Завантажити

Алкоголик. Пьяная морда. Может, еще пожалеешь, но – никакого уважения, верно? А представь: тот же голдырь, но уже на матрасе... Улавливаешь?.. Сразу же – совершенно другое отношение. Не пьянь, а приличный человек, не «валяется», а «отдыхает». Да?.. Великая вещь – матрас...
Они уже подходили к позициям ополченцев. Вдруг, совершенно неожиданно, разорвав мирную тишину, на дальнем конце окопов, где находилось их отделение, грохнул взрыв и послышались дикие крики боли и ужаса. Миха с Митяем сорвались с места и галопом кинулись туда. Через несколько секунд, оправившись от неожиданности, весь взвод открыл пальбу по румынским позициям. Стреляло все, что могло стрелять. Пробегая по окопу за спинами ведущих огонь людей, Миха обратил внимание на то, что румыны отвечают очень вяло, и, кажется, не собираются атаковать. Тогда что же это был за взрыв?..
Они поняли все, когда прибыли на место. Хмель как рукой сняло. Это была не просто война. Это был ужас. На дне окопа под ногами ополченцев хлюпала кровавая каша. В ней лежали еще шевелящиеся и стонущие и уже неподвижные, но равно изуродованные до неузнаваемости люди. Вокруг них орали, матерились, суетились уцелевшие. Уже ничем нельзя было помочь, а даже если бы и можно было, то обезумевшие люди были не в состоянии ничего предпринять. Кто-то, дико выпучив невидящие глаза, ломился по окопу прочь от этого страшного места, кто-то блевал на песчаную стенку, кто-то подскользнулся и рухнул плашмя в этот кровавый кошмар, а потом, не в состоянии подняться, сидел, весь в крови, вытянув перед собой руки, и вопил от смертной тоски. Отделения больше не было. Был только кровавый, кошмарный хаос.
Сквозь плывущие в глазах оранжевые круги Миха увидел Диму, взводного, вытаскивающего из багрово-черного варева одно из тел. Чтобы отвлечься, чтобы хоть что-нибудь делать, Миха принялся ему помогать. Спасибо вину – оно немного смягчало восприятие того, что видели глаза.
– Боже мой, что случилось? – едва шевеля губами, спросил Миха, когда они оттащили тела в низинку за линией окопов.
– РПГ... – прохрипел Дима белыми губами. – Какая-то падла... Попало в шелковицу над окопом... И веером... – он поднялся и, пригибаясь, кинулся обратно в окоп.
«Бог ты мой, и ведь тоже из РПГ... Как Митяй говорил…»
– Митяй! Митяй, еб твою мать!! – заорал Миха, вспомнив, что он санинструктор.
Из окопа на четвереньках вылез Митяй, мертвенно бледный, в хэбэшке, грязной от крови и блевотины.
– Сумку мою давай!
Митяй нелепо дернулся куда-то в сторону, кажется, совершенно не соображая, что надо делать.
– Сумку медицинскую!.. Сука, урод, да в землянке она!.. – от того, что можно было поорать на кого-то, Михе немного полегчало.
Шатаясь на подгибающихся ногах и нелепо размахивая окровавленными руками, Митяй побежал в сторону землянки. Миха принялся за дело дергающимися как у припадочного пальцами. Он искал пульс на руке одного, другого, зажмурившись, щупал шею, чтобы найти сонную артерию, пытался отыскать хоть какие-то признаки жизни. Но все было тщетно.
Этим двум, которых вытащили они с Димой, помочь уже ничем было нельзя: у одного – Гришки с Водотурково, Миха узнал его по голубой болоньевой курточке – снесло осколком половину черепа; другого – кажется, это был Семеныч, пожилой мужик из Ержово – посекло так, что лицо превратилось в сплошную кровавую массу, а из распоротого живота вывалились внутренности. Из двоих следующих один, Леха Столяров, тоже был мертв – в его затылке торчал осколок. Второй, которым оказался Тина, негромко скулил, находясь в состоянии болевого шока. Его нога, перерубленная выше колена, болталась на куске кожи. Чуть позже в низинке, рядом с Михой, оказались – добравшись своим ходом или с помощью товарищей – еще трое или четверо, раненых менее серьезно.
Миха совершенно не знал, что делать в такой ситуации: в армии в качестве санинструктора он специализировался на солдатах с психическими расстройствами. Разрезав штанину, он перебинтовал Тине ногу и с помощью Димы крепко привязал ее к двум доскам. Потом, забрав у подбежавшего Митяя санитарную сумку, выхватил оттуда шприц и единственных две ампулы, которые там были. Эти ампулы дала ему Мама Даша, женщина, развозившая по позициям медикаменты. Миха даже не помнил, что там, внутри. Он просто знал, что это наркотик, болеутоляющее, и что этот наркотик нужно ввести Тине, чтобы забить боль. Так он и сделал. Больше ничего такого у Михи не было.
– Эх, говорил я, что окопы с углами рыть надо... – пробормотал он, заметив рядом Диму. Кажется, Дима его не услышал.
Он продолжал перевязывать раненых, и вскоре весь был перепачкан кровью. В крови было все – куртка, штаны, приклад автомата. Руки были в крови по локоть, и Михе казалось, что он уже никогда не отмоется. Никогда...
А потом приехал вызванный по рации санитарный автобус, старенький бело-синий «газон». Ополченцы бегом носили раненых внутрь. Было еще светло, и румыны, обеспокоенные стрельбой ополченцев и суетой на

читати