Завантажити

разумом его права на верховенство, клеймится как реакционное и не имеющее права на существование.
Ситуация драматически меняется во второй половине XIX века. В это время мы сталкиваемся с положением, когда и высокая, и народная культура пропитывается идеями об ограниченности сугубо деятельностной трактовки природы человека и, соответственно, об ограниченности возможностей дискурсивного (научного) разума. Разрушается представление о бесконечных возможностях человеческого самосознания. Впервые с начала времён человек усомнился в словах змия о том, что знание сделает людей подобными богам. Рациональное перестает восприниматься как единственно верный путь к реальности и свободе, как способ утверждения свободной человеческой субъективности. По сути, становится понятно, что представление о возможности возникновения самодостаточной системы человеческой субъективности, построенной на основе сугубо деятельностного принципа, утопичны. И дело не только в том, что внедеятельностные формы субъективности не поддаются полноценному переложению на язык дискретных деятельностных систем моделирования. Более важно то обстоятельство, что деятельностная субъективность построена на принципе самосознания. А это, по сути, означает, что то представление о реальности, которое служит исходным материалом для создания деятельностных дискурсивных моделей реальности для того, чтобы предстать перед сознанием в форме некоего осознающегося объекта, само должно, в свою очередь, попасть в сознание человека и лишь затем высветиться на экране самосознания. Превращение непосредственных чувственных впечатлений в содержание сознания есть процесс определённого моделирования реальности и отрыва полученной модели от непосредственной связи с реальностью. Таким образом, оказывается, что деятельностное отношение к миру изначально лишено базовой энергетической, полевой связи с миром, оно автономно от мира и вырабатывает свои представления о нём, используя энергию, накопленную в процессе непосредственного взаимодействия человека и мира в режиме их единства. Отсюда следует тот вывод, что само по себе деятельностное субъектирование не самодостаточно и требует постоянного взаимодействия с внедеятельностными формами субъективности, ответственными за трансляцию энергии бытия на уровень субъекта деятельностного концептирования. А раз так, то любые попытки избавления от внедеятельностных форм человеческой активности обречены на неудачу.
Итак, представление о возможности рациональной переделки человеческой субъективности теряет свою силу. Становится ясно, что любые формы дискурсивного моделирования не могут заменить целостного, аналогового подхода, свойственного внедеятельностным формам активности, во-первых, в силу их принципиальной несводимости к дискурсивным моделям, во-вторых, в силу того обстоятельства, что деятельностное моделирование может существовать только за счёт постоянной энергетической подпитки со стороны внедеятельностных форм активности.
Однако рациональное мировоззрение, строящееся на основе принципа всеобщности и необходимости своих положений, не может принять ситуации, когда его претензии на открытие истины будут ограничиваться внерациональными соображениями. Оно может существовать только в ситуации «всё или ничего». Казалось бы, в таком случае мы должны стать свидетелями крушения принципа научности в мировоззрении и замены рациональных форм самоактуализации человека на внерациональные типы самоопределения. Тем не менее этого не происходит. Оказывается, что тот факт, что рациональное мировоззрение не в состоянии решать так называемые экзистенциальные проблемы, ещё не является поводом для отказа от принципов рациональности. Дело в том, что наука, став производительной силой, приобрела в лице техники другой важнейший резон для собственного существования. Что с того, что сугубо рациональное мировоззрение не работает, ведь существует обширный опыт технического применения научных знаний, и достигаемое посредством этого опыта господство над природой является лучшим подтверждением значимости науки для человека.
Соответственно выявление ограничений на мировоззренческое использование науки не приводит к официальной дискредитации науки, её место и роль в системе человеческой субъективности по-прежнему весьма высоко оцениваются официальной культурой. Кроме того, личностная самоидентификация современного человека делает невозможным отказ от представления о человеке как о суверенном, наделённом свободой воли, самосознательном существе. Но именно эти качества неразрывно связаны с развитием рационального знания, а раз так, то современный человек и рациональность – суть вещи нераздельные.
Открывшаяся современному человеку неспособность науки решать стоящие перед ней мировоззренческие проблемы и, как следствие, утрата мировоззрением способности к обеспечению человеческого существования в мире отозвались усилением интереса к тем формам духовности, которые ориентированы на внедеятельностное измерение человека и на синкретическое

читати