Завантажити

заключалась в тех необычных, на первый взгляд, слишком эксцентричных действиях
и поступках, из которых и сплетался шальной, но цельный и сильный характер.
Сколько нерастраченной нежности, неиссякаемой жажды любви, пленительной ласки
и мудрого спокойствия было там, в глубине, куда заглянуть позволялось немногим! Как чудесно и сладко оказывалось порой сидеть с ней в обнимку в те нечастые минуты наших свиданий и слушать биение ее сердца. Странно, что мы никогда не принимали всерьез позывные своих душ, выискивая любую возможность доказать один другому, что кроме дружбы не существует никаких иных порывов. Зная каждую тонкую нить, дернув за которую увидишь великое перевоплощение из саркастического циника в ласкового и нежного ребенка, понимая все тайные мотивы поведения девушки, живущей по соседству, подруги по бессонным кутежам, за всю жизнь я так ни разу и не попытался стать ближе к ней, превратить нашу сильную симпатию в доверительные и теплые отношения. Наоборот, чем дальше
уходили мы от искренней юности, тем сильнее распаляла в нас страсть жажду в странной и рисковой игре под названием «Кто кого сделает первым». Подобно огромным снежным лавинам мы летели вперед, обгоняя друг друга, ненавидя себя за проигрыши и уступки, не ведая страха и упрека, теряя по пути главное – жизнь.
И теперь, когда все закончилось так нелепо и внезапно, когда некого винить, кроме себя самого, да и себя винить уже поздно за дешевый эгоизм, не позволивший пропустить в мой мир ту единственную, о которой думаю теперь безустанно.
«Кто я такой?» Да как вам сказать? В принципе, Никто или, скорее, Ничто. В моем случае
значение данных слов крайне не важно.
Ничто! Как все еще удивительно непривычно звучит для меня это слово. Хотелось бы промямлить «НЕЧТО». В этом местоимении проскальзывает хотя бы отблеск мало-мальской надежды на завтрашний день, на перемены, на прощение, на рационализм существования, но, увы, я именно Ничто. Я мертвый. Меня больше нет. Пшик!
Я куда-то провалился.
Поразительная несуразность бытия. Твое имя больше не имеет никакого значения, происходит полнейшее обезличивание, стирание образа. Даже и не трагичная, а просто унизительная вещь! Никогда не задумывался раньше о фальши, с которой люди пытаются заискивать перед памятью умершего человека. Те, кто еще вчера обливали тебя
грязью за глаза, сегодня цинично выдавливают слезы и со вздохом горечи рассуждают: «Какой человечище ушел!», а после сами собой возникают разговоры на философские темы о небытии, материи, движении и пустоте, о смерти, будто и не умер никто и им самим никогда не покинуть этот мир.
И вот я говорю о себе: «Я мертв». И все еще силюсь в это не верить, не вспоминать мгновения, когда отметка подошла к нулю. Родственникам, конечно, было удобно сказать: «Cлучился микроинсульт». А что им оставалось делать? Нужно как-то выкручиваться, когда
твоего близкого человека находят бездыханным в луже крови при необъяснимых обстоятельствах. Но я-то знаю, какими были эти необъяснимые обстоятельства, которые свели жизнь весьма здорового и молодого мужчины в одно единственное слово «Ничто!»…
Она пришла на мои похороны разодетая, как голливудская кинозвезда, превратив траурную
процессию в фарс. Но, если честно, я на нее не в обиде. В этом вся Пола. Ведь только ей могло прийти в голову приблизиться к гробу, бесцеремонно отодвинув в сторону плачущих и скорбящих, и, наклоняясь, шепнуть: «Какая же ты сволочь», а потом спокойно удалиться, наплевав на все приличия и уважение к покойнику. Это так великолепно! Все, что могло запомниться среди дождливых и мрачных лиц, – фееричная ненависть, экстравагантная месть. Я был сражен наповал! Конечно же, я сволочь. Разве можно отрицать очевидное? Ведь все эти сумасшедшие шестнадцать с небольшим хвостиком лет мы сражались за право последнего слова и думали, что еще долго будем заниматься глупой игрой,
ведь впереди такая авантюрная бесконечная жизнь! Кто предполагал, что все так быстро за-
кончится? Если бы я только мог об этом знать, я бы торопился. А вместо постоянных поддевок и насмешек сказал бы ей однажды: «Как же я люблю тебя, моя дикарка, мой тайфун, сметающий все на своем пути, моя девочка-мечта».
Вот это точно был бы мой триумф! Моя победа. Но я не успел. Не успел сказать, узнать,
не успел услышать ответ. Странно. На самом-то деле, пытаясь вписаться в глупые виражи нашей гонки, зажатые в тисках придуманного мира и нежелания пойти навстречу друг другу, мы совсем потеряли близость. Все, что мы имели, – наша юность и воспоминания. Все было прошлым, но не настоящим. Сила притяжения, сводившая нас периодически, спустя годы превратилась в однобокость и ущербность. Даже стыдно подумать, что я ведь так и не понял, кто ее новые приятели, счастлива ли она в браке, какие планы имеет на будущее! Ее жизнь вне наших столкновений меня не сильно-то и волновала. Бьюсь об заклад – Полу тоже не обременяли мои будни. Что поделать – пока мы живы, мы эгоистичны.
И вот теперь, имея целую вечность времени, мне так интересно знать, что же

читати