Завантажити

стреляя из «мух» гонялись во время боя за румынским бэтээром. Они не попали ни разу, но перепуганный водитель загнал свою машину прямо на минное поле...
«Но дело даже не в «оружии», которое изобретают сепаратисты, – размышлял Миха. – Это – частности. И частности эти складываются в одно целое, в то, что мы изобрели для себя способ не проиграть войну. Этот способ очень прост... Ведь проигрывает только тот, кто готов к поражению, допускает его возможность, кто ХОЧЕТ проиграть. Так вот, мы – проиграть НЕ ХОТИМ...
Мы доказываем это нежелание каждый день, но, кажется, румыны нам еще не верят. Что ж, прийдется доказывать более убедительно, вот и все...»
Потом, снова прильнув к биноклю, он обнаружил, что БТРы все еще идут и идут. Их проехало уже больше двух десятков, а из-за массива деревьев появлялись все новые и новые.
Миха даже присвистнул от удивления. Колонна могла идти на Дубоссары, могла и на Бендеры, и в обоих случаях это было очень серьезно.
«Я понял: румынам просто некуда девать металлолом, и вот таким по-иезуитски хитрым способом они переправляют его на этот берег...» – усмехнулся Миха, подбирая автомат.
Потом он выбрался из окопа и торопливо зашагал в сторону землянок: о колонне надо было доложить Саше.
На участке ополченцев по соседству с «шатунами» появился румынский снайпер. Работал он и днем, и ночью, работал очень качественно, и на несколько дней совершенно отравил ополченцам жизнь.
Впервые о существовании снайпера узнал Леха Комар, неуклюжий очкастый парнишка лет двадцати. Как-то ночью он находился в «окопном» карауле. Светила усыпляющим тягучим светом луна, было на удивление тепло, и вскоре Леха почувствовал, что засыпает. Чтобы хоть чем-то себя занять, он сходил за лопатой и принялся углублять свою ячейку в траншее.
Так он работал уже минут пять, чувствуя себя гораздо бодрее, как вдруг – чок! – прозвучал далекий выстрел и мимо свистнула пуля. От неожиданности Леха так и застыл, подняв лопату в руках. Новая пуля со звоном выбила инструмент из пальцев. Леха, опомнившись, нырнул за бруствер. «Что за черт? – недоумевал он. – Как этот гад меня видит? Ночь ведь!..» Потом до него дошло: «Очки! Лунный свет отблескивает в очках!..» Он снял очки и снова взялся за лопату. Через минуту новая пуля взрыхлила песок буквально в сантиметре от его лица. «Да что ж такое?!.. – испуганно подумал Леха, неподвижно замерев там, где стоял. – Уже и без очков ведь!..» Он стоял и ждал. Выстрелов не было. Тогда он снова поднял лопату, зачерпнул песок и осторожно забросил на бруствер.
В тот миг, когда лопата, освободившись от земли, пошла вниз, пуля ударила Леху в левое плечо. Застонав, он тяжело уцал на дно траншеи. И только тогда, лежа в ожидании спешащего к нему напарника, Леха понял: «Часы! Мать-перемать, часы же!.. При каждом движении лопаты часы пускают лунных зайцев!..»

К следующему вечеру Саша разбил несколько бутылок и утыкал весь бруствер осколками. И ночью началось... Согласно движению луны по небу, отсвечивали то одни, то другие стеклышки. А снайпер – о, он оказался настоящим профессионалом! – гасил их одно за другим. Утром ребята вышли посмотреть и поразились – ни одного целого, все вдребезги!..
Но снайпер работал и днем. В любое время суток у ополченца, неосторожно высунувшегося из-за бруствера, был верный шанс схлопотать пулю в лоб. «Шатуны» несколько раз пытались захватить этого гадского стрелка, эту прибалтийку-наемника, но у них ничего не получалось. Дело в том, что каждого снайпера на линии фронта охраняли и прикрывали человек двенадцать-пятнадцать «скорпионов», бойцов спецподразделения армии Молдовы, прошедших специальную подготовку в Италии. И когда приднестровцы кидались в атаку, пытаясь захватить прячущегося в персиковом саду снайпера, «скорпионы» умело сдерживали их натиск, давая возможность снайперу отойти, а потом оттягивались следом. Солдаты на чем свет стоит честили чертову бабу, но ничего поделать не могли.
Так продолжалось до тех пор, пока снайпер не убил Серегу Цвиркуна, одного из «шатунов».
– Дай рацию! – яростно требовал в штабном блиндаже у комбата ополченцев Саша. – Дай рацию! Щас я этой суке прибалтийской!.. – и, схватив передатчик, настроенный на общую и для румын, и для сепаратистов волну, заорал: – Ты, сука драная! Слушай меня внимательно!.. Выебать я тебя не выебу, это точно, но убить –убью!.. Как собаку!..
Потом, отшвырнув рацию, вышел вон. Миха никогда еще не видел сдержанного Сашу в таком состоянии. Просто Цвиркун был его старинным другом.
– Да ты понимаешь, ладно, румыны на нас лезут! – ругался Саша у землянки, лихорадочно смаля папиросу. – Это я еще могу понять: здесь они – дома. Но ты, сука, приперлась сюда хер знает откуда, чтобы убивать?!.. Ты же баба, тебе детей рожать, что же ты творишь!.. Ладно, они – румыны – за землю воюют, за страну, за идею, но ты-то, ты-то... Ты же за бабки, за бумажки поганые людей убиваешь!.. У тебя что, детей нету?!.. Так какого же ты чужих

читати