Завантажити

новую мировоззренческую парадигму, соответствующую условиям его существования. На пути к этой системе человечеству пришлось решать целый ряд задач. Такие религии, в отличие от традиционных древних верований, не вырастают органически из глубин общественного сознания, а возникают как результат взаимодействия сознательных усилий и в значительной степени строятся как своеобразный синтез множества мифо-религиозных систем, однако синтез, использующий достижения других религий для решения своих собственных задач. Такими религиями являются все великие монотеистические религии, возникшие в эпоху осевого времени. Не хотим быть неправильно понятыми, мы не утверждаем, что бессознательный элемент не свойствен этим религиям и что они возникли исключительно благодаря сознательным усилиям их создателей. Ничего подобного, смешно было бы не замечать харизматического вклада пророков в существование тех либо иных религий. Но не вызывает сомнения и то, что в новых религиях высок удельный вес сугубо рациональных элементов. И их историческое существование, и теперешнее состояние сильнейшим образом зависят от действий интерпретаторов, берущих на себя смелость и ответственность за истолкование и внедрение учений в реальную жизнь. Достаточно сказать, что то христианство, которые мы с вами знаем, появилось в результате решений, принятых на Никейском соборе, и решения эти принимались под руководством римского императора – язычника, рассматривавшего христианство прежде всего как средство для укрепления империи и именно под этим углом зрения и отбиравшего материал.
Как бы там ни было, но осевое время демонстрирует нам такое отношение к сакральному, которого мы практически не встречаем в предыдущей истории: это рационально оценивающее отношение, признающее за человеком право на оценку сакрального с прагматических позиций. Кроме этого, изменились условия доступа к бытийному опыту и большинство верующих уже не могли положиться на автоматическое переживание бытийного опыта в процессе ритуала. Прежде всего было необходимо освоить новые способы индукции бытийного опыта. Дело в том, что древние мифо-ритуальные практики не нуждались в каких-либо особых условиях для своего функционирования, бытийный опыт был автоматически доступен большинству членов общества и как таковой не проблематизировался. В силу такой непосредственной доступности бытийного опыта традиционные мифо-ритуальные комплексы не содержали в своем составе особых опосредующих модулей, призванных обеспечить религиозную коммуникацию с теми членами общины, которые не имели непосредственного доступа к бытийному опыту.
Позднее же античное общество характеризуется господством человеческой деятельности, что автоматически означает недоступность непосредственного бытийного опыта для подавляющего большинства граждан. Соответственно, новая религиозная система должна была обладать механизмом, способным вовлекать это профанизированное большинство в процесс религиозной активности, результатом которого должно стать достижение бытийного опыта. Собственно говоря, именно утверждение возможности достижения такого состояния и составляет один из существеннейших элементов религиозного пафоса, присущего монотеизму. Сошлёмся, в частности, на христианские тексты, призывающие изменить привычное состояние сознания, искренне поверить и тем самым обрести спасение. В таких текстах на первом месте стоит отнюдь не доктринальная составляющая веры, она явно второстепенна, на первом месте стоит само состояние, в котором находится верующий. «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «Перейди отсюда туда», и она перейдёт, и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17: 20).
Разумеется, такие механизмы не возникли внезапно, а складывались на протяжении достаточно длительного времени, монотеизм лишь воспользовался ими для того, чтобы обеспечить человека доступом к сакральному. Интересно, что их возникновение чётко соотносится с переходом человека от присваивающего способа хозяйствования к производящему, то есть фактически совпадает с моментом превращения человеческой деятельности в доминирующую форму социальной активности. Исследования культурологов и этнографов показывают, что ритуальные практики охотничьих обществ предусматривают личную вовлечённость в ритуал всех без исключения членов коллектива, ни один мальчик не мог стать взрослым, не пройдя через опасный и сложный обряд инициации. При этом предполагалось, что инициируемый не просто должен выполнить некие действия, но, что значительно более важно, он должен испытать определённые кодифицированные переживания. И если этого не происходило, обряд считался неудавшимся и инициация не признавалась.
Совсем другую ситуацию мы видим в ранних аграрных обществах, ритуал там организовывался существенно иначе. Основная масса участников ритуала выполняла роль пусть и вовлечённых, но зрителей. Ритуал строился как созерцание транса одержимости, в который впадали отдельные избранные в силу тех либо иных причин участники ритуала.

читати