Завантажити

разрушении этой изначальной синкретичности связан с зарождением в рамках первичных, родственных коллективов элементов неорганической внебиологической системы адаптации к внешней среде. В чём они заключались, сказать трудно в силу громадной временной дистанции, отделяющей нас от указанного периода. Но несомненно, что эти первые шаги становящейся деятельности означали громадный вызов для складывающейся в предыдущие исторические и доисторические эпохи системы коллективной человеческой субъективности. Естественно, что данная субъективность, существуя через индивидов, продолжала оставаться коллективной по своему существу. Ответом на этот вызов стало создание грандиозной системы мифо-ритуальной активности. Призванная компенсировать первые этапы отпадания индивида от тела коллективной субъективности, она своим величием и древностью косвенно свидетельствует о масштабе деятельностного вызова. То, что нами сейчас воспринимается как неизбежное в судьбе человека, в начале истории потребовало от последнего огромных усилий по ассимилированию и приручению.
Следует ясно понимать, что появление мифа-ритуала означало разрушение изначального, естественного синкретизма человеческой субъективности. С того момента, когда это натуральное единство проблематизируется, возникают мощные механизмы, призванные компенсировать данный разрыв в целостности. Именно тогда утерянная тотальность целостности становится объектом особого внимания со стороны «человека», а выработанные механизмы компенсации демонстрируют высочайшую надёжность на протяжении десятков тысячелетий. Тем не менее компенсация есть компенсация. И в конечном итоге она не в состоянии заменить подлинность бытийственного опыта. Мифо-ритуальная практика состоит из двух компонентов – ритуала, призванного индуцировать определённые переживания у его участников, и собственно мифа, дискурсивной модели ритуала, обеспечивающей его повторяемость и воспроизводимость, а также неполное, свёрнутое, экономное воспроизведение ритуала в ситуации невозможности его воспроизведения по полной программе, воспроизведение, сопровождаемое воспоминанием о ритуальных переживаниях или же о символах этих переживаний.
Что касается собственно ритуальной составляющей мифо-ритуального комплекса, то она призвана воспроизводить у субъектов ритуала особые переживания, недоступные им вне ритуальной активности. При этом ритуалы устроены таким образом, что вызывают неспецифические, то есть свойственные всем типам ритуалов, переживания по специфическому поводу. По характеру тем, воспроизводимых в ритуалах, можно судить о том, какие аспекты человеческой жизни (бытия) первыми ощущают на себе воздействие деятельностного прозаизма. Само же ритуальное переживание обеспечивало человека чувством единства с миром, за этим чувством стояло реальное единство, переживание которого было биологическим маркером «стратегического» благополучия индивида.
Как устроен ритуал? На первый взгляд он выглядит как простое воспроизведение некоторых действий, некогда имевших прагматический смысл, но к моменту их ритуализации утративших его. Однако при более внимательном анализе становится понятным, что само по себе действие не столь уж и важно. Значительно большее значение имеют ритм и повторяемость ритуального действия. За счёт последних достигается определённое изменённое состояние психики, приводящее к переключению модуса восприятия с прагматического на бытийный. Повторная утилизация результатов бытийного восприятия и приводит к возникновению у участников ритуала бытийного опыта, сопровождаемого переживанием единства с миром. Ряд исследователей, среди них такие авторитетные, как Топоров и Иванов, не без оснований полагают, что в процессе ритуальных действий происходит специфический энергообмен между человеком и миром. Результатом такого обмена является восстановление потерянного органического единства человека с миром. При этом содержание ритуала и сопровождающего его мифа безошибочно указывает на разрывы в ткани человеческого бытия.
Как известно, к наиболее древним ритуалам относятся ритуалы инициации, связанные со смертью и последующим воскрешением прошедшего инициацию индивида. На наш взгляд, это указывает, что именно проблема индивидуальной смерти, её осознание и преодоление явились тем первым симптомом разрыва единства человека и мира, который потребовал своей мифо-ритуальной компенсации. Это и не удивительно. Дело в том, что становление человеческой деятельности, пусть даже в исторически первых, простейших формах, предполагает расхождение в траекториях движения родового коллектива и индивида. И несмотря на то, что последний всецело отождествляет себя с коллективом, различие жизненных траекторий, задаваемое требованиями деятельности и подкреплённое реальным физическим отличием индивида от других членов коллектива или его символов, не могло не проблематизировать ощущение единства человека с родом, шире – с миром. Особенно остро такое разделение (разрыв, дискретность) ощущалось в наиболее драматических точках

читати