Завантажити

человек не смог бы оценить действительную значимость и смысл своей жизни. Ведь смерть – это не только утрата, но и приобретение. Благодаря своей смертности человек получает возможность для выработки представления о бытии как тотальности сущего. Смерть становится своеобразной точкой опоры, позволяющей осуществить неосуществимое, помыслить небытие, то есть выйти за пределы бытия и тем самым сделать бытие объектом осознания и переживания.
В этой ситуации человеческое бытие становится своеобразным зеркалом для бытия, через него бытие приходит к самосознанию. Человек же, присутствующий при процессе самоосознания бытия, начинает относиться к бытию как к абсолюту. Обращение к бытию как тотальности сущего сопровождается целым рядом прозрений и интуиций, имеющих для человека громадное мировоззренческое значение. Понимание значения смерти для открытия человеком абсолютного измерения реальности позволяет предположить, что пресловутое райское блаженство «золотого века» – не что иное, как проекция в прошлое некоего чаемого в настоящем состояния. Человек, не знающий смерти, может испытывать обширную гамму чувств, но он не может переживать абсолют, а именно это переживание мы связываем с понятием блаженства. Открытие человеку абсолютной природы бытия существеннейшим образом меняет пейзаж окружающего человека мира, с этого момента стремление к абсолюту становится важнейшим мотивом человеческого существования, а традиционные ценности «до-абсолютной» эпохи подвергаются заметной инфляции, уступая свое первенство бытийной мотивации.
Присутствуя при совершенном, вечном и неуничтожимом бытии и одновременно переживая всю эфемерность человеческой жизни, человек открывает для себя абсолютную природу бытия. Чувство единства с бытием, сопровождающее бытийный опыт человека, привносит в человеческую жизнь вечностную размерность и тем самым освобождает человека от власти смерти. При этом, однако, не следует забывать, что переживание абсолютности бытия возможно только в присутствии человеческой смерти. Без осознания этой неизбежности человек никогда не смог бы выйти за пределы наличного мира и сделать объектом своего созерцания бытие как таковое, а освобождающая сила бытийного опыта во многом обязана тому чувству ужаса, который вызывает смерть в человеческой душе. Вот это противоречивое отношение к смерти, выражающееся в одновременном бегстве от смерти и тяготении к смерти, обусловливает сложную траекторию человеческого приближения к абсолютной природе бытия.
Существуют два принципиальных подхода к бытию, первый из них, условно назовём его непосредственным, основываясь на факте человеческой смертности, приходит к представлению о бытии как абсолюте. Европейская ветвь этой традиции ассоциируется с именем Парменида, на Востоке в этом направлении развивались буддизм, даосизм, некоторые направления индуизма. Этому подходу свойственна апофатическая установка по отношению к дискурсивному мышлению, соответственно он не отягощён излишним мудрствованием, а основным материалом, на базе которого осуществляется приближение к бытию, выступает система синестезийных образов, переживание которых дарует человеку освобождение от экзистенциальных проблем и интуитивное понимание сути бытия как совокупности сущего. Большинство текстов, относящихся к этой традиции, в содержательном плане представляют собой описание неких ключевых, достаточно абстрактных образов, связанных, как правило, со световой символикой, образов, представление которых призвано индуцировать у читателя переживания того же порядка, что и описываемые в текстах. Через это сходство опыта достигается согласованное понимание сути бытия.
Поскольку такой подход к бытию связан с бестрепетным отношением человека к собственной смерти, его реализация предполагает уникальные человеческие качества, по этой причине он трудно реализуем в массовом порядке, невозможно требовать того, чтобы он мог стать массовой поведенческой стратегией, доступной среднему индивиду. И дело здесь не только в страхе перед смертью, но и в том, что деятельностная идеология в принципе не может существовать при принятии предпосылки о радикальной конечности человека, будь то на индивидуальном либо всеобщем уровне. Деятельностное самопонимание человека имеет смысл только в том случае, если предполагается бесконечно длящийся во времени процесс деятельности. Смерть же прерывает деятельность. По этой причине вся деятельностная идеология настроена на непризнание человеческой смерти. Для обоснования этого более чем сомнительного тезиса используются различные подходы, не вдаваясь в детали, их можно охарактеризовать как попытки доказательства того обстоятельства, что смерть – это не прекращение существования, а лишь переход к иному типу существования и т.д. Каким бы ни было содержательное наполнение деятельностной идеологии, ей приходится решать задачи, связанные с мотивацией человеческой деятельности и снятием экзистенциальных проблем, а это означает, что ей так или иначе необходимо обращаться к катарсической

читати