Завантажити

биологической активности. Человек же начал использовать орудия с целью достижения неких отдалённых, биологически неочевидных целей, тем самым вырывая себя из симбиотического, непосредственного единства с миром. Особенно ярко эта черта человеческого орудийного отношения проявилась в отношении человека к самому себе. Развивая социальную организацию, он получил доступ к такому универсальному орудию, как человек. Он научился использовать самого себя в качестве средства. Для достижения поставленной цели им был создан сложный социальный механизм, опирающийся как на непосредственное насилие, так и на мощную систему идеологической мотивации. С этого момента и берёт начало человеческая деятельность – принципиально новый тип активности, позволивший человеку встать над миром, вырваться из кокона изначальной биологической предопределённости, выйти из симбиотического единства с миром. Тем самым у него появилась возможность свободного доступа к чужим жизненным ресурсам, что существенно повышало шансы собственного вида. Естественно, что человек не прошёл мимо этой возможности.
Обретя в деятельности мощнейшее эволюционное преимущество, человек начал активно использовать возможности, предоставляемые ему деятельностью, в чём и преуспел.
На пути этого развития ему пришлось решать сложнейшую мотивационную задачу. Дело в том, что базисные измерения человеческого формировались в додеятельностный период. И именно на опыте додеятельностного симбиотического существования строилась система человеческой субъективности, её правда и её мотивационный потенциал. В основу этой логики был положен принцип единства с миром, принцип, выражающий реальную тождественность человека и мира, воплощавшуюся в симбиотическом сосуществовании человека с миром. Переживание и, в конечном счёте, осознание этой тождественности с миром обеспечивало человека мощнейшим мотивационным механизмом, позволявшим ему существовать в мире.
Напротив, в основе деятельностного подхода лежит принцип отдельности человека и мира, ставящий на место симбиоза овладение, предполагающий свободное (в каком-то смысле бесцеремонное) отношение человека к миру. Деятельность в своем развитии подчиняется логике орудийного преобразования мира, логике достижения неких частичных, партикулярных целей, а отнюдь не логике симбиотического сосуществования человека и мира. Естественно, что человек, вовлечённый в процесс деятельности и выстраивающий вокруг неё свою новую деятельностную идентичность, ощущал свою отделённость от мира, свою чуждость миру и незащищённость от него.
Такое самочувствование ещё более усугублялось тем обстоятельством, что человеческая деятельность, несмотря на присущий ей гигантский адаптационный потенциал, базировалась на законах того же мира, против которого использовалась, а значит, в конечном счёте, на сущностном уровне носила подчинённый характер. Поэтому, восставая против мира, человек деятельностный обрекал себя в будущем на неизбежное поражение.
Естественно, для того чтобы продолжать своё существование в деятельностном модусе, а с определённого момента у человека попросту не оставалось другого выбора – либо развивать деятельность, либо погибнуть, ему пришлось разработать принципиально новый мотивационный механизм, учитывающий особенности человеческого существования в деятельностном мире. В основу этого механизма был положен принцип трансляции опыта бытия на уровень деятельностного субъекта.
Благодаря такой трансляции человек деятельностный получал доступ к бытийному опыту, который использовался как по прямому назначению для решения экзистенциальных проблем индивида, так и для управления социальными процессами. В целом можно сказать, что эта форма взаимодействия бытийного и деятельностного измерений человека оказалась весьма эффективной и обеспечивала человеческое развитие на протяжении весьма длительного времени. Имеющийся у неё адаптивный потенциал позволял ей реагировать на основные изменения в условиях человеческого существования. Однако со временем эта система достигла своих пределов и начала давать сбои.
Дело в том, что развитие деятельности сопровождалось усилением отчуждения человека. В результате этого из человеческой жизни был практически полностью исключён бытийный элемент. Как в своё время писал К.Маркс, человек остался у самого себя только в узком кругу домашних забот и проявлений. Такое исключение не могло не сказаться на жизненном самочувствии человека. Отсутствие реального опыта бытия не могло быть компенсировано его суррогатами, транслируемыми индивиду через различные формы духовной деятельности. Если раньше они органически дополняли естественное, пусть и скудное, бытийное начало, присутствовавшее в человеческой жизни, то теперь, когда отчуждение достигло крайних пределов и натуральный бытийный опыт практически угас, символическое переживание бытийного опыта было явно недостаточным для поддержания человеческой целостности. Баланс бытийного и деятельностного был нарушен. Соответственно произошло

читати