Завантажити

Эльга Мира

Скорлупа

Предисловие

Существует критерий достоинств, прочитанной книги: если после того как книга прочтена, захотелось продлить удовольствие, вы начинаете перелистывать ее вновь. Этот критерий носит, конечно, субъективный оттенок, поскольку читающей публики становится все меньше, а внимательно читающих персонажей недоставало всегда. Нынешнее время, оказывается, пожалуй, одним из неподходящих ни для пишущего человека, ни для читателя. Однако если вспомнить М. Пришвина, секрет творческого таланта заключается в личном поведении автора, а не в ориентации на читательский глаз.
«Скорлупа» Э. Миры – роман многолинейный. Без оговорки отношу к нему высокое слово: вдохновенность, что так редко можно встретить за нынешним письменным
словом.
Э. Мира строит повествование как киноленту: брошенные на воображаемый экран,
снимки предлагают читателю возникновение, рост и завершение картины, своего рода накопление ее в толщину, а не в длину. Такая интерпретация образов романа оказывается довольно точным аналогом литературного пейзажа, то есть ландшафта главных тем, сотканных кинематографически, из слов, идущих вослед предыдущим словам.
В главном персонаже, Поле, можно увидеть не женщину, которая никак не найдет
гармонического удовлетворения, хотя читает хорошие книги (упоминательная клавиатура имен вызывает уважение: Мейстер Экхарт, Леопольд фон Захер-Мазох, Арагон, Фаулз, Юнгер, Эвора), и потому выносит это желание вовне — в поиск мужчины, но — некий достаточно редкостный и тем не менее стереотипный обобщенный характер человека, находящегося в трубе трудного духовного
роста. Известно ведь, что мы не выбираем в спутники только родителей и детей, а выбираем лишь мужа/жену, и ошибаемся. Кажущийся смешным иноземный тезис: «Liebe, Liebe, ber alles» подтвержден в книге совершенно серьезно (действие происходит во Франции и в Японии, на Западе и на Востоке), и это одно из ее достоинств. Как водится, юность должна сомневаться, и она сомневается, она должна искать — и она ищет (порой неведомо чего), должна заноситься — и заносится, очаровываться и разочаровываться – и очаровывается, и разочаровывается, испытывать естественные искушения плоти – и она их испытывает, да еще как испытывает.
Как бы ни было, образ Полы овеян симпатией и располагает к себе читателя, схожего
u.. с ней по внутренней противоречивости и настроению.
В «Скорлупе» нет многозначительной созерцательности, которая бы окрашивала
центральные нити романного сюжета в ненужные цвета: и Париж, и японские сады
(с непременной сакурой) даны необходимо и достаточно, и веришь, что это Париж
и японский сад, и японская девушка мастерски мастерит чайную церемонию, центральные кварталы европейской столицы полнятся бензинной гарью, а выдумка не пахнет нарочитой придумкой. Здесь мысль и действие слиты, то есть мысль активна. Роман Э. Миры относится к типу произведений, основное содержание которых может быть исчерпано только ими, и трудно сказать о ней
больше, чем сказал сам автор эдакой «песни торжествующей любви».
Читателю не приходится жалеть, что он взялся за роман, а это само по себе большой
плюс: не убийство времени чтением в наше плохочитающее малолюдье, но прибавление опыта, которого у тебя, возможно, и не было, а если и был, то – еще одна возможность поглядеть на него со стороны, откашляться, отринуть, и понять: как хорошо, что все описываемое происходит не с тобой. Это лишнее подтверждение, что только та строка способна стать необходимой для читателя, которая
сама родилась из чувства внутренней необходимости.
Стоит подчеркнуть, что темперамент автора («коль любить, так не на шутку, коль
ругнуть, так сгоряча»), составляющий одну из привлекательных черт повествования, никогда не толкает его к пережиму. Бойцовский темперамент, эмоциональная выразительность, идейный накал – завидные стороны писательских способностей Э. Миры.
Молодеческое бахвальство ложится художественным мазком, обидная для других задиристость в образе человека «с обостренным эмоциональным восприятием мира» (как говорили встарь) окупается лепкой характеров живых и занимательных. Автор персонажей не выдумывает, а выхватывает из жизни со всеми особенностями их психологии и в портретных характеристиках: ты будто видишь этих людей на улице, но – в «скорлупе».
Альковные сцены, к которым так привык читающий современную прозу читатель
(или кинозритель), в «Скорлупе» описаны со вкусом, их сюжетика остановлена там, где все и так становится понятным. Это прием, достаточно ныне редкий. Острота нарисованной картинки, безраздельно главенствует в романе, картинность изображенного ярка, зрима, что свидетельствует о безусловной завершенности и условной художественности.
Многие сцены (например, полумазохистский коитус Полы и Доменика в захламленном
подвале) оставляют отчетливое зрительное впечатление. Такую пластичность описания можно встретить разве что у Алексея Толстого. Может, поэтому следует закончить эпиграф к роману так, как он завершен в анонимном оригинале: «Omne animal post

читати