Мысль эту, хоть и не новую, нужно проговаривать как можно чаще, авось те же самые либералы, считающие, что их неокейнсианская идеология непогрешима и рай уже за порогом, и прислушаются…

Новый «толстый» журнал «Неприкосновенный запас», № 4 (72) за этот год, посвящён вечно актуальному и злободневному — революции. «Революция» без левых… И «левые» без революции» — так формулирует журнал «дебатов о политике и культуре» свой осенний интерес.

Как всё не проходит мода на квазиреволюционные практики (хиппи, панки, экологи, альтерглобалисты и прочие маоисты-троцкисты-анархисты перенимали друг у друга вахту с 60-х и до наших дней с завидной регулярностью), так и в последние годы на каждой третьей конференции звучат доклады о модном «революционном дискурсе».

Например, в том же выпускающем «НЗ» издательском доме «Новое литературное обозрение» в прошлом году выходил сборник статей «Антропология революции».

«Казалось бы, что тут можно ещё раскопать?» — думалось мне, когда я с некоторым сомнением брал этот номер. Революция ж, однако, получилось весьма интересной.

Спектакулярная экспертиза

В открывающей номер заметке «Друзья и враги свободы» Александр Кустарёв кратко и изящно доказывает, что «неолиберальный дискурс, в сущности, содержательно пуст».

«Либеральное современное государство перерождается в свою противоположность и становится типологически близко просвящённо-абсолютистскому или «полицейскому» протогосударству раннего модерна (позднего Средневековья, если угодно)».

Нет, нам совсем неугодно, что государство вместо того, чтобы мирно отмереть во имя свобод индивида, всё больше этого самого индивида контролирует, только монархию или «служанку» её церковь в Тёмные века заменили бюрократический контроль и корпоративное принуждение.

Мысль эту, хоть и не новую, нужно проговаривать как можно чаще — авось те же самые либералы, считающие, что их неокейнсианская идеология непогрешима и рай уже за порогом, и прислушаются…

«Повседневная идеология: жизнь при сталинизме» Йохана Хелльбека служит как будто иллюстрацией того, в какой мрак может скатиться общество при восторженно-некритическом отношении к властям предержащим.

Исследователь рассматривает действительно захватывающий «человеческий документ» — дневниковые записи сына украинского кулака Степана Подлубного, успешно скрывшего своё происхождение, в результате чего перед ним замаячила перспектива довольно успешной советской карьеры.

Помешало лишь то, что пришло осознание ужаса и лицемерия происходящего в стране. За этим последовало социальное падение и духовные метания. Которые, как показано в статье, не так уж, увы, новы, ибо поддаются типологизации по Х. Арендт и другим.

После прочтения «Охраняя рубежи…» Алека Д. Эпштейна о том, как проводится научная экспертиза по делам по новому закону о противодействии экстремизму, хочется моментально опубликовать её во всевозможных блогах и разослать всем знакомым — это должны читать все.

Потому что происходят чудовищные в своём абсурде вещи — с помощью неадекватной в своей научности, но очевидно ангажированной карательными органами научной экспертизы можно доказать всё: чужие слова в найденной у человека оппозиционной газете, надписи на плакате в компьютерной папке с фотографиями и даже надпись на заборе «Нет экспансии Китая» могут стать поводом для срока.

Они и становятся, а сам автор, замечу, также рискует, когда пишет в своём тексте три запретных буквы «НБП», — партию со всей её символикой, как известно, запретили, а Федеральная регистрационная служба в своё время потребовала, чтобы российские СМИ не упоминали табуированную аббревиатуру…

Поэтому с искренним страхом за участников различных хеппенингов, флешмобов и перформансов с социально-политической окраской следишь в статье Анны Зайцевой «Спектакулярные формы протеста в современной России: между искусством и социальной терапией».

А приводит она их массу — если про акции медийных И. Яшина и М. Гайдар (висели на альпинистских креплениях под мостом напротив Кремля с транспарантом «Верните народу выборы, гады!») или об акциях группы «Война» вроде переворачивания милицейских машин и выведения неприличного слова напротив здания ФСБ много кто знает, то про менее освещённые акции в виде мирного прихода к участковому с тортом и поздравлением с избранием нового президента ( «несмотря на относительную сдержанность последнего, они постепенно выводят его из себя, крайне навязчиво повторяя одни и те же хвалы новому президенту и склоняя его к чаепитию с принесённым в подарок тортом» ) слышали, думается, не все.

А ведь «в идеале активистский перформанс стремится не столько к тотальности, завершённости акта, сколько к созданию публичной коммуникативной ситуации, в рамках которой становится возможным разделить идеи и настроения с «обычными гражданами», пережить вместе некий общий опыт» .

А они за шкирку и торт вдогонку…

Мечтатели

Целый блок «НЗ» посвящён ещё одному «человеческому материалу» — дневнику канадской писательницы Мейвис Галлант, который она вела, живя в Париже и наблюдая за его маем 68-го года (сам блок чуть-чуть промахнулся — начинается на 70-й странице).

Дело тут в том, что о той весне написано несусветно много, а вот настоящего дневника до сих пор опубликовано не было. Галлант не превозносит и не осуждает бунтующих студентов (хотя для примкнувших к ним уже по ходу дела левых профессоров-сорбонцев она не жалеет слов об их лицемерии), она озабочена другим — быть в толпе, узнать о судьбе знакомых, услышать, что кричит та девочка с листовками на перекрёстке…

Ей их вообще жалко, как заигравшихся детей: «…и раздаётся новый лозунг, весьма презрительный: «Nous sommes pas tagigues». Получается хорошо — два раза по три слога, — и выкрики продолжаются довольно долго.

И всё-таки они устали. Многие, по сути, уже сидят на дороге. Похожи на детей, продолжающих утверждать, что они не хотят спать, когда на самом деле практически уже уснули на ковре.

Кажется, это конец. Маловероятно, чтобы они двинулись дальше, освобождать своих camarades». Практически всё как у «революционеров» из «Мечтателей» Бертолуччи.

К дневнику примыкает интервью с Галлант переводчицы дневника Анны Асланян, комментарий Андрея Лебедева «Состояние 68» об онейрической природе тех событий в трактовке Галлант и «заметка на полях» редактора «НЗ» Кирилла Кобрина. «Мы шумим, они молчат» о, если можно так сказать, ментальной визуальности (не хочется произносить скучное слово «рецепция») тех дней.

Если, как утверждает Кобрин, Галлант могла говорить о том, что «всё убогое стало легендарным: Китай, Куба, фильмы Годара», то нам те события — по фото и кинохронике — видятся однозначно прекрасными, в оптике «наивно, супер». Но сейчас видно и кое-что ещё, проступает сквозь тусклое стекло повседневной истории: «…дети — когда с парижских бульваров убрали мусор, сожжённые машины, когда перемостили улицы — вернулись. И вернулись уже победителями — с левого берега Парижа на правый» .

То есть стали функционерами и decision-maker современной — далеко не либеральной, как мы знаем, — политики Елисейских Полей. Хиппи стали яппи — увы, это так же тотально закономерно, как и то, что старик с седыми дредами и фенечками на варикозных руках вызовет лишь жалостливую улыбку…

Есть ли тут выход?

Вот, может быть, он и появится. Ибо бунтарские практики бывают абсолютно разными — в статье «Управляя собой. Движение западногерманских школьников за самоуправление, 1960-е годы» говорится о совершенно неизвестном явлении, означенном в заглавии.

Явление это, возможно, и не заслуживало бы большого разговора (строптивые школьники «заигрались» до того, что требовали в школах отдельных комнат для занятий любовью!), если бы не…

Только недавно мой работающий в Австрии знакомый рассказывал о начале учебного года в Вене — его разбудили звуки «We don’t need no education» Pink Floyd, распеваемой школьниками перед учителями и с их полного одобрения!

Всё-таки недаром сбривал брови и крушил стену конформизма Боб Гелдоф в паркеровской «Стене». Или это лишь матрица апроприирует себе революционные практики, переводя бунт в категорию «дискурса», «тренда», «симулякра» и далее ничто?

Профсоюз бунтующих

Бывают, впрочем, и другие случаи — как честный человек С. Подлубный не смог стать советским функционером, так и Лев Тихомиров, о котором пишет гарвардский профессор Ричард Прайс в «Лев Тихомиров: революционер поневоле», от бомбистов и цареубийц ушёл в консерваторы и патриоты.

Произошло это не просто ( «…это моё внутреннее отпадение от революционного миросозерцания совершилось в процессе крайне мучительном. Размышление и анализ пережитого и переживаемого отрывали у меня день за днём, словно куски живого мяса…» ) и вызвало, конечно, осуждение в обоих лагерях: революционеры презирали, новые соратники не доверяли…

Впрочем, следить не только за его внутренней эволюцией (она и привела его, очень религиозного, кстати, человека, к осознанию того, что эволюция должна заменить революцию) и биографическими метаниями — сюжет не менее занимательный, чем любовный треугольник Герцен — Тучкова — Огарёв.

Тихомирова, несмотря на верность царю в последние годы жизни, призрели даже коммунисты, — и вот следующий блок («…и «левые» без революции») разбирает некоторые не самые очевидные коммунистические практики.

Так, в своём интервью генеральный секретарь Коммунистической партии Британии Роберт Гриффитс говорит о том, что их партия защищает пенсионеров (совсем как и их отечественные коллеги!), стала привлекательной для молодёжи после войны в Ираке и хотела бы издать у себя всего Ленина.

Но Александр Кустарёв в своём комментарии к интервью выражает сильное сомнение в многочисленности сторонников комми в Объединённом Королевстве, утверждает опять же справедливую мысль, что в Англии профсоюзное движение изначально значительнее партий, и несколько провокационно заключает:

«Вообще, если у коммунизма и есть какое-то будущее, то именно у его анархо-коммунистического крыла, а уж никак не у «ленинского», полностью погружённого в проблемы захвата контроля над централизованным государством и его адаптацией к реализации коммунистической системы ценностей» .

Хотя в том, что ортодоксальный коммунизм сейчас на большую популярность рассчитывать никак не может, убеждает статья Юрия Дракохруста о коммунистах Беларуси — тем пришлось произвести ребрендиг и из Партии коммунистов Белоруссии стать Белорусской объединённой партией левых «Справедливый мир» (в скобках нельзя не отметить традиционное внимание «НЗ» к республикам бывшего СССР — о Беларуси были материалы в прежних номерах, а один из следующих номеров будет тематически грузинским).

Завершает блок эссе автора данного обозрения о постсоветских импликациях образа Ленина в литературе и рок-музыке.

Охота на кабанов в Ульяновске

Если бы финальные статьи журнала пришлось как-то обозначать в повестке дня, то они бы прошли под заголовком «Разное».

В «Социологии об истории» Алексей Левинсон констатирует, что история в последнее время развивается за счёт приращения других областей знания (антропологии, социологии), но — не в нашей стране, а в нашей — очевидна необходимость в различных курсах истории, не привязанных к одной идеологеме.

То, что одной идеологией наш народ сыт никак не будет, находит подтверждение в статье Сергея Гогина «Российский город в поисках идентичности: случай Ульяновска».

Случай Ульяновска действительно уникальный и архетипичный одновременно: купеческий ли это город, родина Ленина, промышленный центр или туристическая заводь — так никто и не определится…

Тему регионов продолжает интервью с Сергеем Канаевым, руководителем московского представительства Федерации автовладельцев России, зародившейся и сильно представленной в разных федеральных округах.

«Что, казалось бы, революционного в мирных автовладельцах?» — задаёшься было вопросом, но потом вспоминаешь, о чём писали на новостных сайтах совсем недавно.

Случай с погибшим в аварии губернатором Е. Евдокимовым, в смерти которого обвиняли другого участника происшествия, авария с участием вице-президента ЛУКОЙЛа (в первом случае удалось отстоять обычного водителя, во втором — увы, нет), совсем уж вопиющий случай, когда из машин с сидящими в них людьми ГИБДД устроила «живой щит», пытаясь остановить машину преступника.

А очень серьёзные манифестации и их не менее жёсткие разгоны во Владивостоке в 2008-м? ФАР пока находится в диалоге с властями, но давно уже готова к оппозиционному положению преследуемого…

Несколько озадачивают в тематическом номере две узкоисторические статьи — «Охота на кабана. Как королевская дичь стала нечистым животным: история переоценки» Мишеля Пастуро и «Между войной и охотой: символические коды в «Нимской телеге» и «Взятии Оранжа» Екатерины Решетниковой.

Или эти статьи, говорящие о том, как кабан был низведён из благородных животных в нечистые, и, шире, о логике королевской охоты, не такие уж и исторические?

Логику левиафана власти надо хорошо понимать и тогда может произойти и чаемая перемена (что «революция» этимологически и означает)? Хотя обойдёмся без теории заговоров — статьи информативны и без неё.

Мутантный социализм и право на лень

Если же после этого блока у вас возникло ощущение некоторого дефицита революционности, то его удовлетворят даже рубрики «Обзор новых журналов» и «Новые книги», где бушуют нешуточные страсти.

Так, в рецензии на сборник докладов «СССР. «Застой» упоминаются доклады о «мутантном социализме» и о том, что застой на самом деле был революционным периодом:

«В период «застоя» почти вся страна переехала в собственные квартиры — это настоящая социальная революция. Именно во время «застоя» был создан тот самый советский средний класс, который потом и совершил перестройку».

А рецензент Александр Резник обвиняет Сергея Павлюченкова, автора книги «Орден меченосцев». Партия и власть после революции. 1917—1928», ни больше ни меньше как в том, что он «нанят властвующей бюрократией для написания официальных учебников» и «умной апологетики сталинской бюрократии».

Как бы стульями кидаться не начали…

Вот куда лучше новые фланёры или суперновые Обломовы — они просто ленятся в кратком, но ёмком эссе шеф-редактора «НЗ» Ильи Калинина «Человек бездействующий».

Впрочем, занятие это оказывается крайне крамольным. В стиле бодрийяровских инвектив обществу потребления (цитируется, правда, Беньямин, что и понятно) Калинин констатирует то, с чем нельзя не согласиться, только до этого в голову не приходило.

Безработный человек вызывает жалость и страх окружающих (и не только в протестантском обществе), тунеядство в равной мере осуждает как социалистическая система, так и капиталистическая, а досуг вызывает подозрение у системы — человек одинок в своей свободе, посему подозрителен.

И вот уже досуг всячески не отнимают, но институализируют с помощью индустрии развлечений: «Культура массового потребления, которая начиная с первых послевоенных поколений всё более активно отвоёвывает себе жизненное пространство в сознании современного человека, так же негативно относится к атараксическому безразличию лени, как и традиционная аскетическая культура труда. <…> Пространство shopping mall, возможно, ещё более агрессивно настроено по отношению к фигуре бездельника, чем пространство фабрики. <…> Равнодушный взгляд, скользящий по выставленным в витринах свидетельствам товарного изобилия, может быть оправдан только насыщением уже принёсшего жертву консьюмеристскому богу покупателя, несущего домой ответные дары».

В неравном бою фланёр, понятно, проигрывает...

Я тут было придумал ударный финал в духе «Революция остаётся неприкосновенной», но стоит хорошенько подумать — не сочтёт ли какая-нибудь почтенная экспертиза это высказывание призывом к изменению государственного строя?..

Александр Чанцев