Завантажити

«Сувореску» меня вполне бы устроила... Как думаешь, браток, к такой фамилии подошло бы имя-отчество «Александр Васильевич»?
– Наверное, нет, – не очень твердо ответил Андрей. – Послушай, Сувореску, за каким хером ты меня тянешь?
– Я хочу использовать в своих поисках твой чудесный нюх,– без тени улыбки пояснил Миха.
– В каких еще поисках?
Миха смущенно опустил глаза и негромко пробормотал:
– В поисках туалета, конечно... Понимаешь, брат, мне очень хочется пи-пи...

...Объединившись, казаки выдвинулись в сторону полиции. Пройдя вдоль путей мимо памятника железнодорожникам (осмотрев этот паровоз, Миха с удовлетворением убедился, что он по-прежнему находится на запасном пути), они углубились в частный сектор. Тонущие в летней фруктовой зелени дома казались вымершими.
– Ставлю свой автомат против твоей елды, – категорично заявил Миха, – что если очень задаться этой целью, то из каждого подвала или погреба можно вытряхнуть на свет Божий целый выводок пацифистов и филантропов.
– Ты что, браток, гороху сегодня обхряцался? – мрачно спросил Андрей.
– При чем здесь?..
– Больно веселый... Не к добру...
– А это нервное. От страха, – пояснил Миха. – Адреналин донимает...
Попетляв по хитросплетению закрученных в кукиш переулков, побродив по похожим один на другой как близнецы дворам, казаки, наконец, оказались на маленькой тихой улочке, втисйнувшейся своим потрескавшимся асфальтом между двух рядов задних, «слепых» стен домов. Заканчивалась улочка бетонным забором, за которым, чуть поодаль, раскинулся вроде как парк. Там в обрамлении деревьев, виднелось какое-то, явно нежилое, здание. Чуть в стороне от первого сквозь кроны деревьев вырисовывался коробчатый силуэт еще одного дома. Румынов нигде поблизости видно не было.
Казаки шлялись по улочке туда-обратно, трепались, курили. Все было тихо и спокойно. Никто не знал, что делать дальше. Да еще и проводник, как на грех, куда-то запропастился.
– Ну, что ты теперь скажешь, Паулюс? – спросил Андрей. – Каковы, как говорится, перспективы развития нашего наступления?
– Если речь идет о наступлении, то я не Паулюс, а Манштейн, – важно поправил Миха. – Паулюс, он все больше по обороне орудовал...
– Ладно, мля, не пурши только, – покачал головой Андрей.– Дело говори.
– О’кей, – кивнул Миха.– Базару нема. Говорю дело: о перспективах развития нашего наступления тебе с огромным удовольствием поведает вон тот говнюк, наш проводник, который сейчас приближается к нам с крейсерской скоростью восемь кэмэ-че.
Андрей выглянул из-за угла.
– Точно, он. Где это его носило все это время?
– Пути Господни неисповедимы. Может, срачка разбила не ко времени...
– Мужики! Мужики! Вы чего здесь зависли? – орал, торопливо труся к ним, проводник.
– А че? Че делать?
– Так вон же полиция! – тыкал проводник пальцем в сторону второго здания, полускрытого деревьями. – А это, – показал он на первый дом, – детский садик. Там тоже опоновцы сидят...
– Ах, блин! Так это что же, мы все время под стволами ходили? – сказал Миха, на всякий случай поглубже задвигаясь за угол. – А чего ж они не стреляли?
– Пути Господни неисповедимы, – передразнил его Андрей. – Может, срачка разбила, а может, просто не заметили...
С десяток казаков, не дожидаясь команды, кинулись через забор. Буквально тут же затарабанили со стороны зданий крупнокалиберные пулеметы, потом из парка донеслось несколько взрывов, а еще через минуту несколько окровавленных, измазанных в земле людей в мятых фуражках перевалились через забор наружу.
В следующее мгновение румынские пулеметы перенесли огонь на тихую улочку, которая тут же превратилась в кровавое пекло.
У румынов все было пристреляно. Два крупнокалиберных пулемета вели перекрестный огонь от детского садика и здания полиции, покрывая каскадом пуль почти все узкое пространство между домами.
Казаки сломя голову кинулись в укрытие. Оттуда, не имея никакой возможности высунуть даже кончик носа, они видели распластанные на земле два-три бездыханных тела в фуражках и изрешеченного градом пуль, но еще живого, шевелящегося в луже крови дядю Федю.

«Дядя Федя съел медведя,» – часто смеялись казаки, и он улыбался им в ответ, хотя, по правде говоря, эта детская присказка ему не очень-то нравилась.
Хотя, наверное, при желании, он мог бы съесть целого медведя. Потому как был дядя Федя на редкость грузен, широкоплеч и, по единогласному мнению всех казаков, являлся обладателем самого обширного в Черноморском казачьем войске брюха.
«Так, щас тихонечко подвинуться надо... во-он к тому заборчику... чтобы, значит… чтобы в мертвую зону... Бляха, как же это, в «мертвую»-то?..»
Он всегда был добродушен, нетороплив и размерен, и одним присутствием своим, густым басом да настоящим сибирским хлебосольством создавал в казачьей землянке на позициях под Кошницей теплую атмосферу надежности и уюта. Его все любили – от атамана

читати