Финальные дебаты премии «НОС» и награждение победителя за минувший, 2011 год, прошедшие в эту пятницу, 3 февраля, вызвали резонанс неожиданного свойства.

Во-первых, церемонию впервые в истории премии почтил своим присутствием соучредитель «НОСа» Михаил Прохоров. Во-вторых, после окончания дебатов экономист, публицист, правозащитница Ирина Ясина (автобиографическая повесть Ясиной «История болезни» - о жизни после поставленного ей в 35 лет диагноза «рассеянный склероз» - вошла в короткий список «НОСа» и вышла в суперфинал) публично обвинила жюри в «разводилове». Мол, как так, книга набрала при голосовании наибольшее количество баллов, а премией обошли. При ближайшем рассмотрении оказывается, что оба упомянутые обстоятельства косвенно связаны друг с другом: литературная политика вдруг стала отдавать политикой самой обыкновенной.

Как пояснил Михаил Прохоров в своем приветствии перед началом церемонии, удивляться этому не стоит: «Новая социальность стучится в окна и двери и вызывает определенное смущение общества». Скажем без обиняков: литературная общественность действительно была смущена, но вовсе не новой социальностью, а появлением на церемонии Михаила Прохорова в разгар его предвыборной кампании. (Как заметил сам кандидат в президенты, жизнь его «полна контрастов: вчера - дебаты с Жириновским, сегодня - литературная премия».) Жизнь литературного цеха, напротив, скучна и однообразна; собираясь поспорить об изящной словесности, как-то не ожидаешь оказаться на партсобрании и даже это воспринимаешь как некоторую бестактность: «Шел в комнату, попал в другую».
Для начала нужно отдать должное премии «НОС». Думаю, по сравнению с ее финальными прениями дебаты с Жириновским должны были показаться детской игрушкой. Процедурные хитросплетения, в которых немудрено запутаться человеку неподготовленному, уже стали традицией «НОСа» и сопряжены с важной его особенностью: в противоположность всем остальным премиям для функционирования «НОСа» почти не важно, кто победил. Если традиционное назначение литературных премий состоит в том, чтобы поощрять тенденцию, которая кажется наиболее плодотворной и важной, фиксировать литературный срез, то «НОС», по существу, выполняет работу литературной критики: эта премия порождает исключительного качества разговор о литературе, а не просто дает к нему инфоповод. Благодарить за это следует в первую очередь соучредительницу премии Ирину Прохорову, которая изобрела принцип прозрачности, обязывающий жюри аргументировать в ходе публичных дебатов каждый свой шаг и спорить о нем с экспертами, причем в споре рождается что-то очень напоминающее истину; и собрала блестящее жюри: каждую такую беседу о том, что мы понимаем под новой социальностью, или о художественных критериях литературы нон-фикшн и тому подобных насущных вопросах, следовало бы, по-моему, включать в университетские курсы. И уже как практическое пособие к этому теоретическому курсу критического языка получается шорт-лист, рекомендованный к прочтению целиком. Из него, как из песни, слова не выкинешь: единственного победителя можно считать данью условностям.
Но, конечно, сами номинанты относятся к победе не так философски. Что же, собственно, произошло с голосованием, на что обиделась Ирина Ясина? По уставу премии финальные дебаты происходят в два этапа. Сначала из шорт-листа выбирают двух финалистов. Происходит это так: каждый член жюри называет двух своих фаворитов, которые получают по баллу, еще один балл на всех есть у троих экспертов, еще один добавляет голосование зрительного зала, и еще один дополнительный голос есть у председателя жюри. Так определяются финалисты. После этого все их баллы сгорают, и победителя среди них выбирает уже только жюри тайным голосованием.

Тут есть какой-то неясный момент: перед началом дебатов Ирина Прохорова, оглашая собравшимся процедуру, сказала: «Хочу заметить, что каждый из экспертов имеет дополнительное право голоса, поэтому может повлиять на создание этого супершорт-листа». Но положение о премии говорит другое: «...экспертная группа может отдать один голос за своего кандидата. Эксперты принимают решение коллегиально: голос засчитывается только в том случае, если все эксперты готовы проголосовать за одно произведение». Возможно, процедура была усовершенствована, но это изменение не успели внести в устав, во всяком случае, было засчитано по баллу от каждого из экспертов.

В получившемся протоколе выборов голоса распределились следующим образом:

ШОРТ-ЛИСТ ПРЕМИИ 2011 ГОДА

1. Аствацатуров Андрей. «Скунскамера» - Константин Мильчин, Владислав Толстов

2. Байтов Николай. «Думай, что говоришь» - Владислав Толстов, Андрей Левкин (эксперт), Дмитрий Кузьмин (эксперт)

3. Вишневецкий Игорь. «Ленинград» - Кирилл Кобрин, Марк Липовецкий, снова Марк Липовецкий (дополнительный голос председателя жюри)

4. Данилов Дмитрий. «Горизонтальное положение»

5. Кононов Николай. «Фланёр» - Марк Липовецкий

6. Маркин Александр. «Дневник 2006-2011» - Кирилл Кобрин

7. Пелевин Виктор. «Ананасная вода для прекрасной дамы»

8. Рыбакова Мария. «Гнедич» - Елена Фанайлова

9. Шишкин Михаил. «Письмовник»

10. Ясина Ирина. «История болезни» - Константин Мильчин, Елена Фанайлова, Николай Александров (эксперт), голосование зала

Как мы видим, Ирина Ясина прошла в суперфинал с ошеломительным перевесом - набрала, если использовать политическую метафору, 146%. За нее было два голоса жюри и зрительный зал, так что на самом деле путаница с голосами экспертов никакой роли не сыграла. Но Ясина, видя такую поддержку и не разобравшись, очевидно, что предстоит еще голосование жюри, подумала, что награду путем какого-то заговора увели у нее из-под носа. Винить ее в этом трудно - и дело не только в процессуальной неразберихе, а вообще в атмосфере, сложившейся на церемонии этого года, как будто целиком посвященной - вопреки уставу и концепции премии - заранее известному фавориту.

Скажем, такое новшество: традиционно после дебатов дают высказаться авторам-номинантам и, если время остается, - паре человек в зале. Но на сей раз Ирина Прохорова неожиданно объявила, что «к нам пробился один страстный читатель», который смотрит онлайн-трансляцию и очень хотел высказаться, и «мы все-таки дадим ему слово, потому что этот страстный читатель - Леонид Парфенов». Леонид Парфенов выступил в поддержку «Истории болезни», которую назвал «мудрой, очень серьезной, очень светлой книгой исключительно сильного человека». Журналистский профессионализм Парфенова вызывает восхищение (по его гладкой речи было и не заподозрить, что человек «пробился» и импровизирует), однако к литературе он вроде бы никаким образом не причастен. Зато буквально на следующий день на Болотной площади Парфенов будет стоять рядом с Ясиной на трибуне перед митингующей толпой.

Что до номинантов, вряд ли можно было ожидать, что писатели станут агитировать за себя, но и поддержать в этой ситуации какого-то одного товарища по перу трудно, не обидев других шорт-листеров. За одним исключением: по-человечески понятно, что любой автор не в обиду прочим мог высказать симпатию, как вы уже, наверное, догадались, Ирине Ясиной. Этой возможностью воспользовался Николай Кононов, его поддержала дама из публики.
Меньше всего на свете я хотела бы задеть чувства Ирины Ясиной, но с самого начала было очевидно, что «История болезни» премии не получит. Что тут еще сказать, если после всех копий, переломанных в Красноярске по поводу этого текста, после того как текст был все же включен в шорт-лист, - уже во время самых распоследних финальных дебатов жюри и эксперты по-прежнему спорили между собой, что же такое эта книжка: человеческий документ или все-таки факт литературы. Учитывая, что Ясина в литературе дебютантка и что соревноваться ей пришлось с профессиональными литераторами, для нее в проигрыше никакой обиды нет; жюри отдало ей должное, но не давало никаких предвыборных обещаний. Как сказала Ирина Прохорова, «процедура довольно замысловатая, но демократия дело сложное <...> в некотором смысле это упражнение не только в литературных дебатах, но и обучение демократии: давайте соблюдать процедуры и подчиняться голосу тех судий, которые облечены доверием и полномочиями». И судьи вынесли свой вердикт, честно присудив премию Игорю Вишневецкому за «Ленинград».

Но Ясина пишет с горечью: «...выслушала в абсолютно холодном помещении длинные, заумные и бессодержательные речи господ литературных экспертов в желтых штанах о том, что простота моего текста - еще не признак хорошей прозы».

Между тем речи не были ни заумны, ни бессодержательны, а господа литературные эксперты занимались своим прямым делом: они обсуждали литературу, и за температуру в помещении ответственности не несли. Номинантка не на тех обиделась: действительно оскорбительно в данном контексте звучали речи в ее поддержку. Даже голосовавший за «Историю болезни» Николай Александров так объяснил свой выбор: «В свое время, когда я был в жюри Букеровской премии, я приложил некоторые усилия для того, чтобы Рубен Гонсалес Гальего получил [ее], и, честно говоря, не раскаиваюсь в этом своем поступке до сих пор. И, наверное, станет понятно, почему я свой голос отдаю за Ирину Ясину», - чего уж не понять. Писателю, если мы по-прежнему говорим о литературе, с такими защитниками не нужно критиков.

Дебаты, как обычно, прошли на высоте, и мне страшно жаль, что внелитературные обстоятельства отвлекли внимание от вопросов, которые стоило бы тут обсуждать. Есть, например, и такое привходящее обстоятельство, что Ирина Ясина, среди прочего, член сформированного Михаилом Прохоровым общественного совета, чья задача - «непосредственно заниматься доработкой предвыборной программы вплоть до 4 марта и после выборов - для переработки ее в программу партии». Скверно, что человеку пришлось час в промороженном лектории Политеха выслушивать о себе критику в третьем лице и в результате остаться ни с чем. Ну, то есть не совсем ни с чем: в конце церемонии Ирина Прохорова вручила Ясиной «символический подарок» от собственного имени и от имени Михаила Прохорова - букет красных роз (сам кандидат в президенты не дождался награждения лауреата: срочные дела). Но не хочется даже думать, в какое двусмысленное положение были бы поставлены из самых благих побуждений и Ясина, и жюри, если бы ее книга действительно оказалась лучшей. А дело просто в том, что политика сама по себе, а литература сама по себе, и смешивать два эти ремесла - значит множить скорбь и взаимонепонимание.

Варвара Бабицкая