Завантажити

поступок — недопустим, некорректен, оскорбителен. А возмущенье — весьма и весьма запоминающееся чувство. Арина и Костя не сказали мне, когда Инна ушла...
Я быстро набрала ее номер.
— Привет!
— Привет.
— Послушай, вчера я поступила не слишком красиво…
— Не слишком. — Судя по отстраненному тону, у Инны не было желания общаться со мной.
— Прости. Я заперлась в спальне, потому что… хотела покончить с собой.
— Серьезно?
Только Инна могла отреагировать на сообщенье серьезно. Мое перманентное желание покончить с собой давно стало таким же привычным составляющим нашего шоу, как ссоры Кости и Сашика.
— Можно я приеду к тебе?
— Ну, приезжай, посидишь со мной на монтаже, — пригласила она без особого энтузиазма.

*****
«Карандаш» телевидения был воткнут в другом конце города. Я поймала попутку и ограничила расходы улыбкой.
Я успела забыть о нахальной студенческой привычке, опаздывая на занятия, тормозить машину левой ногой, зная, что в кармане нет ни купона, и улыбаться всю дорогу с таким обворожительным напором, что, довезя меня до института, вопрос о деньгах водитель всегда воспринимал как оскорбление…
Я убежденно улыбалась и полностью соглашалась с владельцем попутки. Он ругал наших политиков. Я не знала их имен.
Моя бабушка ежедневно смотрела новости на всех каналах и бранила меня: «Как можно вообще не интересоваться тем, что происходит в стране?».
Но я считала политику — только иллюзией сопричастности. Ты пропускаешь сквозь себя чьи-то ссоры, референдумы, выборы, волнуешься, злишься, громко высказываешь друзьям свое мнение и предлагаешь свое решенье вопросов. Но кому нужно твое мнение, твои предложения? С тем же успехом я могла предлагать варианты решений Гамлету, Чацкому, Огудаловой — что я и делала в своих курсовых. Я предпочитала сопереживать им.
Политика была слишком похожа на театр. Но в отличие от любви и политики — театр был абсолютно честною ложью. Он не пытался уверить, что его иллюзии — правда и, проголосовав, зрители могут помешать Отелло задушить Дездемону.
— Приятно было поговорить с вами, — сказал водитель.
Он отпускал меня неохотно. Я отвечала ему только «Да, вы правы». Если бы путь был длинней, он успел бы влюбиться в меня.
— А телефон дадите?
Я написала номер на протянутом им календарике.
— Настоящий? — не поверил он.
— Настоящий.
Почему бы и нет? Если я буду продолжать в том же духе, кто помешает ему придумать меня и провозгласить идеальной женщиной. А, кроме того, у него был новенький Фольксваген-пассат и карие глаза — как у Кости. Я б могла выйти за него замуж и прожить с ним до скончания лет.
Какая разница, как врать себе — так или эдак? Какая разница, как умирать — так или эдак?
Почему мне стало так плохо?.. Так плохо, как стало вчера после интервью с Доброхотовым.

*****
Инна ждала меня на проходной. Она показала охраннику удостоверенье, мы прошли сквозь вертушку.
— Так о чем ты хотела поговорить? — с натугой спросила она. Я отвлекала ее от работы. Но, будучи нормальной, Инна не смогла сказать «нет» человеку, признавшемуся ей в намерении покончить с собой.
— Когда ты ушла вчера?
— Точно не знаю. Я стучала к тебе. Ты не слышала?
— Нет. Я приняла снотворное.
— Ты наглоталась снотворного? — встревожилась Инна.
— Не совсем… Все закончилось тем, что я приняла снотворное, и отрубилась.
— А-а…
По напряженной паузе стало ясно, что разговор закончен.
— А почему ты не осталась? Тебе не понравилась наша компания? — Я знала, вопрос попросту глуп — просто не знала, как еще, не наводя подозрений, расспросить ее.
— Знаешь, — Инна остановилась. Внутри, похожего на лабиринт многоэтажного «карандаша» было холодно, как в склепе и, оказавшись здесь, я всегда вспоминала, что его построили на втоптанном в землю еврейском кладбище. — Я не удивляюсь, что тебе захотелось покончить с собой. Если ты живешь так!
— Как? — Я не обиделась — я обрадовалась, что диалог свернул в нужную сторону. Я знала, как мы живем.
— Никто, кроме меня и не заметил, что ты ушла. Они ссорились на кухне из-за каких-то наркотиков! — обличила нас Инна.
Наркотики... Привычку искать вдохновенье с их помощью Янис привез из Питера. Он не стал наркоманом — даже ЛСД он попробовал всего раз и отверг. Все очень легкое — Котины фирменные коктейльчики из травки, иногда кокаин. Вчера в антракте Оля упрашивала Костю отдать ей таблетку экстази — он сопротивлялся. Ничего интересного. Зря Инна заговорила о Косте. Я не хотела думать о нем.
У моей курсовой «Образ Сани Красельниковой…» не было финала. Но были серьезные подозрения, что финал этот будет плохой.
— А ты заметила, как я ушла? — шагнула я на твердую почву.
Инна была покороблена — ссора из-за наркотиков явно не произвела на меня впечатления, а это, в ее понимании, говорило о многом.
— Конечно, я заметила, что тебя нет, — ответила

читати