Завантажити

вырабатывался эталон научной деятельности, его неоправданная экстраполяция приводили не только к обеднению методологического арсенала науки, но и к дисбалансу в человеческой субъективности. Дело в том, что использование науки в человеческой деятельности предполагает работника, обученного на основе научных принципов отношения к миру, что, по сути, означает искусственное ограничение развития всех тех видов субъективной активности, которые не относятся к числу дискурсивных и могут помешать протеканию человеческой деятельности. И дело не ограничивается просто обучением, вся дальнейшая жизнь работника машинных производств и просто члена современного общества проходит под знаком использования тех навыков отношения к миру, которые основываются на дискурсивном мышлении, навыков, ежечасно подтверждающих свою адекватность, жизненную необходимость и принудительную силу. Официальное придание научному мышлению статуса единственно верного не столь безобидно, как это может показаться. Дискурсивный перекос в человеческой субъективности приводит к тому, что человек теряет возможность свободно и с внутренним доверием относиться к тем формам духовной активности, которые не принадлежат к числу дискурсивных и отвечают за разрешение мировоззренческих проблем. Такая дискурсивная акцентуация делает человека неспособным использовать даже те ограниченные возможности мировоззренческого синтеза, которые ещё остаются в его распоряжении. В результате такого просвещения тот модус отношения к миру, который ранее был доступен достаточно узким группам профессиональных учёных, страдавших от свойственного им профессионального кретинизма, становится общераспространённым состоянием огромных масс населения, прошедшего через искус научного образования. Как следствие, все те неразрешимые мировоззренческие проблемы, которые раньше могли игнорироваться в силу их специфичности и относительно малой представленности, приобретают статус массовых симптомов и как таковые не могут не замечаться. Таким образом, мировоззренческий кризис, порождённый гипертрофией научного подхода к миру, перерос статус сугубо локального явления и стал массовым состоянием для большинства представителей вовлечённого в деятельность человечества. Не следует забывать и о дискурсивности той среды, в которой проходит повседневная жизнь современного человека, рассматривающего расчётливость как добродетель, а расчёт – как наиболее адекватный взгляд на мир.
Все те ходы мысли, все те объяснительные схемы и предполагаемые решения, которые ранее имели характер эзотерических представлений, доступных только небольшой группе профессионалов, опирающихся на сходный жизненный опыт дискурсивного бальзамирования человеческого духа в процессе научной деятельности, становятся потенциально понятны большей части населения, профанируются и упрощаются, вместе с тем становясь реальным фоном человеческой жизни, фоном, который уже невозможно игнорировать в силу его распространённости и в силу той угрозы, которую он несёт для человека.
Если первые бреши в парадигме Нового времени, пробитые системой И.Канта, несмотря на всю серьёзность выдвинутой им аргументации, привлекли внимание только профессионалов и были достаточно эффективно купированы в системе немецкой классической философии, более того, даже появление работ А.Шопенгауэра, С.Кьеркегора, а позже и Ф.Ницше не поколебало массовой веры в силу научного прогресса, а возникновение позитивизма, этой наиболее последовательной философской апологии науки Нового времени, пришлось на время, когда все основные доктринальные аргументы против Разума уже были выработаны, и последовавшая вскоре системная атака на идеалы Просвещения не принесла ничего принципиально нового в концептуальном плане.
Итак, превращение науки в непосредственную производительную силу человеческой деятельности привело к такой интенсификации личностной вовлечённости в деятельность, что та система трансляции бытийного опыта на уровень деятельностного человека, которая сложилась в предыдущую эпоху, уже не могла обеспечивать трансляции бытийного опыта на уровень субъекта деятельности и, по сути, достигла своего предела, что проявилось в разрушении традиционных систем мировоззрения. Заметим, что все существовавшие к тому времени мировоззренческие системы, несмотря на всю разницу в их доктринальных положениях, строились на одном принципе, который никем не поддавался сомнению, воспринимался как само собой разумеющаяся предпосылка любого учения. Суть этой предпосылки сводилась к представлению о том, что любая идеологическая система должна быть эксплицирована при помощи языка (в предельном случае – при помощи дискурсивной моделирующей системы), доведена до сведения человеческого разума, вернее, той его части, которая строится на дискретных принципах, принята, оценена им и лишь после этого воплощена в жизнь. За такой установкой стоит представление о том, что дискурсивный разум, а ещё точнее человеческая деятельность, признаётся высшей инстанцией, не только компетентной в оценке тех

читати