Постоянные критики «Часкора» рекомендуют летнее чтение, подводят итоги литературного сезона и делают авансы следующему. На вопросы анкеты отвечают К. Анкудинов, Р. Арбитман, С. Беляков, С. Костырко, В. Левенталь, О. Новикова, В. Новиков, А. Рудалёв, В. Топоров, Г. Юзефович

Постоянные авторы «Часкора», занимающиеся литературной критикой, отвечают на четыре вопроса анкеты, посвящённой итогам сезона.

Они размышляют о том, насколько этот литературный сезон отличается от предыдущих, отмечают удачи и разочарования последнего времени, пытаются наметить основные вешки наступающей литературной осени и грядущей литературной зимы.

Кирилл Анкудинов

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализовалось?
— Я бы сравнил литературную ситуацию этого сезона с литературной ситуацией в 1989 году. Тогда замкнутая корпоративно-номенклатурная советская литература трещала и проседала под напором «литературного другого». Сейчас происходит то же с постсоветской «литературой канона».  

Разница в том, что тогда вызовы номенклатуре шли если не «сверху», то «сбоку», от советской интеллигенции, аккумулировавшей в себе огромные возможности. Сейчас все вызовы литературной литературной корпорации идут «снизу», от российской социокультурной подпочвы. Она, подпочва, являет собой то самое «другое», которое активно требует от нас диалога. Суть нынешних вещей характеризуют две хрестоматийные цитаты. «Мы живём, под собою не чуя страны» (Осип Мандельштам). «Мы не знаем нашего общества, в котором пребываем» (Ю. В. Андропов). Добавлю: и не хотим знать. А придётся.

Очень показательно, что в течение сезона литературную среду сотрясали мощные конфликты и скандалы — все они маскировались под эстетические, но в сущности были социальными, притом однотипными по своему генезису.

Ещё показатель сезона — жалкое состояние всех литературных журналов. Я знаю, о чём говорю, ибо являюсь рецензентом литжурналов и, стало быть, подробным читателем литжурналов. Никогда они не были так плохи, как сейчас. Притом это не разовые провалы, а провальная рутина. В 1855 году Иван Тургенев написал в письме: «Москвитянин» в агонии. Никто его не читает, и печатать в нём — значит бросить свои вещи ночью в тёмную яму в безлюдном месте» . Если всё пойдёт так, как идёт сейчас, лет через пять-шесть то же самое будут говорить обо всех литературных журналах.

Кризис института литературных журналов — кризис номер раз, давний и самоочевидный. В этом сезоне к нему прибавился свежий кризис номер два — кризис института литературных премий.

Налицо и третий кризис — концептуальный. Это кризис канона «высокой литературы». Канон имеет смысл, только когда ему возможно следовать. Если же этому канону невозможно следовать, понятия «высокая литература» и «хорошая литература» обессмысливаются. Всякие нормы имеют ценность, если им можно и нужно учить. Высказывание «Хороший человек — это вежливый человек» имеет смысл, потому что вежливости возможно научить. Высказывание же «Хороший человек — это человек, у которого три уха» — абсурдно. Точно так же высказывание «Хорошая поэзия — это поэзия Пушкина» имеет основания, а высказывание «Хорошая поэзия — это поэзия Драгомощенко» имеет не больше оснований, чем высказывание «Хорошая поэзия — это поэзия Асадова», и даже имеет ещё меньше оснований. Ибо учить поэзии Пушкина можно и нужно, учить поэзии Асадова можно, но не нужно, а учить поэзии Драгомощенко и не нужно, и невозможно. Почему же в таком случае эта поэзия — «хорошая»? Она не «хорошая» и не «плохая», а всего лишь «нравящаяся определённой референтной группе». Одной референтной группе нравится Драгомощенко, другой — Орлуша, третьей — Андрей Дементьев, и никакого места для понятий «хорошо» или «плохо» тут нет.

В нынешний сезон всё это стало особенно зримо.

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Начну с прозы. «Кома» Эргали Гера, романы Романа Сенчина, Леонида Юзефовича, Александра Терехова, рассказы Олега Ермакова — всё это очень активно обсуждалось в литсреде и на слуху у всех. Добавлю «Асан» Маканина; формально это событие предыдущего сезона, однако, по моему мнению, «Асан» — роман десятилетия, посему уместен для упоминания. Неплохо дебютирует Всеволод Бенигсен, но у него есть риск обэстрадиться.

Поэзия? К счастью, хорошие новые сборники стихов приходят в Майкоп — ко мне либо к моим друзьям. «Цыганский хлеб» Вадима Месяца, «Невидимая линза» Евгения Никитина, «Похвала бессоннице» Натальи Черных. Некоторых прекрасных поэтов — Марию Галину, Марину Бородицкую, Марину Струкову — читаю в литжурналах, других, не менее замечательных, — Олега Юрьева, Валерия Шубинского, Александра Немировского, Игоря Булатовского — в Интернете. Значительную эволюцию проделал Игорь Караулов, и это славно.

Хорошей драматургии вообще не было. То есть она, может быть, где-то была, но мне недоступна, поскольку доступен мне лишь журнал «Современная драматургия», в коем печатаются только плохие пьесы.

Критика? Кажется, она начинает слегка оживать. Появление на страницах «Нового мира» Льва Данилкина — отрадный признак.

Нон-фикшн? Горы мемуаристики, а выбрать нечего, кроме интереснейшей книги Александра Суконика «Спаси нас, доктор Достойевски!». Всё прочее пустовато и неинформативно.

3. С чем (книги, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— То, чем я не очаровывался, не вызовет и разочарования. Потому о многом умолчу.

Что разочаровало? «Мёртвый язык» Павла Крусанова — в первую очередь. Я полагал, что у Крусанова получится не как у всех. Увы, у него получилось как у всех. В данном случае слово «разочарование» особенно уместно.

До этого разочаровала вторая часть «Тойоты-Кресты» Михаила Тарковского — максимум формы при минимуме содержания. Разочаровал бесстыже оправдывающий терроризм «ХУШ» Ильдара Абузярова, а ведь прозу Абузярова я любил. Начинает разочаровывать Александр Карасёв — он прекрасный мастер новеллы, но, кажется, идёт по ложному пути, втягиваясь в живописание литсреды. Не надо, Карасёв, Снегирёвым станешь.

Чуть-чуть, но всё же разочаровали главы из биографии Леонида Леонова, написанной Захаром Прилепиным. Я ожидал больше филологии и меньше «политики». Но, возможно, я ознакомился не с лучшими главами книги Прилепина. Целиком я её ещё не читал.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Если говорить о литситуации в целом… Я жду, что хотя бы в этом сезоне «новый романтизм» из невидимого и неупоминаемого игрока наконец-то превратится в видимого и упоминаемого. Ведь не замечать его дальше стыдно. Всё равно что не замечать слона.

Только что мы отметили шестидесятилетие Иосифа Бродского. Я хочу увидеть в феврале следующего года празднование шестидесятилетия Юрия Кузнецова, парной Бродскому фигуры, и поглядеть, как оно пройдёт.

Теперь по персоналиям. В этом сезоне молчали (или почти молчали) многие хорошие прозаики. Ольга Славникова, Афанасий Мамедов, Пётр Алешковский, Игорь Савельев. Очень давно молчит Леонид Гиршович, а ведь он прекрасный прозаик. Хочу, чтобы Николай Климонтович вернулся бы от «чистого нон-фикшна» к «полуфикшну» и написал бы роман, подобный «Последней газете» или «Мы, значит, армяне…».

Хочу, чтобы появился второй сборник стихов Алексея Корецкого (первый его сборник вышел десять лет тому назад и не был замечен). Хочу московскую публикацию майкопского поэта Александра Адельфинского, желательно с фотографией — хотя бы для того, чтобы перестали считать, что под именем Адельфинского пишу-де я. Хочу, чтобы Дмитрий Галковский вернулся в пространство филологии из пространства конспирологии и сектантства, а Александр Жолковский вернулся в то же пространство из светского салона. Галковский и Жолковский, вы меня слышите? (Боюсь, что вместо них меня услышит Глуховский.) Хочу побольше гуманитаристики и поменьше «реальной политики» от Константина Крылова. Хочу книг Льва Аннинского. Хочу появления новых концепций, хочу появления новых по концепции литературных проектов.

Много чего хочу…

Роман Арбитман

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— Если говорить о так называемой Серьёзной Литературе, то больших отличий я не вижу: как и прежде, проза эволюционирует в сторону нечитаемости, а на место Чтива Для Умных перемещаются иные жанры, которые прежде проходили бы по разряду исключительной non fiction (будь то травелог или «отрывки из ненаписанного» формата ЖЖ). В фантастике же тенденция налицо: ощущение, что мы (в глобальном масштабе — страна) идём в будущее, выбрав неверный курс, оформилось в виде массового выплеска «альтернативной» фантастики о приключениях «попаданцев» из нашего времени в былые времена. И о том, как они, дорвавшись, пытаются исправить историю — с тем или иным успехом. Кажется, подобное рода конструирование выглядит уже единственной альтернативой нынешней безальтернативности и предрешенности.

2.Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Сильных, пожалуй, нет. Обращу лишь внимание на Роберта

Харриса, чей «Призрак» (переведенный на русский язык только в

2010 году) вновь вернул этого неровного автора в мой

читательский обиход. Недаром же Роман Полански, рискуя свободой,

взялся экранизовать именно этот детективный текст...

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Литературное разочарование — вещь редкая и подразумевает предшествующее очарование. При всей моей многолетней симпатии к прозе автора «Приключений Жихаря», красноярца Михаила Успенского, был огорчен его романом «Райская машина»: Михаил Глебович по минимуму воспользовался лучшими чертами своего литературного дарования (имею в виду в первую очередь замечательный «филологический» юмор), а задействовал, скажем так, не лучшие стороны. В результате получилась до обидного «неуспенская» вещь... Что же касается институций... Был весьма удручён решением Волгоградского арбитражного суда, который усмотрел в обложке пародийной книги Льва Гурского покушение на имущественные права «Молодой гвардии», оштрафовав издателей на мелкую, но неприятную сумму и создав тем самым прецедент... Был оскорблён прошедшими в моем родном Саратове помпезными мероприятиями, посвященными советскому номенклатурному графоману Михаилу Алексееву, возведённому в ранг классика. Причем случилось это событие аккурат в дни столетнего юбилея Александра Твардовского, которого мой земляк Алексеев посмертно оклеветал...

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Хотелось бы надеяться, что произойдёт нечто непредсказуемое — в хорошем смысле этого слова. Однако верится с трудом.

Сергей Беляков

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— О многом говорит уже сама постановка вопроса. С каких это пор литературный сезон у нас совпадает с телевизионным и театральным? Литература не только отступает по всем фронтам, но и сама пытается подражать победителям. Её попытки приспособиться с театрализованному миру жалки и тщетны, игра на чужом поле всегда невыгодна. Место литературы в жизни общества ничтожно, а все наши литературные страсти вокруг премий и публикаций со стороны кажутся вознёй тараканов в коробке.

А что, собственно, в литературе нового? Да ничего. Выходят новые книги, хорошие и плохие. Продолжаются литературные нулевые. Процветают Липки. Загнивает Союз писателей России. Всем ясно, что это агония, но никто не может предсказать, на сколько она ещё затянется.

Последние премиальные события — победы «исторических» произведений Елены Чижовой, Эдуарда Кочергина и Александра Терехова над «злободневными» вещами Романа Сенчина и Олега Лукошина — как будто говорят о страхе перед современностью или об усталости от неё. Но делать выводы рано. Вряд ли это тенденция. Скорее колебание, рябь на поверхности воды.

2.Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Самым ярким впечатлением остаются «Елтышевы» Сенчина. Журнальный вариант вышел прошлой весной, но книга появилась только осенью, значит, в рамки условного литературного года попадает. Затем «Крещённые крестами» Эдуарда Кочергина. Эти книги рекомендую всем читателям. Затем, конечно, «Перс» Александра Иличевского. Это творческая неудача писателя, но Иличевский настолько превосходит наш литературный мейнстрим, что и неудачи у него производят впечатление. Если говорить о критиках, то «персоной года» стал Лев Данилкин, почти одновременно напечатавший обзорную статью в «Новом мире» и выпустивший свои «Январские тезисы». «Буржуазный» Данилкин неожиданно предстал рыцарем Просвещения. В наши дни это редкость.

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— В литературной жизни всё большую роль играют сплетни и слухи. Наталья Иванова в интервью на телеканале «Культура» высоко оценила того же «Перса», но спустя несколько минут призналась, что роман Иличевского она ещё не прочитала. Что тут остаётся сказать? Если «все говорят», что роман хороший, значит, он хороший? А самому читать не обязательно? Не верю, что сотни людей прочитали тягомотный, написанный дурно «Каменный мост». Создаётся впечатление, что многие просто поверили критикам. Хвалим книгу, которую уже кто-то похвалил. Так создаются дутые литературные репутации. То же самое вышло и с книгой Аствацатурова. Никто не заметил «Легче крыла мухи» Евгения Каминского, но все прочитали «Людей в голом». Огорчает «Наш современник». Не политической ориентацией, а уровнем публикаций. Как можно было начинать год графоманским романом Михаила Попова? Зачем они его печатают? По знакомству?

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Давно жду, когда же наконец выйдет «Арифметика войны» Олега Ермакова. Кроме того, есть несколько книг, которые я по разным причинам пропустил, но хотел бы прочитать: «Иван-чай-сутра» того же Ермакова, «Счастье возможно» Олега Зайончковского, «Лермонтов» Аллы Марченко.

Сергей Костырко

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— Ничего принципиально нового этот литературный сезон, на мой взгляд, не предложил, кроме, естественно, нескольких замечательных книг и публикаций.

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Главные мои впечатления от прошедшего литературного года связаны вот с этими текстами, кои с удовольствием и рекомендую читателям:

Олег Ермаков. Рассказы, публиковавшиеся в прошедшем году в «Октябре», «Неве», «Новом мире», «Волге»

Мириам Петросян «Дом, в котором...» (М., «Livebook/Гаятри», 2009)

Олег Зайончковский «Счастье возможно» (М., «АСТ»; «Астрель», 2009)

Анджей Стасюк «На пути в Бабадаг» (М., «Новое литературное обозрение», 2009)

Вера Тулякова-Хикмет «Последний разговор с Назымом» (М., «Время», 2009)

Михаил Угаров «Море. Сосны». Повесть («Новый мир», № 5, 2010)

Тимур Кибиров «Лада, или Радость» («Знамя» № 6, 2010)

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Особо сильных разочарований не было. Возможно, потому, что не было и каких-то особых ожиданий. Ну разве только огорчает состояние нашей «литературной инфраструктуры». У нас, по-прежнему, например, отсутствует полноценная литературная газета. Реально на статус таковой могут претендовать «Литературная Россия» и «НГ Ex Libris»», но в представлении нынешнего литературного процесса и той и другой мешает отказ, почти демонстративный, от собственно литературных критериев в пользу общественно-политических, «имиджевых» и проч.

Меня, например, огорошило представление новой литературной премии «Нонконформизм», учрежденной «НГ Ex Libris», которая «учитывает не только качество текстов, но и такие нетекстовые факторы, как имиджевая стратегия, публичное позиционирование, нюансы биографии, нарушение литературных конвенций, нахождение в зоне социального риска, эпатаж и провокационность, принципиальность и бескомпромиссность». Но ведь было уже это, было и вроде прошло, как дурной сон — Ленинскую премию когда-то тоже давали не столько за литературную состоятельность текстов, сколько за «нетекстовые факторы» .

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Новых текстов. Жду, например, публикаций новой прозы Гамаюн. Если этот молодой писатель сможет справиться с теми задачами, которые ставит перед собой(см. рассказ «Каникулы Гегеля»), то нас, возможно, ожидает явление нового и значительно явления в литературе. Интересные процессы идут в так называемой фантастической литературе, где установка на развлекательность начинает сменяться ориентацией на сегодняшний вариант интеллектуальной прозы — знаковой в этом отношении мне показалась повесть Михаила Назаренко «Остров Цейлон», с нетерпением жду его новых работ.

Вадим Левенталь

1.Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— В этом сезоне, на мой взгляд, продолжилась грустная тенденция: в литературу входит всё меньше новичков. Связано это не с тем, что люди перестают писать, а с тем, что издательства перестают печатать — крупным издательствам заниматься раскруткой новичков не с руки, а у маленьких издательств дела очень плохи.

Те новички, которые все-таки пробиваются — как Василий Авченко или Олег Лукошин, например, — это писатели с серьёзными протестными настроениями.

Это, как мне кажется, еще одна тенденция: протестной литературы, литературы с интонацией «так дальше жить нельзя», становится больше — добавим к упомянутым новичкам «Мёртвый язык» Павла Крусанова, «Хлорофилию» Андрея Рубанова, тех же сенчинских «Елтышевых», да, в общем, и «Чертово колесо» Михаила Гиголашвили тоже только формально роман о конце восьмидесятых.

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Сильных читательских впечатлений много, как ни странно. В то же время «Мертвый язык» (как, кстати, и «Заговор ангелов» Игоря Сахновского) можно порекомендовать только человеку с развитым слухом к языку, «Чертово колесо» — только человеку, которому не противно читать про ментовско-наркоманские разборки, «Хлорофилию» — только человеку, которого не воротит от фантастики.

Наиболее беспроигрышная, по-моему, рекомендация — это «Правый руль» Василия Авченко, публицистическая книга про автомобили, про Дальний Восток, про Россию, про всех нас. Лично меня очень обрадовала и удивила книга безвестного таллинского писателя Андрея Иванова «Путешествие Ханумана на Лолланд» — очень сильная, по-моему, вещь.

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— «Амфора» перестала печатать русскую прозу. Закрылся симпатичный и озорной петербургский альманах «Литературные кубики». Пелевин написал свой первый насквозь неудачный роман. «Йод» Андрея Рубанова, по-моему, — тоже провал.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Давно уже молчит, как в рот воды набравши, один из лучших современных писателей, Сергей Носов, — хочется увидеть его новый роман. Очень жду продолжения рубановской «Хлорофилии». Всё пишет что-то в стол Наталия Курчатова — может, допишется наконец до новой книжки. Надеюсь, задышит полной грудью издательство «Ад Маргинем». Вообще же хочется увидеть несколько ярких дебютов.

Владимир Новиков

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— В тень уходит инерционная словесность, держащаяся за свою «литературность», живущая по провинциальным понятиям вроде «качественной прозы». Качественно новые возможности вижу прежде всего в сфере мысли, в эссеистической активности А. Гениса, М. Эпштейна, Татьяны Толстой, скрывающей в своём блоге реальную литературную работу (вообще в ЖЖ в форме «поста» вызревает новый тип лаконичного эссе). Юбилей Бродского выявил актуальность его эссеистики с незаносчивым пафосом индивидуальности как высшей ценности.

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Пелевинское «Т». Это акт индивидуальной философско-религиозной деятельности. Книга учит хорошему — открыть в себе собственное «Т», то есть творца. А читателям высшего уровня грамотности рекомендую книгу филолога и поэта Наталии Азаровой «Язык философии и язык поэзии — движение навстречу»: вы там воочию увидите, как русские мудрецы и стихотворцы пробились к нашим дням сквозь толщу советского безмыслия.

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Огорчает некоторая «ресоветизация» литературного сознания, абсурдное желание нестарых, а то и совсем молодых литераторов жить по лжи, бесповоротно разоблачённой.

Не отмыть добела прилагательное «советский» — этому сопротивляются и русский язык, и общечеловеческий здравый смысл. Смелее стоит нам говорить в критике о рецидивах дурной тоталитарной болезни. И вообще, надо идейно и эстетически спорить, а не сползать в сплошные likes and dislikes.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
4. «Предчувствую тебя» , — говорю я новой поэзии. Поэзии, свободной от риторики, живущей по законам музыки и живописи или же — другой полюс — по законам сюжетности, как в новогазетных памфлетах Дмитрия Быкова, в опытах новых поэмных построений («Двенадцать» питерца Михаила Яснова).

Ольга Новикова

1.Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— Сближение фикшн и нон-фикшн. Интерес читателя к мемуарной и документальной литературе требует от беллетристов опоры на глубокую информированность, на внимательность к деталям реальной жизни. Например, в документальной книге «Лев Толстой: бегство из рая» Павел Басинский сумел перевоплотиться в классика и дать версию его внутреннего состояния во время ухода из Ясной Поляны.

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Читателю, который хочет вкусить изысканного русского языка, рекомендую «Арифметику войны» Олега Ермакова, «Перса» Александра Иличевского, «Живопись» Ульяны Гамаюн…

Любителю психологической прозы, которому нужно, чтобы в спину дул фабульный ветер, рекомендую «Без единого свидетеля» Элизабет Джордж. Место такой прозы в русской литературе пока не занято, но свято место…

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Настораживает антиженский пафос. Один из членов жюри «Нацбеста» декларирует как достижение, что в шорт-лист не вошло ни одной книги, написанной женщиной. Экспертный совет «Большой книги» никак не высказывается, но тоже не включает в шорт-лист авторов-женщин… Противоречит это читательскому интересу.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Уверена, что высокомерная пропасть между элитарной литературой и литературой для читателя может и будет уменьшаться не за счёт примитивизации и упрощения, а за счёт поиска божественной простоты.

Андрей Рудалёв

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— Честно говоря, я не меряю сезонами. Но если использовать эту терминологию, то, на мой субъективный взгляд и вкус, сезон отметился «возвращением» «нового реализма». Казалось, что тема плотно легла под спуд, однако опять проявилась и вызвала бурные дебаты. Только серия материалов в «Литературной газете» на этот счёт чего стоит!..  

Вторая волна разговоров о «новом реализме» окончательно обозначила акцент на важности и знаковости этого явления. Причем затеяли его далеко не сами «новые реалисты», сочувствующие и авторы, к ним причисляемые. Стали подводить итоги десятилетия, и оказалось, что по большому счёту больше и говорить не о чем. Практически каждая «итоговая» статья так или иначе затрагивала эту тему: был — не был, что это такое, оправдал ожидания — нет, не фикция, не фантом ли?

В последнее время всё больше убеждаюсь, что исторический период, в котором мы живём, и то, что сейчас происходит в литературе, равнозначно Серебряному веку. Только мы сами это пока ещё плохо понимаем...

Показалось, что поэзия за сезон немного притихла. Рулит Всеволод Емелин, у Александра Кабанова появляются стоящие произведения. В прошлом году вышел отличный сборник песен и стихов Михаила Борзыкина, лидера группы «Телевизор». Более ничего не вспоминается. Хотя, возможно, и ошибаюсь...

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Хорош, но пока ещё плохо прочитан роман Ильдара Абузярова «ХУШ». Вновь порадовал Герман Садулаев публикацией «Шалинского рейда» в «Знамени». Помимо этого, на мой вкус, очень сильным вышел сборник его рассказов «Бич Божий». Первоначальная настороженность лично у меня сменилась интересом к Михаилу Елизарову. Заново для себя открыл Владимира Личутина. Вполне заслуживает внимания его новый роман «Река любви». Порадовал мой земляк, прозаик из Каргополя Александр Киров, победитель премии «Чеховский дар». Думаю, что он покажет себя в литературе...

Все это первые ассоциации с вопросом, если поразмышлять дальше, то можно ещё ряд имён и книг привести. Солнечных вспышек и тектонических разломов не произошло, но заслуживающее внимания появляется.

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Наверное, здесь стоит сказать не о разочарованиях, а о несбывшихся ожиданиях. С радостью и в предвосхищении схватил с прилавка книжного новый роман Сергея Самсонова «Кислородный предел». После действительно достойной «Аномалии Камлаева» ждал новых восторгов, но вместо этого забросил чтение, не дойдя до книжного экватора.

Роман Александра Терехова «Каменный мост» добил до финала только потому, что поставил себе такую цель. Это было мучительно. При всех плюсах и талантах Терехова — отличный язык, умение закрутить сюжет и так далее — здесь объём неоправданно велик. Сам роман не состоялся, а выданы лишь наброски к нему, которые без ущерба можно пропускать десятками страниц.

Удивление вызывает методическое продинамливание на различных премиях «Елтышевых» Романа Сенчина. На «Букере» прокатили, но там своя кухня, своя игра была. На «Нацбесте», расхваливая, посчитали, что слишком мрачен, недухоподъёмен. Может быть, из-за страха, что надо будет признать новую литуратуру, «новый реализм»?.. Надо будет признать и реалии, описанные в романе, а от них лучше спрятаться в песок, выдавив: «Чернуха...» Надо будет согласиться, что «Елтышевы» идут в русле классической русской литературы...

Ну и главное разочарование сезона — история с «Журнальным залом». Она избавила от многих иллюзий и показала, что, какие бы финансовые вливания ни производились, толстые журналы сами, сознательно и упорно, двигаются к своему финалу. Печально, но здесь уже сложно будет что-то сделать. Разве что радикальными методами, как реформирование полиции в Грузии, через разгон прежних и призыв новых кадров.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Надежды связываю с реализмом как традиционным русским методом письма. Да и другого пути нет у нас. Иначе всё время будем плестись в хвосте мирового инвалидного обоза.

Жду обещанного романа от Дмитрия Новикова из Петрозаводска, от Сергея Шаргунова... Хотелось бы верить и в то, что писатели будут защищены от книжного рынка, от конвейера по производству штампованных изделий.

Рупор этого рынка критик Лев Данилкин говорит о десятках выданных шедевральных произведений в год, о перевыполнении плана, о пятилетке в три года и так далее.

Писателю нужен социальный бронежилет от всего этого. От необходимости выдавать на-гора километры текстов в укороченные временные промежутки. В этом навязанном ритме хворает и качество. Произведения выходят сырые, не настоявшиеся, не приобретшие необходимый букет ароматов, не отредактированные должным образом.

Большая часть из них — это просто книги-обложки, под которыми ничего нет. С другой стороны, стоящие произведения в этой гонке не получают должного осмысления и оценки. Они забрасываются обложками, погружаются на дно и затягиваются слоем ила.

Виктор Топоров

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— Основное отличие — драматически сократившийся выпуск мало-мальски серьёзной художественной литературы и в связи с этим — частичная (но ещё не полная) реабилитация некогда столь презренных изданий «за счёт автора» или «при поддержке» (спонсора).

В поэзии — прорыв «первого поэта Москвы» Всеволода Емелина. В прозе — сюрпляс (прежде всего премиальный) «новых реалистов» и скандал вокруг неприметных вроде бы «Повестей Белкина».

В критике — неадекватно бурная реакция на эпатажную статью записной эмигрантки. В Сети — грохот местечковых вавузел Бориса Херсонского. В общей ситуации — смерть de facto многих культурных начинаний, вынесших себе на знамя приращение заведомой бессмыслицы, и моральное самоубийство «Журнального зала».

Мышиная возня вокруг Литературного института. Исполненное глубокого смысла граффити на Литейном мосту.  

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— «Чёртово колесо» Михаила Гиголашвили, «Прощание в Стамбуле» Владимира Лорченкова, «Ты так любишь эти фильмы» Фигля-Мигля (неизданная рукопись), «Мультики» Михаила Елизарова, «Метель» Владимира Сорокина, два сборника «военных» рассказов Павла Пепперштейна, переиздание ранних произведений Александра Терехова и сувенирный трёхтомник Владимира Шарова — в прозе.

«Колотун» Евгения Мякишева, стихи Дмитрия Мельникова, Юрия Милославского и Ольги Хохловой в периодике и, естественно, емелинские Goetterdaemmerung — в поэзии. Публицистика Максима Кантора. «Книга мёртвых — 2» Эдуарда Лимонова.

Переводных публикаций в нынешней ситуации, объективно катастрофической для отечественной словесности, рекомендовать не буду — ищите сами!

3.С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Сильное разочарование – это не когда дерьмо оказывается на поверку ещё большим дерьмом, чем ты предполагал и подозревал заранее, а когда воздушный шарик летает, но не радует.

Разочаровал последний Пелевин, разочаровали итоги «Нацбеста» и «Петербургских мостов», разочаровал посмертный сборник мемуарной прозы Льва Лосева, разочаровал начавший было оживать и вновь сползший в общую яму «Новый мир», разочаровали — и продолжают разочаровывать — наши дискуссии, которым всё никак не удается выйти хотя бы на уровень кулуарных разговоров.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Поскольку в литературе, в СМИ, в издательском бизнесе (да и не только там) вызрело немало гнойников, то из года в год ждёшь, когда же их критическая масса достигнет такого уровня, что они начнут лопаться один за другим. Но как (где и когда) тут провести черту между «ждёшь» и «надеешься», сказать трудно. Поэтому я жду и надеюсь. Или, вернее, прогнозирую, жду, но не смею даже надеяться.

А надеюсь я, как всегда, на то, что нравящиеся мне писатели (из ещё не упомянутых здесь, допустим, прозаики Илья Бояшов, Павел Крусанов, Сергей Носов, Андрей Рубанов, Лена Элтанг, Леонид Юзефович) вот-вот напишут и издадут свои лучшие книги. Не просто новые, а именно лучшие. И откуда ни возьмись взойдут иные имена.

С интересом жду новых книг Андрея Аствацатурова, Алексея Евдокимова, Курчатовой-Венглинской, Олега Лукошина — да мало ли кого ещё? Вот только что прислал мне полромана мой бывший студент Дмитрий Трунченков — а вдруг именно этого романа я и жду?

Галина Юзефович

1. Есть ли отличие этого литературного сезона от предыдущих? Может быть, наметились какие-то новые тенденции, а что-то ушло в тень? Или же, напротив, актуализировалось?
— На мой взгляд, ключевая особенность прошедшего литературного сезона — появление среди бестселлеров множества книг, написанных новыми авторами, как нашими, так и зарубежными. Кто год назад знал Елену Чижову, Андрея Аствацатурова, Мариам Петросян, Стига Ларссона или Паоло Джордано? Кто мог всерьёз предположить, что будет зачитываться «Подстрочником» переводчицы Лилианны Лунгиной? И тем не менее именно эти имена определяли литературную карту прошедшего года ничуть не в меньшей степени, чем признанные классики вроде Пелевина или Сорокина. Круг популярных авторов, долгое время остававшийся замкнутым и неприступным, в этом году разомкнулся, впустив в себя сразу много «новой крови».

2. Ваши самые сильные читательские впечатления от минувшего литературного года (книги, публикации, персоналии). Что бы вы легко и без зазрения совести могли рекомендовать для чтения?
— Я просто перечислю списком то, что, на мой взгляд, стоит прочесть из книг минувшего года: «Дом, в котором...» Мариам Петросян, «Хлорофилия» Андрея Рубанова, «Счастье возможно» Олега Зайончковского, «Подстрочник» Лилианны Лунгиной, «Рождение сложности» Александра Маркова, «Люди в голом» Андрея Аствацатурова, «Леонов» Захара Прилепина, «Перс» Александра Иличевского, «Кофемолка» Михаила Идова. Наверняка было ещё много всего, но это почему-то особенно сильно застряло в памяти.

3. С чем (книги, публикации, персоналии, институции) связаны ваши самые сильные разочарования?
— Ужасно разочаровал «Йод» Андрея Рубанова — книга возмутительно слабая для такого невероятно яркого и талантливого писателя. Дежурно расстроил новый роман Пелевина «Т», местами по-прежнему блистательный, но в целом скучный и вторичный. Впрочем, разочаровываться (равно как и очаровываться) Пелевиным — это уже какое-то общее место, откровенная банальность. Ну и ещё, конечно, «Дом на Озёрной» Андрея Геласимова — это нечто за пределами добра и зла. Я никогда не могла отнести себя к числу горячих поклонниц этого автора, но вот теперь возникает ощущение, что он проявил свою коммерчески-ориентированную сущность в полной мере и этот, что называется, литературный инцидент может считаться исчерпанным.

4. Что и от кого вы ждёте в новом литературном сезоне? Чего бы вам хотелось от него ждать?
— Мне понравился прошедший год — я очень рада тому, что наш книжный бизнес (в первую очередь именно он, а не литература как таковая) начал наконец перестраиваться и ориентироваться на новые имена. Это по-настоящему важная веха, и мне бы хотелось, чтоб этот тренд сохранился. А лично для себя я жду нового качественного и увлекательного нон-фикшна — знаю о предстоящем выходе нескольких очень интересных книг (например, «Рождение языка» лингвиста Светланы Бурлак) и с нетерпением их предвкушаю.