Завантажити

щурясь от солнечных зайчиков.
– Конечно интересует. Если бы ты оказался на том месте чуть-чуть попозже, то кто знает...
– Да все очень просто, браток. Мы как увидели, что у румын по ночному делу галдеж начался со стрельбой и прожектором, сразу поняли, что наши бродяги там шляются. Потом глядим, вроде все затихло, а на нейтралке снова кто-то палит. Ну, думаем, кто-то из наших там застрял. Раненый. Или контуженный. В общем, вызволять надо... – он пожал плечами. – Ну, я и пошел...
Когда нашел тебя, пошарил вокруг на всякийслучай. Там, метрах в двадцати еще двое румынов убитых лежали. Так я и их стволы с собой тоже прихватил…
– А чего шарил-то вокруг?
– Как чего? – удивился Андрей. – Ты ж «шатун». Так что, не знаешь, что по ночам нейтралка – проходной двор какой-то, а не ничейная земля между окопами?.. Там же все, кому не лень, табунами шастают. Свои, чужие... Так надо же проверить. Чтоб не нарваться, не дай Бог... – он снова пожал плечами. – Да мне-то чего, я был спокоен. Меня еще двое наших, казачков, прикрывали…
– Ну, как бы то ни было, я твой должник...
– Да иди ты!.. – отмахнулся Андрей. Потом поразмыслил, заулыбался: – А вообще-то ладно. Хорошо. Будь. Побольше бы должников, так, может, я бы в бой вообще без прикрытия мог ходить. И был бы спокоен, что если со мной что случится, то взбежит орава должников и скопом из-под огня выносить будет... Круто, верно?
– Круто, – кивнул, усмехнувшись, Миха. – Ну, орава – не орава, а один у тебя уже есть.
И по привычке подержался за звезду Давида на шее.
Вроде, все было нормально. Рана заживала, тяжелое, больное вспоминалось все реже, настроение было отличным. Лежи и наслаждайся жизнью. Но в воздухе повис стойкий запах последней битвы войны. Самой жестокой, самой упорной, самой кровопролитной. Миха чувствовал, что битва эта начнется не сегодня завтра и уже был готов в любой момент подняться с койки и мотнуть назад, на фронт.
И вот, в один прекрасный день, когда июнь уже катился на убыль, и Миха чувствовал себя совсем здоровым, в палату ворвались человек пять казаков, возбужденных и шумных. Они вытащили Андрея из постели и все вместе вышли в коридор.
Через десять минут Андрей вернулся и принялся лихорадочно собираться. Миха молча смотрел на него.
– Пойдешь с нами, браток? – наконец, спросил Андрей, застелив постель и складывая в кулек туалетные принадлежности. – Фуражку мы тебе найдем, слово казака...
– Пойду, – не задумываясь, ответил Миха. – А куда? Что случилось?
– Румыны заняли Бендеры, – ответил Андрей. – Отбирать надо... – он продолжал сборы.
Миха вылез из койки и присоединился к нему. Неожиданно в коридоре послышался до боли знакомый голос начмеда.
– А отпустят? – на всякий случай спросил Миха.
– С таким-то прикрытием? – усмехнулся Андрей, мотнув головой в сторону двери, за которой ждали казаки. – Думаю, прорвемся.
Они действительно прорвались. Уже когда Миха в толпе казаков шагал по направлению к казачьему штабу, он вдруг понял, что в его военной судьбе начинается новый период. Период наступательный, агрессивный. Веселый...

ЧАСТЬ 3
КАЗАК
ГЛАВА 1

– Так, подожди, браток, давай разберемся по уму, – бормотал Миха, разглядывая в бинокль правый берег.
– Наши то хоть в Бендерах остались, или нет?
– Ну, по слухам, горисполком еще держится, – пожал плечами Андрей. – Потом еще штаб гвардейцев и дружины ополченцев на паре-тройке предприятий...
Да еще туда 7-й казачий взвод ушел. Авось, прорвались..
– Ох уж это мне русское «авось»... – недовольно проворчал Миха, водя оптикой из стороны в сторону.
Был чудесный солнечный день 20-го июня, город на той стороне сверкал как россыпь драгоценных камней, и, если хорошенько напрячься, то кое-как можно было себе представить, что никакой войны на свете и вовсе нет.
Но хорошенько напрячься было сложно. Потому что справа, слева, впереди тарахтело хором автоматическое оружие, взревывали мощные моторы и – вдруг,
когда меньше всего этого ждешь, – лупили тараном в глухую стену пушки.
«В шестой месяц какое смятение!.. – к месту вспомнил Миха читанный в каком-то учебнике отрывок чжоуской летописи. – Боевые колесницы стоят наготове, в каждую запряжено четыре статных коня. Они снаряжены, как это обычно делается...»
Здесь, у села Парканы, творилось форменное столпотворение. Сюда сепаратистами было стянуто все, что только удалось снять с других участков фронта. Во всех направлениях шатались нестройными толпами гвардейцы, ополченцы, бойцы ТСО, – галдели, пели песни, курили, осматривались по сторонам, принимая у местных жителей еду й вино, торопливо перекусывали, опрокидывали стакашек-другой и снова с громким гомоном шли смотреть на тот берег.
Всеми владело сосущее нервное настроение, когда трудно усидеть на одном месте, когда хочется шумно посмеяться, пусть даже без особого повода, побродить по околице, словом, чем-нибудь себя занять. И снова и

читати