилы, приходится идти на ухищрения, скажем, переносить акцент на запутанную любовную линию или отправлять персонажей расследовать какую-нибудь область, загадочную по самой своей природе. Чаще всего это деятельность каких-нибудь масонских лож и прочих тайных обществ, уходящая корнями в глубокую древность и имеющая оккультно-религиозный характер. Так устроена новая реинкарнация жанра, созданная Умберто Эко и ставшая мейнстримом с легкой руки Артуро Переса-Реверте и Дэна Брауна — интеллектуальный детектив.

В романе Люка Босси «Манхэттен по Фрейду» мы снова сталкиваемся с тайным обществом, чью деятельность можно назвать, по Фрейду же, реализацией метафоры: члены клуба — не масоны, но почти буквально «каменщики», вернее, архитекторы, мечтающие построить на Манхэттене город будущего, утопию небоскребов, и уже практически воплотившие свою мечту. Собственно детективная интрига сделана довольно небрежно, поэтому, и еще во избежание спойлеров, на ней не стоит останавливаться: главный и безусловный интерес в романе представляет сама эпоха, когда будущее буквально вламывалось в повседневную жизнь. Главные герои книги — изобретатель психоанализа Зигмунд Фрейд и его неблагодарный ученик Карл Густав Юнг, которые приезжают в Америку, чтобы прочитать цикл лекций о психоанализе в университете Кларка по приглашению американского психолога Стэнли Холла. Эта поездка — исторический факт, как и многое в романе, где вымышленные персонажи действуют рука об руку с реальными: не последнюю роль в действии играет, скажем, бог электричества, изобретатель Никола Тесла. В Америке Фрейд и Юнг — представители Старого Света — впервые сталкиваются, как наивные зрители, почти со всем, что сегодня составляет наш окружающий мир. На их глазах и на глазах читателя в жизнь впервые входят небоскребы (их фаллическая символика разнообразно обыгрывается к книге) и хот-доги, новорожденный кинематограф, кока-кола и женская эмансипация. В другом смысле, однако, они сами приносят в этот наивный и пуританский новый мир слово истины — психоанализ.

Как нетрудно догадаться из названия, именно психоанализ составляет настоящую тему романа. Приехав в Америку, Фрейд узнает о только что произошедшем убийстве знаменитого финансиста — строительного подрядчика, который привлек внимание всего мира к Манхэттену, сделав его «самым высоким городом в мире». Дочь убитого была свидетельницей преступления, но девушка страдает нервным расстройством и провалами в памяти, начисто стершими произошедшее из ее сознания. Фрейд, узнавший из оговорки Стэнли Холла о преступлении, занимающем его мысли, берется за анализ девушки, надеясь восстановить ее память и помочь следствию. Кроме всего прочего, роман Люка Босси — бальзам на душу каждого фрейдистского психоаналитика и сочувствующего, поскольку очень подробно и фактически достоверно, хотя, конечно, в беллетристической форме, излагает конфликт Фрейда с Юнгом — первым учеником, которого «отец психоанализа» назвал своим «Кронпринцем» и который вскоре после этого поставил под сомнение «отцовский» авторитет и впал в ересь. Симпатии автора не вызывают сомнения: Юнг выведен в романе в довольно комическом и отчасти зловещем свете. В какой-то момент мелькает даже мысль: для полного счастья не хватает только, чтобы Юнг оказался убийцей. В начале романа, например, Юнг видит свой знаменитый сон: о доме, который он проходит сверху вниз — причем обстановка комнат становится все древнее, — пока не спускается в подвал, где стены покрыты «венецианской штукатуркой, изобретенной еще римлянами», а под полом — пещера, где он находит «черепки какого-то сосуда, следы первобытной цивилизации» и два черепа. Выслушав этот сон и проанализировав его, Фрейд упал в обморок. Позже он объяснил, что понял тогда: Юнг желает его смерти и «поддался этому желанию».

На основании этого сна Юнг создал свою теорию коллективного бессознательного — в книжке эта идея озаряет его «в режиме реального времени», причем, естественно, в связи с очередным поворотом в расследовании. Вообще, автор явно знает предмет — по ходу действия упоминаются многие знаменитые случаи Фрейда: «Человек с крысами», «Анна О.», а главная героиня напоминает Фрейду Градиву, героиню одноименной новеллы Йенсена, которую Фрейд проанализировал в своем знаменитом тексте.

Нужно сказать, что некоторая непродуманность детективной интриги почти ничего не отнимает у романа в целом, поскольку интрига имеет у Босси второстепенное значение: главный смысл «Манхэттена по Фрейду» — популяризация и оправдание психоанализа, и это автор делает чрезвычайно умело, ненавязчиво и увлекательно. Появление психоанализа было встречено ожесточенным отпором и обвинениями в «порнографии». Сопротивление методу Фрейда продолжалось и в дальнейшем, несмотря на его широкое распространение. Даже сегодня, когда основные его положения давно стали общим местом, психоанализ по-прежнему часто встречает предубеждение и вызывает споры. Детективный сюжет тонко обыгрывает многие его «болезненные точки». Скажем, довольно важную роль в действии играет «первая теория соблазнения» Фрейда, утверждавшая, что истерический невроз является следствием психической травмы от перенесенного в детстве сексуального насилия. Впоследствии Фрейд изменил ее, допустив, что чаще всего «сцена соблазнения» не происходит в действительности, а является фантазмом. В романе преступление и работа с пациенткой-свидетельницей воскрешает в голове Фрейда воспоминание о том, как он присутствовал на вскрытиях, проводимых в парижском морге Полем Бруарделем: этот судебно-медицинский эксперт специализировался по случаям насилия и убийств несовершеннолетних. Именно данный опыт, по версии автора, в свое время заставил Фрейда тщательно изучить рассказы пациентов, с которыми грубо обращались в детстве, и выработать свою теорию соблазнения. «Чтобы достигнуть универсальности (и славы, которая ее сопровождает), Фрейд пожертвовал частностями. Он даже попытался доказать, что воспоминания о насилии в некоторых случаях являются проявлениями эдипова комплекса». Действительно, «Вторую теорию соблазнения» уже в наше время ставили Фрейду в упрек: по мнению некоторых специалистов, Фрейд отказался от первой теории «реального соблазнения» под давлением буржуазного общества, иначе пришлось бы признать, что количество случаев инцеста и насилия над детьми в этом обществе приближалось к количеству пациенток Фрейда. Проще говоря — в целях сокрытия истины, чтобы защитить отцов от гнева дочерей. Босси мягко дает понять, что Фрейд мучился из-за этого чувством вины, которое и становится главным мотивом его расследования: в какой-то момент у психоаналитика даже случается галлюцинация, что его руки в крови, как у леди Макбет. Или другой, еще более спорный пункт: «Женщина — это великая тайна, — произнес Фрейд, уклоняясь от ответа. — Все мои попытки понять женщин заканчивались неудачей...». Здесь автор косвенно затрагивает вопрос о так называемом «фаллическом монизме» Фрейда (представляющем собой, наверное, главный камень преткновения в восприятии психоанализа), т.е. концепции «зависти к пенису» у девочек и идее, что либидо имеет чисто мужскую сущность, а также утверждении, что мазохизм есть «выражение сущности женщины». Неудивительно, что в 60—70-е годы феминистки рассматривали психоанализ как один из факторов подавления женщины. Как сказал в то время один исследователь, «если бы Фрейд изучал женщин без вагины, я думаю, он убедился бы в том, что единственная вещь, которую женщина хочет иметь больше, чем пенис, — это вагина». Фрейд был сыном своего времени, со всеми его предрассудками, и действительно признавал в конце жизни, что ничего не знает о женщинах, — с тех пор психоаналитическая наука шагнула в этом вопросе далеко вперед, как и во многих других. «Манхэттен по Фрейду» говорит об этом на простом языке и с большим юмором — скажем, в заключительной сцене автор сам ставит под сомнение один из столпов психоаналитической теории — понятие «переноса»: «Вы ошиблись. — Фрейд озадаченно посмотрел на нее. — Это был не перенос, — добавила Грейс. Все значительно проще. Легким, плавным движением, о котором он не забудет до конца своих дней, она, изящная, словно Градива, потянулась к нему». То есть — чего мудрить-то — может же девушка просто влюбиться в аналитика?! У психоанализа вообще огромный комический потенциал. Существует масса анекдотов, построенных по схеме: «Иногда, доченька, сон — это просто сон, а банан — это просто банан». А сами психоаналитики смеются над собой, пародируя этот «наивный взгляд» в анекдотах второго порядка: «Иногда сигара — это просто оральная фиксация на фаллическом объекте».

Соединение истории психоанализа и истории преступления нужно признать очень удачной находкой, поскольку метод познания человеческой души есть в каком-то смысле грехопадение. И литературный Фрейд, возвращаясь в Старый Свет, размышляет о том, что знание — это тяжелая ноша: «Психоанализ — это ящик Пандоры, и открывать его первым — значит брать на себя ответственность. Стоит ли продолжать? Разве уверенность в том, что он обогащает человечество новыми знаниями, может оправдать пожирателя душ?» Люк Босси косвенно проводит в своей книге простую и верную мысль: частные и, возможно, ошибочные выводы «отца психоанализа» не дискредитируют его метод в целом. Выбор за читателем, но похоже, что продолжать стоит.

Люк Босси. Манхэттен по Фрейду. М.: РИПОЛ классик, 2010
Перевод К. Левиной

Варвара Бабицкая