Завантажити

сугубо практической. Известно, что многие деятели Возрождения серьёзно увлекались магией и мнили себя великими магами. К их числу относился и Джордано Бруно. Говоря о жизненных стилях, характерных для Ренессанса, отмечают, что бытовая практика алхимии, астрологии и всякой магии охватывала всё возрожденческое общество снизу доверху и была отнюдь не результатом невежества. Она – результат всё той же индивидуалистической жажды овладеть таинственными силами природы, которая даёт себя знать даже у Фрэнсиса Бэкона, этого знаменитого поборника индуктивных методов в науке. Многие исследователи ренессансной культуры выделяют такие её особенности, как эклектичность, фрагментарность, непоследовательность и богатство. Действительно, мыслители Ренессанса соединяли в своём мировоззрении, казалось бы, несовместимые идеи и практики. Л.М.Баткин следующим образом описывает ренессансную идеологию: «В Ренессансе сошлось много противоречивых истоков и элементов, споривших и как-то совмещавшихся в нём. Сам принцип совмещения был таков, что бесполезно искать здесь конкретную идейную доминанту. Не был такой доминантой и неоплатонизм, при всей его распространённости и важности. Но неоплатонизм, несомненно, оказался чрезвычайно удачным и специфическим выражением типологической целостности ренессансного мышления – подобно тому, как такими выражениями необходимо было бы признать и натуральную магию, и пластику ренессансного классицизма, и пастораль, и новеллистику, и авантюрно-фантастический эпос, и другие разновеликие и разноплановые, но равно характерные для Возрождения мыслительные структуры. Каждая из них – не просто часть Возрождения, а именно Возрождение в целом»78.
Рассматривая возрожденческую культуру в целом, трудно отделаться от ощущения, что перед нами огромный арсенал идей и представлений, собранный для того, чтобы на его основе можно было создать некое новое мировоззрение, должное разрешить вопросы, стоявшие перед человеком в период Возрождения, и даровать ему мировоззренческий катарсис. Поэтому отнюдь не случайным представляется тот факт, что мыслители Ренессанса искали ответы на, казалось бы, сугубо схоластические вопросы. Но, в отличие от средневековой философии, ответы эти носили несколько иной характер: «Ренессансный способ мышления, проникнув в первоначально далёкую от него область, распаханную вдоль и поперёк антично-христианской традицией, неизбежно должен был измениться, утратить слишком мирские приметы, расстаться, если угодно, с некоторыми завоеваниями. Но только таким путём и такой ценой Возрождение могло в эпоху тотальной религиозности завладеть не только градом, но и цитаделью культуры, сердцевиной мироотношения, не ограничиваясь соседствованием с теологией, не удовлетворяясь умолчаниями или дерзостями; только так Возрождение могло покончить с петрарковской раздвоенностью, добившись всеохватности своих устремлений, подлинного Weltanschauung, мировоззрения, сопоставимого по своей завершённости со Средневековьем и способного бросить ему исподволь вызов в вопросе всех вопросов. И только так, отказавшись от исходного штамма, от генеалогической чистоты, от прагматической этико-политической ориентации, перестав быть гуманизмом в раннем, узком смысле слова («il primo umanesimo»), ренессансная мысль могла дерзнуть преобразить самое религиозность, заполнив собой понятие веры и благодати, откровения и пресуществления, бессмертия и Бога. Здесь отказ равнозначен приобретению; возвращение к средневековью – плата за обновление его заветного нутра. Уступка конфессиональному духу – и благодаря этому умаление конфессиональности, стирание границ католицизма, выворачивание христианства наизнанку, так что на месте церковной (как и еретической) религии с её догматикой и институциализацией у Фичино вырисовывалась некая «естественная» религиозность вообще, с безразличным богом как принципом бытия»79.
С момента утверждения нового мировоззрения, с момента легализации и принятия стоящих за ним бытийных интуиций перед человеческой деятельностью открывается пространство для ничем не ограниченного развития. В этих условиях апофатическая установка на принижение значения дискурсивного мышления уже выглядит несколько неуместной. Что становится действительно важным, так это выработка нового типа рациональности, соответствующего изменившимся условиям человеческой деятельности.
Мыслителем, внесшим решающий вклад в формирование этой новой рациональности, был Николай Кузанский. Благодаря его работам был заложен фундамент для возникновения науки Нового времени. Приняв основные предпосылки ренессансного мировоззрения, Кузанец исходит из самодостаточности человека и из его ничем не ограниченной способности к познанию мира и абсолюта. Самодостаточность человека предполагает отказ от внешних авторитетов и инстанций, опосредующих общение человека с богом. Соответственно опора на личный бытийный опыт и его самостоятельную интерпретацию становится основным путем к божеству. С Николая Кузанского начинается новая эпоха в понимании

читати