Завантажити

выиграть дуэль с «шилкой», для этого достаточно меткости и везения. Истинный героизм в том, чтобы решиться на эту дуэль...

ГЛАВА 3

Когда город пуст и холоден, когда его асфальт словно вспахан огромным плугом, а окна таращатся босыми рамами, когда в нем поселяются люди в хаки, а общественным транспортом становятся БТРы, когда его кирпичное тело трясет пулеметная лихорадка и бьют апоплексические удары пушек, это значит, что он тяжело болен. Это значит, что в город пришла Уличная Война.
Это значит, что больше нет дня и ночи, а есть просто сутки, которые для кого-то становятся последними, а для кого-то просто очередными.
Это значит, что любой человек без оружия на улице – покойник, а почти каждый вооруженный – враг.
Это значит, что вокруг тебя больше нет жилых домов, магазинов, школ и заводов, а есть более или менее подходящие укрепления, которые нужно либо защищать, либо атаковать.
Это значит, что окна перестали быть зеркалом мира. Теперь это просто черные дыры, в которые смотрит смерть.
И ты с оружием в руках продираешься куда-то в этом безумном лабиринте одинаковых улиц и домов, и привычно находишь укрытия, и, повинуясь необъяснимому толчку подсознания, вскакиваешь с асфальта за секунду до того, как в это место бьет пуля снайпера, и нюхом чуешь врага, и метко бросаешь гранаты, и стреляешь наощупь, по наитию... И когда из окна напротив вываливается уже совсем безопасный труп в румынском камуфляже, ты знаешь, что продлил себе жизнь еще на один день...
Все видеть. Все слышать. Все ощущать. Вот в чём спасение в уличной войне. Человек слаб своей медлительностью: слишком много времени проходит, пока искра видения домчится от глаз до мозга и потом от мозга до пальца на курке. Исключи глаза. Чувствуй врага душой. Исключи мозг. Действуй автоматически. Исключи палец на курке. Будь курком сам. И тогда твой выстрел всегда будет первым и единственным.
Ты пробираешься по бесконечным лестничным пролетам, чтобы снять упрямого пулеметчика с окна пятого этажа. Ты крадешься вдоль грязной стены переулка, чтобы сподручней бросить гранату тому парню, Иону или Стефану, спрятавшемуся со своим гранатометом за мусорными баками. Ты очень тщательно прицеливаешься из РПГ в осточертевший за день наглый БТР с надписью «BARS» на броне, который своим ревом и татаканьем крупнокалиберного пулемета портит кровь всему твоему взводу. Это – уличная война, а значит ты – представитель самой урбанизированной армии из всех, воюющих сейчас в мире. Кроме, может быть, кишиневской.
Это – уличная война. В плен здесь не берут. Не берут других и не сдаются сами. Ты всегда носишь с собой «заветную» «лимонку»: ее кольцо должно освободить чеку в самый подходящий момент – это куда предпочтительнее плена. Ты неоднократно замечал, что твои товарищи делают то же самое. И это правильно: кому же охота быть распиленным на пилораме? или изрезанным в ленты? или подвешенным за челюсть к дереву? Правда, румынских героев ты в плен тоже не берешь. Вернее, берешь, но просто не доводишь до штаба. Там, на полдороги к штабу, есть чудесная глухая стенка, у которой закончили свою военную карьеру уже многие карабинеры, опоновцы и волонтеры.
Иногда жалеешь ты только несчастных солобонов, которых только-только вынули из-под теплой мамкиной юбки, чтобы запихнуть в холодный, безнадежный лабиринт уличной войны. Таких бедолаг видно сразу: при одном твоем приближении они швыряют под ноги так и не снятый с предохранителя автомат, падают на колени, задирают руки повыше и на русско-румынском диалекте языка ужаса молят о пощаде.
Ты не убиваешь их: они не насиловали женщин, не пытали мужчин, не убивали детей и стариков. Они – не угроза. Они – объект сострадания. Они – стадо, которое безжалостно погнали на убой, чтобы потом кричать о зверствах сепаратистов.
Их, беспомощных, запуганных детей, все больше в кипящем вареве уличной войны. Иногда кажется, что вся вражеская армия состоит из них. Ты много думаешь об этих мальчишках, но никак не можешь понять: зачем нужно посылать их на верную смерть? Может быть, у Молдовы переизбыток населения? Или ее господари питаются кровью как валашский господарь Влад Секеш Дракула, их далекий предшественник? Непонятно. Впрочем, в этой войне вообще очень мало логики.
В ней также очень мало порядка. Ты не знаешь, кто пробивается вперед на соседней улице, и на второй, и на третьей, не знаешь, можешь ли рассчитывать на резервы и боеприпасы, не знаешь, куда вообще ты продвигаешься. Ты просто идешь вперед, на выстрелы. Как будто в старом добром фильме: «Ты зачем здесь, Саид?» «Стреляли...» Если стреляют справа – ты поворачиваешь направо. Если стреляют слева – ты атакуешь влево. Это – настоящая «румынская» война. Это – значит воевать по-«румынски».
Главное – не это. Главное, что ты все же продвигаешься вперед. Главное, что у врага с каждой стычкой все меньше солдат, все меньше БТРов и танков, все меньше храбрости. Главное, что в каждом новом выпуске «Месенжера» –

читати