Завантажити

что существование идеи Блага тоже не самоочевидно, и человек, находящийся в мире идей, должен сделать над собой определённое усилие, чтобы вознестись на более высокий уровень восприятия, позволяющий ему созерцать идею Блага.) Изоморфизм этой ситуации, той в которой находится человек, познающий действительность по теням, очевиден.
Изложенные соображения позволяют предположить, что объединение всех трёх уровней познания в единую систему диктуется не внутренней логикой развития этой системы, а некими метаконтекстными обстоятельствами, которые для людей той эпохи были столь очевидны, что на них не обращали внимания. Античный человек прекрасно осознавал, что дискурсивное, пропозициональное познание не является ни единственным, ни самым совершенным видом познания. Будучи потенциально неограниченным, оно, однако, не принимает в расчёт те образы мира, которые возникают у человека в процессе восприятия. Между тем существование познания, основанного на этих образах, было делом совершенно обычным для античного человека. И он прекрасно осознавал, что прогресс в этой традиционной сфере понимания мира зависел от той позиции в иерархии восприятия, которую занимал человек. Восприятие низшего уровня связано с обыденным миром человека и задаёт базовые интуиции для развития дискурсивного мышления. Другое дело, что это мышление, единожды появившись и будучи ничем не ограниченным, в состоянии оставить мир повседневности и подняться в эмпиреи, делая объектом своего исследования высшие уровни реальности. Восприятия более углублённые, основанные на восприятии самого восприятия, делали доступными для человека целый сонм пластических образов, переживание которых сопровождалось интуитивным пониманием смысла мироздания. Эти образы, в свою очередь, изливались из опыта света, стоявшего у основ восприятия. Существование нескольких способов познания позволяет предположить, что существует несколько типов знания. То знание, в основе которого лежит истина как несокрытость, отличается от знания, ориентированного на истину как соответствие субъективного представления объективному положению вещей. Для этого времени характерно сосуществование обоих типов знания и их совместное функционирование. Пресловутые мифологические мотивы в античной философии как раз и свидетельствуют о сосуществовании различных познавательных стратегий в решении смысложизненных вопросов древними мыслителями.
По мере развития деятельностного понимания действительности дискурсивное мышление начинает рассматриваться как мышление по преимуществу, а все остальные формы отношения к истине либо маргинализируются, либо начинают рассматриваться как некие символические виды активности, не имеющие прямого отношения к действительному положению вещей и служащие для мотивации человека через переживание должного как действительного. В философии на первое место выходят рассуждения, а образная ткань человеческой мудрости вытесняется в подсознание, впрочем, продолжая оттуда воздействовать на мышление философов, и пока такое положение сохраняется, мы можем говорить о том, что философия как рассуждение о мудрости мира жива и имеет смысл.
Всё вышесказанное в полной мере относится и к знанию о бытии. Выше было показано, что начальные этапы понимания бытия опираются как на рассуждение, так и на созерцание. При этом образная составляющая представлений о бытии остаётся превалирующей и во многом определяет характер и направление рассуждений о природе бытия. Собственно говоря, на этом этапе приближения к бытию рассуждения носят по преимуществу обосновывающий (легитимизирующий) характер. К ним прибегают, когда нужно доказать верность той либо иной интуиции, вырастающей из опыта бытия. С одной стороны, это говорит о том, что созерцание всё ещё остаётся основным источником знаний о бытии, а с другой – свидетельствует о возрастании значения мышления, опирающегося на опыт деятельности. В дальнейшем происходит постепенный переход от мышления на основе интуиций бытийного типа к дискурсивному мышлению, основанному на деятельностных интуициях. Проблема бытия переосмысливается и приобретает новое звучание, на место бытия как представления о тотальности сущего приходит понимание бытия как глубинной первоосновы сущего. Такая трансформация в понимании бытия эмансипирует бытие из-под влияния неподконтрольных дискурсу бытийных интуиций и делает его вполне легитимным объектом для самостоятельного понятийного мышления. При этом нужно отметить, что такая эволюция в подходе к бытию достаточно правомочна, ибо связь между бытием как тотальностью сущего и бытием как первоосновой сущего вполне прозрачна и обосновываема, поэтому такое смещение акцентов в подходе к бытию, будучи обусловленным в первую очередь метатеоретическими соображениями, а именно экспансией деятельностного мышления в области, ранее ему неподвластные, с логической стороны выглядит достаточно убедительным и обоснованным.
При этом ряд допущений, принимаемых при таком подходе к бытию, остаются непрояснёнными, основными из них

читати