Завантажити

моделирование желаемого будущего и отбор поведенческих стратегий предполагает сознательный контроль над продуктами субъективной активности. А это означает, что активность такая не может протекать по древнему додеятельностному сценарию, предполагающему объективацию сознания и его существование на водоразделе между человеком и миром. Сознательная активность субъективируется, отрывается от своих вещественных корней в окружающем человека мире, интериоризируется и становится символической и бесплотной. Результатом такого рода изменений становится способность человека к произвольному манипулированию моделями внешнего мира. В основании таких изменений лежит процесс повторной утилизации образов восприятия и их синестезийной рекомбинации. Дальнейшее развитие деятельности, её технологизация и технизация приводят к тому, что образная составляющая деятельностного сознания дополняется, а впоследствии и вытесняется знаковой пропозициональной системой моделирования реальности. Иными словами, возникновение множества автономных центров человеческой активности обеспечивает более эффективное, чем прежде, приспособление вида «человек» к условиям существования; включение деятельностного рычага одновременно означало возникновение трещины в некогда монолитной тотальности бытия, трещины, беспрестанно расширяющейся и требующей специального механизма для её преодоления. Подобно реальному рычагу, выигрывающему в силе, но проигрывающему в расстоянии, рычаг человеческой деятельности дарует человеку дополнительные возможности по более эффективному приспособлению к миру, в конечном счёте всё дальше и дальше унося его от блаженной самодостаточности бытия. Индивид как основной агент человеческой деятельности попадает в пересечение всеобщего и особенного измерений человеческого, и с этого момента мы можем говорить о бытии и существовании человека.
Индивид, участвуя в преобразовании действительности, нуждается в определённой системе координат, обеспечивающей привязку его «частичной» деятельности ко «всеобщему» бытийному измерению. Он также должен согласовывать и координировать свои усилия с усилиями других индивидов и, наконец, он нуждается в механизмах, обеспечивающих «трансляцию» бытийной существенности и самодостаточности на уровень индивида. Поэтому вопрос о смысле человеческой жизни приобретает вполне осязаемые и драматические очертания. Сначала – в системе человеческих чувств, а впоследствии, по мере развития деятельности, и в системе рефлексии над смыслом человеческого существования.
Другой особенностью человеческой деятельности является необходимость в занятии отстранённой позиции по отношению к миру в целом. Мир должен предстать человеку для того, чтобы последний мог делать его объектом деятельности.
Человеческая деятельность предполагает использование человека в качестве орудия деятельности, по сути низведение его до положения вещи среди вещей, что на философском жаргоне называется отчуждением человека. Та реальность, с которой сталкивается человек деятельностный, – это жёсткий, подчинённый неким объективным законам и чуждый сентиментам мир причин и следствий, и человеку, для того чтобы выжить в этом мире, нужно постоянно просчитывать последствия своих действий, не поддаваться эмоциям и не питать иллюзий о природе происходящего с ним, только в таком случае он имеет шансы благополучно прожить свою жизнь. Нетрудно видеть, что такие условия существования предполагают развитие специфического умственного инструментария, строящегося на принципах дискурсивного исчисления и весьма отличного от традиционных квазимифологических форм субъективного. Его отличие от внедеятельностных форм субъективности заключается прежде всего в пропозициональном принципе, используемом для его развёртывания. Наиболее развитой формой деятельностного сознания является вербальное сознание. Речь позволяет человеку моделировать объекты любой сложности через их сведение к неким простейшим матрицам, которые пошагово развёртывались в пространстве и времени, будучи связанными между собой причинно-следственными отношениями, такое моделирование позволило взять под контроль ранее неуловимые синестезийные смыслы, возникавшие у человека в процессе внедеятельностного концептирования. Излишне говорить, что подобная возможность открывала перед человеком весьма впечатляющие перспективы, которыми он и не преминул воспользоваться. Речь позволяла человеку приручить те мгновенные, часто неуловимые, полимодальные смыслы, которые ранее возникали у него в режиме одновременности, и подчинить их определённому, развёртывающемуся во времени порядку, что делало их гораздо более доступными человеку и упрощало их осознание и использование всеми членами человеческих коллективов. Конечно, такой перевод целостностных и одновременных образов в последовательный ряд упрощённых пиктограмм не мог не отразиться на силе их воздействия на человека, тем не менее эти недостатки казались вполне терпимыми на фоне выявившихся новых возможностей, открывавшихся перед человеком. Вписываясь в

читати