Свое «заявление» Одри делает папе. Мы не знаем, есть ли у Одри мама. О ней в книге Дженни Хьюз и Джонатана Бентли нет никаких упоминаний. Нет никаких следов мамы и на иллюстрациях. Разве что внешний вид самой Одри: на голове – «дамская» шляпка с пером, сумочка через плечо, в руке – баульчик с вещами – отсылает нас к какому-то сюжету, оставшемуся за рамками книги. «Но куда же ты переедешь?» – спрашивает папа. Ответу на этот вопрос и посвящена книга «Дом только для нее».

Одри, правда, не говорит, что хочет переехать. Она всего лишь замечает, что ей стало тесновато. Папа сразу, с опережением, переводит «опасное» заявление в позитивный контекст: «Ты очень сильно выросла со вчерашнего дня». Это абсолютно правильная родительская стратегия – при любой возможности демонстрировать ребенку свое уважение. В том числе – уважение к происходящим с ним изменениям. А в словах «ты очень выросла» отмечается не только буквальный рост («стала выше»), это еще и констатация того, что Одри стала взрослее. И, видимо, может претендовать на бóльшую самостоятельность.

А Одри, по-видимому, собралась уезжать – раз собрала свои вещи.

«Как? Куда? Ты с ума сошла?! Ты с кого пример берешь?» – ничего подобного папа не произносит. Он не просто согласен с тем, что Одри выросла. Он задает упреждающий вопрос: «Но куда же ты переедешь?» Этот вопрос мгновенно переводит желание маленькой девочки (возможно, для папы обидное) из поля «мое» в поле «наше». Что, по сути, говорит папа? «Я понимаю и уважаю твое желание. Я готов помогать тебе в его осуществлении».

Дальше автор и художник рассказывают, как папа и Одри решают проблему с переездом. Ни одна из хозяйственных построек во дворе – ни гараж, ни сарай, ни курятник – Одри не подходят. Она хочет дом «почти на небе». Это желание папа тоже полностью одобряет, потому что оно, несмотря на свою «сказочность», позволяет придать завязавшемуся сюжету конструктивное наполнение. «Дом почти на небе» надо строить.

Кто будет строить дом? Конечно, тот самый папа, от которого Одри собирается переезжать.

И папа откладывает свои дела ради строительства нового дома для Одри. Насколько они важны, мы не знаем. Хотя можно предположить, что папа Одри – художник: над плитой стоит баночка с кисточками. И Одри сообщает о своем желании переехать, когда папа сидит в раздумьях над чистым листом бумаги, с карандашом в руке…

Но это неважно. Возможно потому, что за желанием Одри «переехать» папа угадывает нечто большее, чем видится со стороны. Папа хочет, чтобы игра приняла другое направление: в результате игра в отъезд, в расставание сменяется новой игрой – в строительство.

Собственно, для маленького ребенка интереснее всего наблюдать за тем, как Одри и папа «придумывают» дом на дереве. Как дом обретает форму, наполняется разными деталями, соответствующими представлениям Одри о самостоятельной жизни. Эта жизнь, естественно, от начала и до конца фантазийная. И построенный дом, естественно, лучше всего подходит для игры, а вовсе не для жизни.

Правда, оказывается, что ребенок думает так не всегда, а только в дневное время.

А ближе к вечеру…

Ближе к вечеру дом построен. И папа считает, что «выполнил свой долг». Теперь подросшей Одри есть куда переехать. Она может переехать в дом своей мечты.

И тут оказывается, что игра с переездом имела для Одри смысл только потому, что в нее был включен папа. И желание переехать было провокацией: а пусть папа как-нибудь отреагирует. И последующее строительство тоже имело смысл исключительно потому, что в нем участвовал папа. Не просто участвовал, а показывал, как желания и фантазии могут обретать материальную форму. А без папы все это не имеет никакого смысла. И если он вдруг уйдет… Если ребенок останется без папы в «своем» доме, то он столкнется с тем, к чему еще совершенно не готов, - с тем, что он один .

В тот момент, когда решается вечерняя «судьба» Одри, читателя, до сих пор занятого увлекательным наблюдением за строительством «собственного дома Одри», вдруг охватывает напряжение. Он успевает примерить на себя весь ужас возможного одиночества, которое открывается перед героиней. Одри – в доме на дереве. А папа уходит в «свой» дом…

Эта часть – «прощание» папы с Одри – занимает столько же места, сколько часть с описанием строительства дома. Теперь Одри придумывает причины, по которым она не может остаться в «доме на дереве». Но каждый раз у папы находятся контраргументы: да что ты, милая! Все будет хорошо. Оставайся, оставайся в «своем собственном доме».

Напряжение Одри растет. Напряжение читателя тоже. Ведь дело не только в том, что Одри не должна остаться одна. Дело еще и в том, что она не должна потерять лицо. Ведь утром она чувствовала себя такой взрослой! Но ведь это не так… То есть, может быть, она и выросла со вчерашнего дня, но не настолько, чтобы расстаться с папой.

У одиночества есть разные формы и степени. И через него непременно проходит взрослеющий человек. Но маленький ребенок – такой, как Одри, - к этому еще совершенно не готов. Это чувство для него непереносимо.

И папа это знает, конечно, и потому, в конце концов, «уступает»:

« – Ты всегда можешь пойти домой вместе со мной.

– Ты уверен? – спросила Одри.

– Абсолютно, – кивнул папа.

– Даже если я выросла со вчерашнего дня?

– Даже если ты вырастешь в два раза…»

Умный и тонкий папа. Он не просто правильно заканчивает игру. Он заканчивает ее без всякого ущерба для детского самолюбия. И при этом не забывая показать, как он любит Одри. И внушая ей уверенность в будущем. Одри должна знать: родительский дом будет ее домом до тех пор, пока она будет в нем нуждаться.

На последнем развороте меняется цветовая тональность: наступили сумерки. Папа с усталой и так много пережившей Одри на руках (пережившей свое возможное одиночество, свою возможную брошенность) поднимается на крыльцо. И мы прямо чувствуем, как Одри, прижавшись к нему, засыпает. И дом, в который они возвращаются, – их общий  дом – уже совсем не кажется Одри маленьким.

Марина Аромштам