Re: цензії

- Конечно, не все. У меня очень много претензий к существующему положению вещей. Просто я все еще сравниваю с тем, что было 20, 25, 30 лет назад. Такой уже возраст, когда не могу оценивать настоящее, не увязав его с прошлым. Воспоминания о том, что было, примиряют меня с тем, что есть.

- Уж не Весы ли вы по гороскопу? Они любят все сравнивать.

- Последний день Весов - 22 октября, а дальше - Скорпион.

- Похоже, на этом качестве русского характера - все сравнивать и вспоминать, «а как было при Сталине?!», «а как было при Брежневе?!« - построена сегодняшняя российская политика. Вряд ли в Америке кому-то придет в голову, выбирая нового президента страны, вспоминать: а как было при Рузвельте или Эйзенхауэре? Западные люди мыслят реальным категориями.

- А мне путь сравнения представляется правильным. Как иначе? Мы же возникли из прошлой жизни, не так ли? То, что сейчас существует, не с неба свалилось. Мы жили и 30 лет назад, и 40. Когда оппозиционеры ругают бюро-кратов, коммунисты - демо-кратов, когда народные трибуны клеймят олигархов, я никак не пойму, откуда взялись наши олигархи? Ведь их комсомол воспитал. И начальники нашей страны не с неба упали - их воспитала советская власть, коммунистическая партия, в конце концов Комитет государственной без-опасности, то есть они из самого фундамента советского общества. Тогда какие к ним претензии могут быть у коммунистов? Да это вы, коммунисты, со своими устоями породили и сделали таковыми и олигархов, и бюрократов, и демократов.

- На недавней встрече с читателями вы сказали, что в советской литературе было не так много грубости, как в нынешней. Откуда же взялся этот вал наглости и хамства как в литературе, так и в жизни?

- Оборотная сторона свободы. Свобода не дается кому-то выборочно: вот нам с вами свобода, а другим - нет. Всем свободно: бандитам, шарлатанам, пещерным хамам...

- А вам, Александру Кабакову, сегодня свободно?

- Свободно. Никто ни единого моего слова не исправил и не отверг с тех пор, как кончилась советская власть. А какая мне еще нужна свобода? Я - писатель, это и есть для меня свобода.

«Какая же тут смелость, если за это ничего тебе не будет?»

- В начале 90-х годов, о которых ваша повесть «Невозвращенец», был огромный отток умов из России. Но сегодня - заметили? - уезжают больше олигархи, а не ученые.

- Так ведь жить стало можно. Жизнь стала посытнее, нормальнее во всех отношениях. В подъездах не стреляют. Зарплаты молодого кандидата наук на колбасу хватает. Вот и перестали ученые уезжать из России. Вот и я, к слову, не уехал, хотя много раз хотел. Три - по крайней мере - раза твердо собирался на Запад. Но как только советская власть кончилась, эта мысль исчезла. Да и зачем уезжать? Уезжать за чем-то - такой идеи у меня никогда не было. А вот уезжать от чего-то - да, но этого больше нет. Как только исчезла причина для бегства, то и мысль об этом ушла определенно и, надеюсь, безвозвратно. Если бы возникла реальная угроза жизни близким, но, слава богу, этого не было... Даже 1993 год обошелся сравнительно малой кровью.

- До недавнего времени у нас, пожалуй, один Юрий Шевчук открыто боролся с существующей властью. Теперь борцов стало больше. Вы по какую сторону баррикад?

- Ну он не то что боролся и не так уж чтобы один. А баррикад я не хочу и ни по какую сторону быть просто не могу - так устроен, что вижу отдельных людей, а не массы под лозунгами. То, что происходило на Болотной и на проспекте Сахарова, тем и вызвало во мне радость, что до баррикад не дошло. Надеюсь, и впредь не дойдет.

- Но для протестов нужна смелость?

- Нужна. Однако теперь не такая, как когда то, чтобы выйти на Красную площадь. А вот в 1968 году (когда группа советских интеллигентов протестовала против ввода войск в Чехословакию, вставшую на путь демократических перемен. - «Труд») такие люди находились - и выходили.

- Как же не нужна смелость? Вот, например, рэпера Noize посадили на 10 суток в изолятор, когда он что-то нелицеприятное сказал в адрес милиции. И на митингах в начале нынешнего декабря арестовывали людей...

- Этот рэпер не Путина обругал, а ментов, вот менты его и посадили. В смысле - полицейские. А разве Шевчуку что-то было за резкую критику власти? Хоть один его концерт отменили? Гонорары уменьшились? Песни стали проходить цензуру?

- Вам не кажется, что заигрывания с людьми культуры, привлечение в ряды «Единой России» лучших актеров, спортсменов, как, например, Владимира Машкова, Николая Валуева, - коварство, хитрость?

- Политика всюду такая - коварная, хитрая, в любой свободной стране. Думаю, что нынешняя российская власть - одна из самых неглупых и гибких из когда-либо бывших в России. А чего от нее еще требовать? Чтобы она была совестливая? От власти этого требовать и трудно, и глупо. Требовать соблюдения законов нужно. А совестью занимаются церковь и культура, а не власть. Власть же занимается обеспечением безопасной и спокойной жизни населения. Вот этого от нее можно требовать любыми мирными способами - общественного покоя, согласия и перера-спределения благ в пользу социально слабых. Увы, ничего этого наша власть толком не обеспечивает, вот и приходится людям докрикиваться до нее с площадей. И еще насчет коварства и хитрости: а эти ребята, артисты, спортсмены, музыканты, которые светятся на партсобраниях «Единой России» - они что, дети малые, несмышленые? Куда они лезут? Не знают, что не следует ходить в собрание нечестивых? Или Писание как в советской школе не читали, так и до сих пор не удосужились ознакомиться? Меня подташнивает даже от словосочетания «член партии» - неважно, как партия называется. Глубоко советская традиция - творческая интеллигенция на съезде КПСС. А музыкант там сидит с серьезным видом, делает государственное лицо... Ему же надо прекрасные звуки извлекать - и более ничего.

- Хорошо, поговорим о более близкой вам сфере культуры - литературе. Что делается там?

- Жизнь как жизнь: те, кто плохо пишет, грызутся за влияние, за успех, но это было всегда. Те, кто не пишет вообще, ведут организационную работу и издали - на большие собрания-тоне зовут - заглядывают в глаза начальству. Сильнейшее чувство, которое обуревает творческих людей, - зависть, она вечна. Завидуют ведь необязательно деньгам или наградам, завидуют и таланту. Хотя, может, этот талант давно спился и умер, а ему все продолжают завидовать. Те же, кто умеет подавлять зависть, кто не рвется к немедленному успеху и не метит в литературные начальники, - те пишут. Очень много пишут, и некоторые - очень хорошо. По самым строгим моим подсчетам, у нас сейчас работают не менее трех десятков первоклассных прозаиков. Разве мало? И пишут, заметьте, не под диктовку, а кому что бог на душу положил. Прекрасно! С современными поэтами мне труднее определиться, но полагаю, что у них еще больше талантливого - доносятся слухи.

- Можете назвать самого крупного на сегодняшний день российского писателя?

- Не возьмусь. Раздавать ранги, да еще пофамильно - не мое дело. Думаю, что современный писатель - не тот, кто жив, а тот, кто в обиходе. Крупнейший русский писатель последних десятилетий - Александр Солженицын.

- Владимир Войнович после своей книги «Москва 2042», написанной с сарказмом в адрес Солженицына, все время оправдывается. Хотя роман с точки зрения литературы очень талантливый. Неужели писатель-сатирик не имеет права на иронию?

- Имеет. А конкретно упомянутый случай оценивать не берусь.

«Стараюсь не делать ничего, за что будет стыдно перед смертью»

- Вам приходилось поступать против своей совести?

- Может быть, несколько раз в жизни, и за это продолжаю себя упрекать, казнить. Думаю, что любой человек несколько раз в своей жизни поступил против совести. Но постоянно жить против своей совести мне не приходилось. Сейчас, мне кажется, я не делаю ничего такого, за что будет стыдно в последнюю минуту. Но если делаю, то это уж точно касается моей частной жизни, а не общественной. Да и нет у меня нужды поступать скверно. Слава богу, и так могу прожить.

- Хотите сказать, что нет необходимости изворачиваться, лгать, вводить других в заблуждение?

- Бывает такое, но исключительно в частных отношениях. Например, что-то скрою от своего приятеля, потому что не желаю его расстраивать или портить с ним отношения. Или в семье... Но все это не относится к цензуре или самоцензуре, в которой нужды мне нет. Что бы я ни сказал, меня не выгонят, думаю, с работы и никто не приостановит издание моей новой книги. А если и выгонят или приостановят, то не поэтому, а потому, что кому-то захочется, скажем, занять мое место или протиснуться со своей книгой впереди моей. Люди есть люди. Но общественная ситуация подличать не заставляет, во всяком случае меня.

«Журналистика - не очень почтенная, хотя необходимая профессия»

- Александр Абрамович, не обидно вам за нашу журналистику, которая оказалась бесправной, никому по большому счету не нужной?

- Нет. У меня 40 лет журналистского стажа, и мне за журналистику не обидно. Хотя журналистика - профессия, на мой взгляд, не очень почтенная.

- Порочная?

- Нет, просто непочтенная, хотя и необходимая. Есть же много необходимых работ - например, ассенизатор. Или рабочий на бойне. Но лично мне выпивать ни с ассенизатором, ни с тем, кто коров убивает, отчего-то неохота. Хотя мясо ем и так далее. Психологические и моральные повреждения, которые человек получает от занятий журналистикой, сильно деформируют его личность. Замечу, что советская журналистика, как ни странно, в некотором смысле была менее безнравственна, чем нынешняя. В советской журналистике была одна тотальная ложь. Человек один раз соглашался врать в крупном и дальше уже в мелочах не врал. А в наше время нет такого тотального соглашения, и журналист должен все время подтверждать свою готовность врать. В моем любимом романе «Вся королевская рать» есть сцена, где герой-журналист (сейчас бы точнее сказали - пиарщик) выходит с кладбища, провожая сестру убитого губернатора, и останавливает репортера, пытающегося сфотографировать плачущую женщину: «Сынок, если ты проживешь достаточно долго, то, возможно, поймешь, что даже репортеру необязательно всегда быть подонком».

- Наш брат-журналист торгует своей совестью?

- Кто-то совестью - в основном это некоторые политические журналисты... А те, кто собирает сплетни о знаменитостях, просто занимаются дрянью. Дурная наша профессия, ой, дурная! А ведь приобретает всю большую силу в наше время. Современные журналисты, особенно молодые, - люди, как правило, легкодумные и неинтеллигент-ные, берутся решать судьбы. Про журналистику говорят «четвертая власть», и это не вымысел. Например, журналист нарыл адюльтер, написал об этом, а в результате разрушил судьбы, по крайней мере четырех человек. Разве это не власть? Еще какая власть! Пожалуйста, вспомните гибель принцессы Дианы! Вот уж явный пример того, как человек погиб из-за действий папарацци.

- Опытный журналист может вам ответить, правда, не без цинизма, что нечего известным людям заводить романы на стороне и уж тем более принцессам носиться по Парижу с любовниками. Вот уж у журналистов, как правило, нет времени на адюльтеры. Приходится много работать, чтобы удержаться в профессии.

- Нет времени на адюльтеры, говорите? Вы в какой-то другой журналистике работаете. Но насчет занятости, это правда. Даже при советской власти, когда 90 процентов людей образованных не делали ни черта во всяких НИИ и КБ, журналисты работали как проклятые: как потопаешь, так и полопаешь. Гонорарная система была един-ственной сдельной системой в сфере умственного труда. И смотрят журналисты на мир шире, потому что знают по верхам, но много больше, чем люди других профессий.

«Хорошо, что отписателя отстали и не требуют больше объяснить жизнь»

- Какова задача писателя в наше время?

- Мир, в котором мы живем, меняется. Слава богу, что писатель в России в основном стал заниматься именно сочинительством. Тогда как раньше писатель был и судьей, и прокурором, и адвокатом, и проповедником, что давало основание надуться. А с другой стороны, это предъявляло такие требования, которым почти никто из писателей не мог соответствовать. Даже Лев Николаевич Толстой не выдержал таких нагрузок... Хорошо, что от писателя отстали с требованием объяснить людям жизнь. Писатели не объясняют жизнь. Мы придумываем мир, в котором протекает жизнь, похожая на нашу. А версификаторы и беллетристы, не вылезающие из телевизора с такими объяснениями, - их, к счастью, немного, ну, наградил Господь общественным темпераментом, но это не обязательно. Пиар, конечно, вещь хорошая, но народных трибунов среди сочинителей теперь единицы.

- Посмотрите, что читают люди в метро - почти одну развлекаловку. Есть ли у большой литературы будущее?

- До тех пор пока людям будет интересно слушать истории о том, как человек родился, взрослел, влюбился, ушел на войну, вернулся (если вернулся), потерял любовь, будет жива романистика. В этом смысле профессия литератора бессмертна. А в какой форме она будет существовать, уже неважно. Есть определенная опасность снижения профессионального уровня литературы. Во многом это происходит из-за интернета, где нет промежуточного звена между автором и читателем, то есть нет редактора. Хотя эту опасность литература тоже преодолеет, как преодолела переход от рукописной книги к печатной. Так получается, что когда люди обретают свободу, то поэт перестает быть больше чем поэт.

- Сочиняете днем или ночью?

- Сижу за столом, больше десяти лет пишу на компьютере. Как в пишущей машинке и справочном инструменте не вижу в нем никакой угрозы - это очень удобно. Много-много лет работаю только с утра. Из-за бессонницы встаю утром рано и сажусь за клавиатуру.

- Как относитесь к литературным премиям? Вы ведь лауреат самых престижных из них, а в 2006 году возглавляли жюри «Русского Букера».

- По литературным премиям можно ориентироваться в книжном мире. Если прочесть короткие списки «Большой книги», «Букера» и «Национального бестселлера» за год, то можно получить объективную картину сегодняшней литературы. Но еще литературные премии очень важны для самих писателей. Ведь писатель - существо несчастное, одинокое. Вот сидишь, пишешь и не знаешь, хорошо пишешь или плохо. Критиков, как правило, обвиняешь в пристрастии. А когда твою книгу отметило жюри премии, куда входят люди самых различных не только вкусов, но и профессий, можно рассчитывать на некую объективную оценку своего труда.

- В заключение. Каким представляется наступающий год вам, известному «прорицателю»?

- Полагаю, что назначенный конец света не состоится. Его ведь в последние десять-двадцатьлет намечали уже раз пять, не меньше. А вот локальные концы света возможны - слишком многие их приближают. То избирком постарается, то суд какой-нибудь вынесет такой приговор, что сами судьи удивятся. А в мире... Да ну их. У них свои дела, у нас свои, и конец света у каждого свой. Вплоть до индивидуального уровня. И надо жить так, будто именно для вас конец света и страшный суд вот-вот наступит - стараясь заслужить снисхождение.

Резюме «Труда»

Александр Кабаков, писатель, публицист

Родился в 1943 году в Новосибирске.

Учился на мехмате Днепропетровского университета.

Работал в ракетном КБ Янгеля на «Южмаше». С 1972 года - журналист в газетах от «Гудка» до «Коммерсанта».

Автор повестей «Невозвращенец» (1988), «Сочинитель» (1991), романов «Последний герой» (1995), «Все поправимо» (2005), сборника «Московские сказки» и других.

Автор знаменитой повести «Невозвращенец», предсказавший путч 1991 года, в канун Нового года по просьбе «Труда» заглядывает в прошлое и будущее