Завантажити

непосредственной схватки со зверем. Соответственно успех охоты зависит не столько от способности противостоять зверю в открытом единоборстве, сколько от способности грамотно обложить его, загнать в ловушку и т.д. Такое поведение, не будучи непосредственно связанным с фундаментальным бытийственным опытом и регулируемым на основе отстранённых рассудочных процедур, но будучи крайне важным для выживания человека, нуждалось в выработке определённых механизмов, ответственных за его интеграцию в систему жизненных смыслов человека, нуждалось в придании ему магического (священного) значения.
Именно этой фазе человеческой истории соответствует выделение ритуала в особую форму человеческой активности. Если ранее вся жизнь человека была по существу бытийствованием и представляла собой один сплошной ритуал, то теперь возникают формы активности, к ритуалу не имеющие никакого отношения: с одной стороны, в силу их специфической опосредованности, а с другой – в силу использования неритуальных, отстранённых, рассудочных механизмов их регулирования.
Соответственно возникает необходимость в особой акцентуализации, которая конституируется в виде двух взаимосвязанных форм активности – ритуала как формы актуализации бытийных переживаний и мифа как формы их консервации и трансляции на уровень рассудочно организованной деятельности. Ритуал при этом становился своего рода специализированной формой индукции опыта бытийствования вне связи с конкретной жизненной ситуацией. Область прежнего синкретического единства священного и жизни всё более сужается.
Развитие деятельности предполагает создание надёжного, устойчивого и гибкого механизма трансляции опыта бытия на уровень вновь появившихся субъектов деятельности. Такая трансляция должна обеспечивать метамотивацию человеческой деятельности и известным образом координировать её и обеспечивать автономность субъектов деятельности. Логично предположить, что подобная «трансляция» для того, чтобы быть эффективной, должна «говорить» с субъектом деятельности понятным ему языком, должна передавать опыт бытия в терминах смысла и цели, то есть доступным дискурсивной консервации, а значит, по сути, мёртвым опытом.
Живой опыт бытия, существующий вне дискурсивных схем, самодостаточный и чуждый любым «почему», становится всё менее и менее доступным человеку деятельностному. Его передача вначале осуществлялась частично за счёт непосредственной, исторически неизбежной деятельности, доставшейся, так сказать, в наследство от предыдущих додеятельностных эпох органической вовлечённости в бытие, частично за счёт мифо-ритуальных механизмов. По мере развития деятельности этот прямой доступ к опыту бытия становится всё более и более затруднительным, что находит своё выражение в обострении тех либо иных экзистенциальных проблем. Деятельностный человек пытается отвечать на такие вызовы, и до поры до времени ему это удаётся. Однако наступает момент, когда деятельность достигает такого уровня собственного развития, что существующие системы мотивации перестают справляться. С этого момента становится заметной «искусственная» природа мотивационных механизмов, их ограниченность не только в плане смыслового потенциала предлагаемых и ми решений, но и в плане подлинности даруемых ими переживаний, то есть вскрывается их бутафоричность. Таким образом человек попадает в закулисье того мира, который он привык считать подлинным, и убеждается в том, что так называемые смыслы не более чем фикция. Пока различные экзистенциальные проблемы переживались как подлинно значимые, существовала возможность нахождения ответа на них в рамках деятельностного мира. С выходом же за пределы мира человек попал в ситуацию, когда все эти проблемы потеряли смысл и проблематизировалось само существование человека деятельностного.
Разумеется, такая ситуация сложилась не сразу. Ей предшествовал достаточно длительный период, в течение которого человеку удавалось отвечать на смысложизненные вызовы деятельностной эпохи. В дальнейшем мы постараемся наметить основные вехи на этом пути. В качестве маркеров нами будут использованы основные мировоззренческие проблемы, характерные для того либо иного периода истории человека деятельностного.
Не подлежит сомнению, что человек деятельностный не возник мгновенно и ниоткуда, как чёртик из табакерки. Деятельность возникла и развивалась на основе определённых биологически детерминированных форм животной активности, которые впоследствии были подхвачены, сохранены и развиты «органическими», то есть построенными на основе родства, человеческими коллективами додеятельностной эпохи. Выступая в качестве основных коллективных субъектов додеятельностной активности, индивиды (члены таких архаических коллективов) были полностью растворены в коллективах и, как таковые, не выделялись в качестве самостоятельных субъектов принятия решений. Соответственно опыт бытия, проходивший через них свободным потоком, нигде не проблематизировался и как таковой не замечался.
Первый серьёзный шаг в

читати