Как будто по пелевенской (спасибо, хоть по пелевинской!) канве текст этот на 500 страниц без малого выткал какой-нибудь литературный «негр» средней паршивости. А может, и не «как будто» - Пелевин сдает в ЭКСМО по книге в год – и без «негритянской» помощи тут не обойтись.

Всё это, разумеется, не более чем поклёпы. С одним-единственным исключением: с пелевинским остроумием и впрямь происходит что-то неладное. Нет, оно не истощилось; Пелевин по-прежнему острит буквально в каждом предложении, и чаще всего впопад… Однако, похоже, он перестал различать качество собственных шуток (какие удались, какие нет), а главное, их иерархию. 

Вот прославленный «солидный Господь для солидных господ» был столь удачным  и крепко сколоченным каламбуром, что на него при желании можно было бы без труда навесить целый роман. А скажем, оффшоры, преображенные в оффшары, куда – на небеса – удрали все, кто смог, покинув мириады неудачников на земле, - шутка, далеко не столь блистательная, чтобы подвесить на ней всю космогонию романа; такая конструкция непременно обрушится.

Рушатся, впрочем, и сами оффшары, - возразит мне слепой поклонник романа, - но это будет как раз тот самый лишенный изящества перескок, который меня в нынешнем пелевинском остроумии и не устраивает.

И такова же, скажем, цепочка: орки-урки-Уркаина-уркаган-уркаганат. Не говоря уж о том, что каганат («запорожский каганат») позаимствован из прогремевшего прошлой весной романа Алексея Никитина «Истеми» (как и сама идея «снаффов» как суперсериалов будущего – из другой весенней сенсации – романа Анны Старобинец «Живущий»). «Уркаган» смешон тем, что это живое слово, получающееся в разговорной речи из «урки» (урка+хулиган), а вот «уркаганат» уже категорически не смешон.

В остальном, однако, всё хорошо. «СНАФФ» - трехуровневый философский роман, на первом уровне замаскированный под сатирическую антиутопию, с одинаковой и одинаково тотальной беспощадностью разящую и «золотой миллиард», и недавнюю «шестую часть суши».Источников здесь великое множество – от книг Томаса Мора и Джонатана Свифта до Евгения Замятина, Джорджа Оруэлла, Джона Барта («Козлоюноша Джайлс») и Томаса Пинчона («Радуга притяжения»). И вплоть до какой-нибудь давным-давно забытой итальянской фантастики полувековой давности.

На втором уровне это любовный (хотя, вместе с тем, и женоненавистнический) роман, второстепенную героиню которого зовут Хлоей, что вроде бы отсылает к истории Дафниса и Хлои, а главную – Каей, и эта Кая –  сура, то есть суррогатная женщина, то есть всего-навсего дорогостоящая надувная кукла. Обладающая способностью входить в режим высшей обольстительности, высшей духовности и высшей «сучести» (от слова «сука», хотя здесь вполне хватило бы и «стервозности»).

Впрочем, любовь к искусственной женщине (воспетая, например, русским поэтом-сатириконовцем Потемкиным) для Пелевина лишь повод поговорить на этом уровне о женщинах вообще. В романе разыгрывается сюжет Пигмалиона и Галатеи, ближе к концу переходящий в сюжет Гумберта Гумберта и Лолиты (а здешним мистером Куилти оказывается «Дафнис», бросающий ради Каи античную Хлою). Герой-рассказчик (и мы вместе с ним) в конце концов понимает, что это один и тот же сюжет, что между «степфордской женой» и женой реальной – на самом деле никакой разницы.

И здесь мы выходим на третий – и главный – уровень романа. На уровень когнитивных дисциплин. На уровень, так сказать, критики чистого разума. Круглыми сутками занимающийся самообразованием (хотя бы в форме рысканья по сети) Пелевин, несомненно, в курсе одного из самых шокирующих открытий современного «мозговедения».

Оказывается, наш мозг принимает решение и принимается выполнять егона несколько мгновений раньше, чем мы осознаем, что приняли это решение! Но ведь если так (а похоже, что так оно есть), то что остается от свободы воли? Да и от авраамических религий? Да и много от чего еще? Ведь получается, что в наш мозг заранее заложены программы на все случаи жизни, равно как и закодированные механизмы их активации!

Вот аккурат об этом и размышляет герой-рассказчик, сравнивая свою суру с живыми женщинами и не находя буквально никакой разницы. Да, конечно, механической кукле можно подбавить «нежности» и убавить «сучести», нажав на ту или иную кнопку, - но ведь и человек манипулирует человеком с такой же легкостью (вопреки всем протестам Гамлета, отказывавшегося, как вы помните, признать себя музыкальным инструментом, на котором можно сыграть).

Итак, человеком можно манипулировать. Как компьютером. Как сурой из романа Пелевина. Но кто-то или что-то манипулирует и самим манипулятором; процесс идет, но идет вразнос; погубленные магическим пением или газовым взрывом  оффшары один за другим рушатся с небес в дремучую степь Уркаины…

Виктор ТОПОРОВ