Завантажити

контуры тех представлений о сознании, которые определяют мировоззрение модерна. Со времён Р.Декарта утвердилось мнение о том, что человеческое сознание, в силу его сущностного единства с абсолютом, способно быть источником достоверного знания. Человек через обращение к собственному самосознанию получает в своё распоряжение надёжный инструмент, позволяющий отличать истину от лжи. С этого момента философия как учение о бытии превращается в своеобразную теорию субъективности. Разум при этом предстаёт как тотализирующая и самосоотносительная рефлексия (Ю.Хабермас). Теоретическое отношение к действительности рассматривается в качестве привилегированного и основного, если не единственного, пути к абсолюту. Такое представление о сознании, будучи продуктом определённой исторической эпохи, со временем выявило свою ограниченность и подверглось серьёзной переоценке и критике. Ю.Хабермас выделяет следующие направления такой критики: «Для номологических опытных наук приемлемым считается только объективистский, основанный на наблюдении доступ к природе, тогда как герменевтические науки находят доступ к исторически-культурному миру только через перформативную позицию участника коммуникации. Этой привилегированной позиции наблюдателя, характерной для естественных наук в науках о духе соответствует позиция участника коммуникации, с которой осуществляется раздвоение сфер объектов. Если природа изнутри оказывает сопротивление понимающе-реконструктивному схватыванию и подчиняется только полученному через наблюдение контринтуитивному знанию законов, то ансамбль общественных и культурных достижений постигается как бы изнутри через процедуру интерпретации, которая подключается к интуитивному знанию участников коммуникации. Смысловые связи объясняющего познания сущности переходят к объективированной природе; и герменевтическая компенсация им даётся лишь в той сфере не-сущего, в которой в соответствии с метафизическим взглядом идеальные сущности не могут находить для себя твёрдой почвы.
Наконец, методически созданное знание модерной науки теряет и присущую ему автаркию. Одновременно тотализирующее и самоотнесённо действующее мышление вместе с тем как оно постигало целостность природы и истории должно было засвидетельствовать и обосновывать себя как философское познание – то ли через аргумент последнего обоснования, то ли через спиралеподобную самоэкспликацию всеохватывающего понятия. Наоборот, те предпосылки, из которых исходят научные теории, получают значение гипотез и должны обосновываться из выводов – через эмпирическое подтверждение или через когерентность с другими, уже принятыми доказательствами. Фаллибизм научных теорий несовместим с типом знания, которое принимает в расчёт первая философия. Каждая широкая, закрытая и окончательная система высказываний должна была бы быть сформулирована языком, который не требует никакого комментария и никакой отвлечённой интерпретации, никакого улучшения, никакой инновации. Она должна была бы начинать свою собственную действенную историю. Её окончательный характер несовместим с непредвзятой открытостью научного прогресса познания»87.
Пересмотр представлений о природе сознания, знания, рациональности, предпринятый в рамках критического анализа философии сознания, в значительной мере подорвал позиции классической буржуазной идеологии и по этой причине может рассматриваться в качестве одного из проявлений апофатической установки в идеологии модерна и постмодерна. Однако полная реализация конструктивного потенциала апофатизма предполагает не только критику воплощённой в официальном мировоззрении формы рациональности, но и демонстрацию созидательного потенциала альтернативных мировоззренческих интуиций. Такой демонстрацией и стало возникновение так называемого экзистенциального течения в философии. Будучи ориентированными на отказ от субъект-объектной диспозиции как основы для понимания человека и на уникальность опыта человеческого существования в мире, экзистенциалисты создали вполне работоспособную мировоззренческую систему, способную значительно облегчать человеческое существование в современных условиях. При этом отметим, что, ориентируясь в основном на переживание определённых бытийных символов, экзистенциализм далёк от того, чтобы его можно было назвать развитой мировоззренческой конструкцией, сочетающей как интуитивные, так и рациональные аргументы. Демонстрируя конструктивный, освобождающий потенциал бытийных интуиций, экзистенциализм весьма мало озабочен строгостью своих выводов. Это обстоятельство послужило основанием для упрёков, адресованных экзистенциальной философии со стороны рационально ориентированных собратьев по философскому цеху. В частности, Ю.Хабермас рассматривает появление экзистенциальной философии как поворот к иррационализму, не связывая с последним каких-либо положительных коннотаций. Он пишет: «Осталась последняя лазейка – поворот к иррациональному. В этой форме философия должна была сохранить себя и своё отношение к тотальности ценой отказа от

читати