Завантажити

сумасшедший вихрь бунтарства, закрутивший в свою воронку не одно поколение, не возвращался сюда. В наши дни по вечерам здесь, как и прежде, собирается в старых кафе интеллектуальная молодежь из близлежащего Латинского квартала, пытаясь воскресить литературных духов, но днем район обычно вымирает: тихий и уютный, он далек от всех бизнес-встреч, скопища людей и сумасшедших автострад. Дома с кружевными окнами, аллегорической лепкой на фронтонах и маленькими ухоженными клумбами целыми днями манерничают с прохожими, лениво жмурясь от солнца. Мягкий шепот листвы очень редко нарушают чьи-то неторопливые шаги, а в сени ветвей
платанов играют птицы, непугливые, незаискивающие, всегда сытые и довольные жизнью.
Миновав небольшую каштановую аллею, Пола направилась к стеклянной фруктовой лавке
одноногого ливанца Хасана, который славился во всей округе сахарной айвой и сладчайшими
персиками, а также умением починить любую
вещь лучше заправского мастера. По этой причине все ненужные безделушки стаскивались
к нему сутками. До дома оставалось метров семьсот, и, пожалуй, можно было бы уже перестать торопиться, но все сильнее раскалывалась голова, а мысли бурлили, закипая. Пола, ускорив бег и яростно желая обогнать свою боль, в какой-то момент потеряла бдительность. Эта оплошность оказалась досадной неприятностью для случайно появившейся из-за угла пожилой женщины в белой панаме с меланхолично посапывающим
пекинесом на руках. Сила удара, конечно, не была значительной и, скорее всего, не причинила бы никакого вреда милой даме, если бы только от испуга дремавшая на руках собачонка, не описалась прямо на кружевное платье хозяйки.
Оскорбленная таким предательством своего любимца, старушенция, раздраженно сбросив псину с рук, крепко выругалась и, обиженно поджав губу, отошла в сторону. Появившаяся из ее маленького ридикюля и зажатая злобно в зубах папироса «Жетан», заправский мат женщины заставили Полу сначала улыбнуться, но они же в сочетании со старческой в пигментных пятнах рукой, нервно протирающей платком одежду, произвели несколько удручающее впечатление.
Единственное, что смогло остановить Полу в этот момент, было чувство глубокой вины.
Взяв из рук старушки грязный платок, девушка протянула ей мокрую салфетку.
– Хотите, я помогу вам привести себя в порядок? – спросила она краснея.
– Перестаньте бегать как сумасшедшая, иначе не себя, так кого-то покалечите, – довольно дружелюбным тоном заговорила незнакомка, не обращая внимания на ее вопрос.
– Извините, у меня были на это веские причины, – попыталась оправдаться Пола.
– Причины всегда веские, – стряхнув в ладошку пепел, пожилая дама пристально посмотрела в ее глаза. – Ладно. Ступайте. Помогать мне не надо.
– Хорошо.
Пола снова бросилась бежать под тихий старческий смех. И вот заветная дверь, а за ней защита от мира. Как же вовремя она успела, ведь именно в этот момент все тело, каждый сустав, каждая косточка заныли, ощутив на себе пришествие нового приступа. Сколько на этот раз понадобится сил, чтобы справиться с ним? И стоит ли бороться с тем, что никогда не уйдет бесследно?
От напряжения заслезились глаза и вспотели ладони. Сконцентрировав мощь энергии в гулком выдохе, похожем, скорее, на стон или крик, Пола попыталась подавить подступившую к горлу истерику. Ничего не вышло. Когда начинался приступ панической атаки, степень внутреннего невротического напряжения вырастала в сотни раз и было просто невозможно сосредоточиться на каких-либо конкретных вещах. Зачастую психоз чередовался с залипанием на одном предмете и все вокруг переставало существовать. В такие минуты уходил даже страх, являющийся почти перманентным ее состоянием. Потом вдруг срабатывал переключатель и остановившееся время внезапно начинало набирать обороты. Вихрем мчалась земля из-под ног. Поэтому, каждую ночь засыпая с необъяснимой тревогой и просыпаясь от безысходной тоски, пробирающейся, как шпион, сквозь сны в реальность, Пола в ужасе думала: «Как долго я смогу продержаться, ведь дальше будет еще хуже?» И вот сейчас, когда жизнь снова показала ей средний палец, просто безудержно захотелось плакать, даже и не плакать, а скулить, выть, царапаться, разодрать всех в клочья «Ни
в чем нет спасенья, даже в вере» В бешенстве она бросилась на кровать. Вдох – выдох, вдох – выдох. Удары сердца – словно топор палача, опущенный на обреченную голову горемыки.
Сердцу нравится подыгрывать страху, пустоте, где его биение звучит как раскат грома. Монотонно покачиваясь на кровати из стороны в сторону, девушка отстраненно уставилась
в потолок. Там, где-то в высоте, есть Бог. Она это знала наверняка. Но помнит ли Бог о ней?
Пытаясь избавиться от нахлынувшей горечи, Пола вышла на небольшой балкон, словно
ласточкино гнездо свитый старательным архитектором. На улице в песочнице играла детвора. Она посмотрела на нее безучастно. Странно, Пола никогда не испытывала тягу к детям, они очень редко вызывали в ней трепетные чувства.
«Единственное достойное призвание женщины – материнство», – не уставал

читати