Главный герой – россиянин, бывший чекист, но воюющий за Украину. Его противник –– украинец, но сражающийся за Россию. Между ними житель Донбасса, который побывал в подвале «Новороссии». Развитие сюжета это развитие страны в ближайшие годы. Вызовы, с которыми придется столкнуться нам –– не призрачны, а порой даже опасны. Война в материальном мире закончится завтра или послезавтра, а мире обманутых сознаний –– будет длиться еще десятилетия. И чтобы победить в этом противостоянии, нужно знать и понимать противника. Поэтому истории этих троих это экскурсия в прошлое, чтобы найти будущее.

В своей первой книге «Художник войны» писатель объяснял начало противоречий между жителями ныне оккупированных территорий и остальной Украиной, роли России в разжигании войны. Вторая книга обыгрывает сценарий прямого столкновения антиподов в камере Лукьяновского СИЗО в Киеве.

–– Максим, почему после «Художника войны» появилась идеи продолжить истории «людей войны»? Неужели через время пришло понимание недосказанности в первой книге?

–– Украина проигрывает битву за умы людей, которые живут на границах оккупированной территории. Вся остальная страна все больше отстраняется от противостояния, считая его проблемой двух областей, повсеместно растут протестные настроения, а большая часть населения Юга и Востока до сих пор готовы жить при любой власти по принципу «мы за мир». В результате украинцы перестают понимать, что происходит, удивляются, когда попадают туда, не имеют представления, как разрешить ситуацию и многое другое. Нам критически не хватает историй о войне в ее нынешнем виде.

Роман «Художник войны» закончен по своему содержанию и описывает начало противостояния на востоке страны. Вторая книга – это попытка заполнить недостаток осмысления того, что происходит на Донбассе и стране спустя два года после начала войны.

–– В «Художнике войны» ты описываешь, как война «развела» людей по разные стороны линии фронта и сделала эту пропасть практически непреодолимой. В «Три часа без войны» ты наоборот столкнул в закрытом помещении антиподов. Это попытка найти общий язык или предсказание будущего развития событий?

–– По сюжету романа в помещении киевского Лукьяновского СИЗО в одной камере оказывается главный герой –– бывший российский офицер, который воевал за Украину в батальоне «Правого сектора», рядом с ним «ополченец ДНР» и престарелый мирный житель из оккупированного села. Они жертвы войны, которым пришлось стать убийцами. Понятно, что эти разные мировоззрения и прошлое приводят к конфликту и взрыву. Всё действие происходит ровно три часа, в течение которых им удается прожить целую жизнь.

Я описываю ситуацию, в которой украинское общество будет жить как минимум десять лет. Это рана на многие годы и каждый житель Украины в той или иной степени будет «играть» роль одного из героев моей книги.

–– Почему для роли идеального украинского солдата-добровольца Вы выбрали гражданина России?

–– Русский, который воюет на Донбассе против Путина это разлом стереотипов. Для жителей оккупированных и соседних областей это может стать «сюрпризом».  Во-вторых, таких людей не «несколько десятков», а сотни и они пошли воевать первыми. Именно два года назад на Донбассе по разные стороны фронта оказались вчерашние друзья и знакомые. Для меня эта война была и остается конфликтом мировоззрений и цивилизаций, а не какой-то «внутренней междоусобицей» за тысячу километров границы. Это агрессия кремлевского режима, но раскол прошел не по территории, а по мышлению и миропониманию. Этот герой был нужен мне, чтобы показать масштаб этого конфликта. Кстати, в книге много подробностей происходящего в России, Дагестане, Дальнем Востоке.

–– Я все же хотел бы вернуться к теме закрытого пространства. Если в первой книге действия происходили в десятках локаций с участием десятков и сотен людей, в «Трех часах без войны» просто бросается в глаза вот эта ограниченность пространства. Это аналогия того, что когда-нибудь украинцы окажутся с вот этими «почитателями ЛНР-ДНР» в одной стране и будут вынуждены начать «диалог», о котором ты упоминал?

–– Мы уже в этой «камере», образно говоря, в границах своей страны. На самом деле мы до сих пор не хотим слышать людей с «неправильной» точкой зрения, нам легче думать, что «там только быдло», и «шахтеры-алкоголики». Нам легче назвать их врагами, вместо того, чтоб искать точки соприкосновения. Финал книги дает понять, что подлинное примирение возможно, когда война прекратится в голове.

Если учесть, что про реинтеграцию Донбасса начали говорить именно наши власти – диалог тоже придется начинать нам и искать на оккупированных территориях здравых людей. Очевидно, что иногда будут встречаться и «не здравые». В книге описывается модель поведения с ними. А закрытым помещением я показываю однозначность и неминуемость этого процесса.

–– Так кому же придется отказать от своей позиции? Украинцам или сепаратистам?

В книге есть четкий ответ на этот вопрос. У каждой войны или конфликта есть виновные, которые ответственны за ее начало. Я не берусь брать на себя роль адвоката, но жителям оккупированных территорий придется прийти к осознанию вины за эту войну –– нечто похожее, как в Германии после Второй мировой. Сейчас там к этому не готовы.

В третьей книге, которую я сейчас пишу, у меня есть эпизод, который хорошо объясняет эту ситуацию. Женщина из украинского батальона спрашивает местного старика: «Как же так, мы ушли из домов, чтоб вас защищать, а вы же нас и не поддерживаете?». И он ей отвечает: «Да потому что люди не привыкли каяться за свои проступки, живут наслоениями. Не покаялись за Сталина, не покаялись за Голодомор, не покаялись за диссидентов. Признание своей вины позволяет начать жизнь с чистого листа, а из-за того, что в обществе не было таких признаний – образовались социальные мутации и отклонения».

–– В камере оказывается дедушка из местных жителей. В чем смысл его присутствия в книге и почему в финале он играет ключевую роль?

–– Он отображение социального «болота», которое составляет подавляющее большинство населения Донбасса. Он такой же участник этих событий, как и солдаты, но не желает вставать на чью-то сторону. Российская пропаганда показывает каких-то полоумных бабушек и дедушек с цветами у памятников Ленину и агрессивных люмпенов, которые пинают кого-то за проукраинскую позицию –– это абсолютное меньшинство. А вот такие, как этот дедушка –– всегда большинство. Да, это сторона находится не на передовой, но после завершения боевых действий разговаривать будет нужно именно с ними.

Не нужно забывать и о людях с проукраинскими взглядами –– они сформировали на оккупированных территориях «гражданское подполье» –– они объединяются, убеждают соседей и родственников, делают тысячу маленьких незаметных для нас дел. Поэтому и разговоры о том, что «не нужен нам такой Донбасс» –– часть манипуляций. До сих пор там тысячи проукраинских жителей, которых нельзя оставлять, идя на поводу у популистов.

–– Так почему в остальных регионах Украины это самое «болото» смогло всколыхнуться и остановить развитие военного сценария? Ведь в таких категориях можно говорить о любом регионе Украины.

–– Безусловно, у Донбасса есть своя специфика, я ее называю «агрессивной материальной философией». Для тамошних людей все разговоры о патриотизме, гражданском долге или идеалах –– очень далеки, они все меряют линейкой достатка. Посмотрите на районы Донецкой и Луганской областей, которые мы контролируем. За два года настроения местного населения нисколько не изменились, жены живут в городах, которые контролируют ВСУ, а мужья – воюют за ДНР/ЛНР! И это отличная иллюстрация того, что для реинтеграции Донбасса недостаточно на украинских танках заехать в Донецк, а дальше все произойдет «само по себе».

Донбасское общество всегда было тотально пассивным. Я помню, как они ходили на митинги и выборы «под роспись». В какой-то момент вся эта система рухнула, и люди оказались предоставлены сами себе. Именно поэтому какая-то часть этих внезапно «потерявшихся» людей вполне искренно пошли в «ополчение», чтобы «защитить город от Правого сектора». А присмотритесь теперь к фотографиям митингов на оккупированной территории! У меня такое ощущение, что вернулись времена Януковича: все те же унылые лица, с одной стороны –– бедно одетая толпа «митингующих», на сцене –– хорошо одетые чиновники и абсолютная скука.

Я общаюсь со многими людьми на «той стороне». Единственная надежда для Украины заключается в том, что вирус «русского мира» за два года вот это самое «болото» так и не приняло. У них так и не появилось объединяющей идеи и если мы сумеем этот пробел заполнить –– Донбасс удастся реинтегрировать по-настоящему.

–– Объяснение мотивации героя книги из «ополченцев» вызывает странные мысли. Не получится ли так, что украинский солдат, который прочитает ее в окопе, начнет проситься «на ротацию», чтобы больше не воевать?

–– Это не война против людей, не этническая, не против нации. Это война против оккупационного режима, который поддерживает небольшая часть радикально настроенных жителей. Поэтому прочитав книгу солдат просто лучше поймет, кто находится по другую сторону окопов, но это никак не заставит прекратить воевать. Они воюют «за Украину», «за побратимов».

Кстати, определение «побратимы» становится одним из главных связующих элементов украинских войск. Я общался с женщиной-сапером недалеко от «линии соприкосновения», спрашиваю: «В чем ваша мотивация находиться тут?». Она отвечает: «Я каждый день хожу на разминирование, потому что если я этого не сделаю –– там будут гибнуть мои побратимы». И в этих словах нет пафоса. Вот эта связка «побратим за побратима» сильнее всякой напыщенной, но пустой фразы, сказанной украинскими политиками. Благодаря этому мы держимся.