Завантажити

ведущим в ту либо иную эпоху алгоритмам. Вместе с тем бытийное «прикрытие», обретённое деятельностными структурами, меняло феноменологию их функционирования, вносило возмущение в их деятельностное осмысление. Дело в том, что бытийные смыслы тех образов, которые использовались для камуфлирования человеческой деятельности, имели собственную логику, исторически независимую от человеческой деятельности, и образы, взаимодействуя между собой согласно этой логике, могли затуманивать сущностную, в данном случае деятельностную, связь между теми структурами, которые эти образы обслуживали. Дабы избежать такого эффекта, человек деятельностный нуждался в постоянной работе по модификации (адаптации, переосмыслению) изначальных бытийных смыслов в контексте их деятельностного использования. При этом по сути предпринималась попытка деятельностного отношения к опыту бытия с характерной для последнего аналитической, орудийной установкой. В результате такой деятельностной переинтерпретации человек стремился достигнуть непротиворечивости между логикой бытийного опыта и логикой деятельностного отношения к миру. Разумеется, такое согласование всегда носило относительный характер, было неустойчивым и требовало постоянных усилий со стороны человека, которые ограничивались уровнем человеческой рефлексии над бытийным опытом и необходимостью сохранения священной энергии бытия в процессе деятельностного использования бытийных образов. Результатом такой деятельностной работы с бытийной составляющей человеческого духа стало возникновение системы специализированной духовной деятельности.
По сути, история развития человеческой деятельности сопровождается постоянным рефлексивным углублением в бытийный опыт. Рефлексия эта осуществлялась различными средствами и опиралась на разные понимательные схемы в зависимости от того, какой характер носила деятельность в ту либо иную эпоху, но общая магистральная направленность (линия) на углубление рефлексии оставалась неизменной. Для раннего периода человеческой деятельности, характеризующегося доминированием родовых отношений в качестве основного движителя и организатора человеческой деятельности, именно родовые отношения служат интерпретационной матрицей, сквозь призму которой осмысливается бытийный опыт. В наше время бытийный опыт анализируется посредством научных схем, восходящих своими корнями к научной методологии Нового времени, системообразующему фактору современной человеческой деятельности.
Можно предположить, что по мере выпадения человека из тех либо иных деятельностных схем падает актуальность бытийного камуфлирования этих схем и оно полностью прекращается. Соответственно, эти типы деятельности теряют бытийный смысл и ореол, а сопровождавшие её бытийные смыслы ослабляются и уходят на периферию человеческой духовной деятельности.
Говоря о выпадении человека из деятельности, мы имеем в виду его присутствие в центральном звене в цепи «цель – средство – результат». Использование человека в качестве средства порождает необходимость в иллюзорной мотивации, а отказ от его использования в этом качестве, соответственно, эту необходимость отменяет. Одним из примеров такой десакрализации может послужить опыт каннибализма. Как известно, каннибализм процветал на определённом этапе человеческой истории, соответственно, его обеспечение требовало мощнейшей системы мотивации, которая, кстати, пережила сам каннибализм, и её далёкие отзвуки дошли до современного человека в виде пережитков в некоторых религиозных ритуалах. Тем не менее отказ от каннибализма привёл к разрушению обеспечивающей его бытийной составляющей, и современному человеку очень трудно представить тот мощнейший комплекс чувств и мотивов, помимо «продовольственно-потребительских», которые сопровождали этот вид активности.
Однако рефлексия над бытийным опытом и включение последнего в деятельностные схемы неизбежно приводят к его ослаблению и вырождению.
Факт перенесения смысловой составляющей бытийного опыта в сферу человеческой деятельности и наделение деятельностных актов бытийным смыслом открывает возможность перетекания мотивационной энергии не только в направлении от бытия к деятельности, но и обратно. Наличие бытийной окрашенности у тех либо иных деятельностных структур создаёт ситуацию, когда достижение конкретно деятельностных целей воспринимается человеком как некое теургическое действие, способствующее достижению высших, сакральных целей. В результате на место внедеятельностного, переживательного по своей природе отношения к этим целям приходит сугубо деятельностное, преобразовательно-потребительское отношение. Человек отбрасывает внедеятельностные способы реагирования на данную проблему и целиком переходит на позицию деятельностного активизма. Для примера рассмотрим ситуацию полёта. Символ полёта и чувства, с ним связанные, ассоциируются с освобождением человека от оков несовершенного мира, с перемещением в высшие духовные области, с достижением счастья. Не случайно по сути подавляющее большинство

читати