Такая уж нам предстоит книжка: необычная и трогательная.
Прежде чем начать читать сказку Марджери Уильямс «Плюшевый заяц, или Как игрушки становятся настоящими», я спрашиваю детей, что происходит со старыми игрушками. «Теряются, на помойку выкидывают…» А что дальше? Дети пожимают плечами. Во что играли их родители, они не знают, хотя некоторые мамы, не выдержав, громко шепчут: «Ну помнишь, я же тебе показывала!..» 
Вместе с Плюшевым зайцем мы начинаем расследование.

Мария Климова
"Плюшевый заяц, или Как игрушки становятся настоящими"

Марджери Уильямс
Перевод с английского
Евгении Канищевой
Художник Валерий Козлов 
Издательство «Махаон»,
2011

"Плюшевый заяц, или Как игрушки становятся настоящими"

Марджери Уильямс
Художник
Геннадий Спирин
Издательство
«Добрая книга», 2013

На первых страницах всем все вроде бы понятно: плюшевый – значит мягкий, «нашли под елкой» – это Новый год, ситуация с кучей подарков и заброшенных игрушек – детям явно хорошо знакома.

Доходим до вопроса главного героя: «Настоящий – это который всегда новый и никогда не ломается?» В самом деле, настоящий – это какой? Адресую вопрос слушателям. Кто-то отвечает: «Одушевленный». Тут подает голос моя младшая дочка (ей скоро шесть): «Я думаю, все игрушки живые! Они же ночью оживают! Ну, я так верю!» Выясняется, что вместе с ней в это верят шестеро (4-7 лет). И только моя старшая дочка (ей уже девять) колеблется.

Читаем дальше. Плюшевый заяц становится любимцем у своего хозяина, Мальчика – они вместе и днем, и ночью. Опять все привычно: игрушки, которые берут в кровать, есть у всех моих слушателей. У кого-то это мягкие собратья Плюшевого зайца, у кого-то Барби. У сидящих напротив меня брата с сестрой есть маленький тюлень, с которым они спят по очереди. Правда, в отличие от Мальчика из книжки, днем с «ночными друзьями» играют далеко не все.

Доходим до эпизода, где главный герой, Плюшевый заяц, встречается с живыми лесными зайцами. Момент непростой: ведь только что Плюшевый заяц убедился, что он настоящий  – так сказал ему сам Мальчик. «Настоящий» в этой сказке – означает любимый, и все герои, в том числе и другие – еще не «настоящие» – игрушки, по умолчанию считаются одушевленными. Теперь же это толкование слова «настоящий» будет оспариваться. Но дети не вдаются в такие тонкости, легко используя слово в ситуативно нужном значении. Про живых зайцев, которых мы сначала видим глазами Плюшевого героя («Их, наверное, сшил самый лучший мастер, потому что на шубках у них не было видно швов»), они сразу выдыхают: «Это настоящие!»

Следующий драматичный момент дети предчувствуют заранее: уже само появление Доктора явно не сулит Зайцу ничего хорошего. Слушатели напрягаются, с беспокойством спрашивают: «У Мальчика что, аллергия окажется на пух?» – должно быть, и с этим они уже сталкивались.

Мне жаль, что я не вижу глаза ребят, когда читаю, – только когда отвлекаюсь от страницы, чтобы показать картинку или задать вопрос. Но я чувствую, как они задерживают дыхание, когда Плюшевого зайца как «рассадника микробов» выбрасывают в дальний угол сада. Вспомнив вместе с героем про Старую лошадку («Старая мудрая лошадка говорила правду – вот только не сказала, чем все это кончается. Сначала тебя любят, а потом ты больше не нужен...»), дети взволнованно вымещают тревогу и недовольство сюжетом на ней: «Почему Лошадка его не предупредила?!»

Появление феи игрушек очень неожиданно. Перед этим сказка казалась совершенно не волшебной (с точки зрения детей, думающие и говорящие игрушки – вполне бытовое явление), и ничто не предвещало таких  чудес. Вмешательство избавительницы, с одной стороны, обрадовало, но с другой – немного смутило слушателей. Некоторые начинают тут же придираться к другим неясностям сюжета: «А почему сама Лошадка не стала живой?», «А где Заяц встречался с Феей? Почему ему показалось, что они уже виделись?»

Дело неумолимо движется к финалу, но у детей нет ощущения, что сказка вырулит к чему-то однозначно хорошему. Они насторожены, вытянулись на краешках стульев, некоторые хмурятся. На предпоследней странице звучит риторический вопрос моей младшей дочки (она, как и все, слушает эту сказку впервые): «Но ведь должен быть хороший конец?!»

Дочитав, начинаем обсуждать, можно ли считать завершение истории хорошим. Дети в некотором недоумении, замешательстве. Вроде, заяц получил новую жизнь, став лесным зверьком, и даже пришел к бывшему хозяину, – это хорошо. «Но ведь теперь они не смогут так много играть вместе с Мальчиком, как раньше! Его же (зайца) нельзя брать в дом!» – возмущается моя дочка. «Мальчик так и не узнал своего зайца!» – разочарованы другие. «Грустноватая книжка... Странная книжка...» Сзади задумчиво улыбаются родители.

Спрашиваю детей, каким лучше быть – игрушечным или живым? Мнения разделились. Кто-то уверен: живым лучше! Брат с сестрой были бы не против живого тюленя. Бывшая обладательница живого кролика больше не хочет заводить домашних питомцев: «За ним ухаживать никому не хочется», игрушечный удобнее – но ей, в отличие от Мальчика, наверняка не разрешили бы брать его на улицу, только играть дома. Дети сидят, явно озадаченные и историей, и самой проблемой: кем же лучше быть?

Продолжаем тему игрой. Я называю разные объекты, если они живые, дети идут направо, если неживые – налево. Кит – живой, мертвый кит – неживой. Яйцо – направо («Из него же может вылупиться птенчик!»), вареное яйцо – налево («Из него уже не может никто вылупиться!»). Орех – живой, дерево – тоже. Мультики, роботы без колебаний оказываются неживыми, а вот кукла... Сначала дети дергаются влево... Потом вправо... После чего бывшая хозяйка кролика встает посередине, широко расставив руки: «И такая, и такая!»

После этого мы с детьми и родителями рисуем каждый свою любимую игрушку. Всем интересно: у брата с сестрой белый игрушечный тюлень изображен коричневым (все-таки живым?); мамы и папы вспоминают своих мишек: «Он был вот такой!..»

Только все-таки до конца не ясно, что же с ними стало?

Мария Климова