Ситуацию «толстых» журналов в условиях, когда литература, предположительно, перестала быть центральной культурной деятельностью, не оплакивали, должно быть, только совсем бесчувственные; о том, что эта ситуация бедственна и трудна, не говорили, пожалуй, разве что лишённые дара речи.  

Андрея Василевского, главного редактора одного из самых влиятельных литературных журналов — «Нового мира», расспрашивали обо всём этом даже чересчур часто.

Прекрасно это понимая, корреспондент «Часкора» Ольга Балла поставила себе несколько другую задачу: выяснить, какими смыслами литература всё-таки наделяется теперь, когда прежние её смыслы принято считать утраченными, а литературу — обречённой, и как видятся механизмы создания литературного поля изнутри.

— Андрей Витальевич, в чём, по-вашему, смысл литературы «после» литературы — после того, как она покинула (или не покинула всё-таки?) центральные области культуры?
— Нагло начну с самоцитирования. Когда-то... а если точно, то 21 января 1998 года, произносил я «спич» на литературном обеде по случаю вручения существовавших в то время Антибукеровских премий за 1997 год. И сказал среди прочего следующее:

«Должно же в литературе что-то происходить… Раз уж так устроено, что все до сих пор написанные книги почему-то не могут нам заменить книг, ещё не написанных...» («Независимая газета», 1998, № 14, 30 января). Литература ещё не закончилась. Хотя у всего, что имеет своё начало, будет и свой конец. И ещё раз, уж простите, процитирую самого себя из другого выступления: «И тогда, может статься, литературы и вовсе не будет. Во всяком случае, того, что мы, здесь присутствующие, по своей исторической замшелости привыкли считать литературой. Конечно, и книжки будут издаваться, и гонорары выплачиваться, и авторы тусоваться, но, видимо, реальный успех и влияние будут иметь только те произведения и авторы, что будут создаваться и потребляться по законам массмедиа… Утешает мысль, что имеешь дело с естественно-историческим процессом, что просто надо по возможности не покидать корабля (хотя иногда очень хочется)» («Вопросы литературы», 1996, № 6).

Вот и композитор Владимир Мартынов в недавнем интервью «Частному корреспонденту» объясняет свою мысль о конце литературы, совпавшем с концом времени композиторов, таким образом, что вот лапка паука-косиножки уже оторвана, но она, лапка, ещё дёргается.

Ну и мы подёргаемся. Мы ведь не выбираем время своей жизни и, так сказать, исторические обстоятельства, мы вообще мало что сами выбираем.

Потребность писать и читать книги ещё не иссякла. Участие в этом процессе ещё имеет смысл. Для меня, во всяком случае. Я-то «вложился» в этот процесс всей своей уже по большей части прожитой жизнью.

— В интервью «Русскому журналу» вы говорили, что сегодня нет единой для всех литературы, а есть много «сублитератур». Была ли то фигура речи, или, по-вашему, все эти ныне действующие «сублитературы» действительно ничто не объединяет? И как бы вы охарактеризовали «сублитературу», представляемую и, думаю, формируемую «НМ»?
— А существует ли, например, «современная музыка»? С одной стороны — да, мы же знаем, по крайней мере слышим, что она есть.

С другой стороны, можем ли мы сказать что-то определённое о «современной музыке» вообще? Вряд ли. Потому что на самом деле есть много «современных музык».

И каждое написанное в наши дни музыкальное сочинение любого объёма и жанра уже в момент своего создания как-то маркировано принадлежностью к одной из «современных музык». Существуют ли эти музыкальные субкультуры совсем изолированно друг от друга? Нет.

Так вот, в современной литературе — примерно то же самое. Только в музыке это проявляется более явно, а в поэзии, например, это ещё не отрефлексировано до конца.

До сих пор многие критически или позитивно высказываются о «современной поэзии» вообще, в то время как «современных поэзий» не одна и даже не две.

Или, например, некоторая наблюдающаяся «диффузия» фантастической и толстожурнальной «субкультур» только подчёркивает, что «субкультуры» эти всё-таки есть и слиться в одну не могут.

Что касается именно «Нового мира» и, как вы сказали, формируемой им субкультуры, то, согласитесь, изнутри очень плохо видно. Ставлю смайлик.

— Вы формируете определённый литературный пласт, правда? В каких направлениях вы это делаете? И какова вообще «механика» этого процесса? Наверняка есть некая программа.
— У такого долгожителя, как «НМ», есть прочный каркас: узнаваемая обложка, логотип, шрифты, рубрики, объём, периодичность и т.д. Этот каркас способен удержать внутри журнала самые разнородные и даже разнонаправленные материалы, публикации.

Понятно, что начинка меняется, потому что меняется литература, происходит неизбежная смена литературных поколений, а у нас они представлены все — от авторов весьма преклонных лет до самых молодых. Я надеюсь, что «НМ» меняется, так сказать, в темпе самой жизни.

Мы не революционеры и не реакционеры. Любой номер журнала, наверно не только «НМ», — это воплощённый компромисс между тем, что хотелось бы (но мало ли кому чего хочется!), и тем, что реально происходит в литературе («других писателей у меня для вас нет»).

А делать сегодня одновременно «толстый» — то есть такой, в котором должно быть много всего, — и ежемесячный литературный журнал под узкую политическую или эстетическую программу мне неинтересно. Наверно, это и не очень плодотворно; опыт «Нашего современника» меня в этом только убеждает.

— Во всяком случае, журнал формируется не просто как последовательность текстов, хоть бы и с определённой структурой, но как целое…
— Несомненно, тем более что это «целое» сложилось не сегодня. «НМ» выходит давно и непрерывно, в следующем году будем отмечать его 85-летие.

Но чтобы сохраниться, надо меняться. А в процессе такой эволюции вырабатывается профессиональное интуитивное ощущение — вот этот, на первый взгляд совершенно неформатный, текст может быть втянут во внутрижурнальное пространство и стать частью целого, а вот этот — не может, он это пространство изогнёт, взорвёт, а вот этот — просто лишний, он возможен, но не нужен.

— Хотелось бы услышать подробнее и о «средообразующей», по вашим словам, функции журнала. Как именно журнал образует свою среду?
— Писателю необходимо чувствовать, что ему есть куда пойти со своими текстами или замыслами. И не куда-нибудь — ну не в Союз же писателей! — а в конкретный журнал, где его знают, где им интересуются.

Вокруг каждого литературного периодического издания постепенно складывается свой круг постоянных авторов, который, разумеется, с течением времени меняется, обновляется.

Есть писатели, которые считают «НМ» своим журналом, а мы считаем их своими авторами. Конечно, полного «эксклюзива» тут быть не может.

Например, круг авторов «НМ» частично пересекается со «Знаменем». Другое дело, что нужно поддерживать разумный баланс между постоянными авторами и новыми. Я, во всяком случае, об этом не забываю.

— Как журнал находит авторов?
— Вопрос предполагает, что авторов надо именно искать, а они прячутся (по норам?). Впрочем, некоторые прячутся.

Если говорить серьёзно, то вы же понимаете, что большинство авторов (не все, но большинство), раз напечатавшихся в «НМ», хотят этот опыт повторить, а те, кто печатались дважды, хотят сделать это и в третий раз. И так далее.  

Таким образом, число авторов, желающих ещё и ещё печататься в «НМ», каждый год увеличивается, а объём и периодичность журнала не меняются.

Плюс к этому непрерывно появляются новые желающие, те, кто ещё у нас не печатались, но хотели бы. Новое литературное поколение уже выросло буквально на моих глазах.

Через «Живой журнал» и через социальную сеть «Вконтакте» ко мне чуть ли не ежедневно обращаются молодые литераторы и просят почитать их работы.

В такой ситуации, казалось бы, зачем их ещё и искать? Но бывает, что именно журнал инициирует некоторые публикации. Например, в № 7 этого года напечатаны «Мысленаблюдения» Сергея Шмидта (Иркутск), известного в «Живом журнале» как Langobard, и подборка стихотворений Никиты Иванова (Екатеринбург).

В первом случае я долго читал Langobard в ЖЖ и наконец предложил ему составить эссеистическую подборку записей из его блога; во втором случае я как член жюри читал стихи, номинированные на премию «ЛитератуРРентген», и обратил внимание на неизвестного мне молодого автора.

Кроме того (выдам редакционную тайну), у меня есть договорённость с нашим отделом поэзии, что в каждом номере среди четырёх или пяти поэтических подборок будет представлен минимум один автор, который до этого по тем или иным причинам в «НМ» не печатался (это не обязательно молодой дебютант).

— Ваши личные читательские пристрастия и предпочтения человека, формирующего журнал, целиком ли совпадают? Есть ли что-то такое, что вам нравится читать, но чего в журнале вы по тем или иным соображениям не стали бы печатать?
— Я давний поклонник американской писательницы Элизабет Джордж, пишущей «английские» детективные романы. Читал все её книги, но даже если бы была такая возможность, печатать перевод её очередного романа в «НМ» не стал бы. Потому что непонятно зачем.

— Менялась ли за время вашего главного редакторства редакционная политика и как именно?
— Сразу после того, как я возглавил журнал, в интервью, кажется, «Коммерсанту» я сказал: «Революции не будет». Её и не произошло. Эволюция происходит, да. Но о ней лучше судить другим, тем, кто смотрит на наш журнал «снаружи». Разумеется, мнения этих других бывают полярны, но это нормально.

— Кстати, о полярных мнениях. Делание журнала ― дело коллективное, но последнее слово остаётся за главным редактором. Часто ли у вас возникают разногласия с коллегами по вопросу, публиковать тот или иной текст или нет?
— Последнее слово действительно за главным редактором. Разногласия? Ну, в такой общей работе всегда есть некий зазор (не скажу — противоречие) между интересами того или иного отдела и интересами целого. Интересы журнала как целого представляю и защищаю в данном случае я. Мне — может быть, ошибочно — представляется, что я не диктую, а координирую.

— Кто ваш, то есть новомирский, читатель-адресат? Или читатели-адресаты, вы ведь как-то говорили, что единого читателя сейчас тоже нет, может быть, его нет и у «НМ»? Менялся ли он за обозримое вами время, скажем, за то время, что вы возглавляете журнал?
— Читатель современной литературы существует именно во множественном числе — читатели. С разными вкусами и интересами. И аудитория «НМ» тоже весьма пестра.

Есть читатели, пропускающие первую, художественную половину журнала и интересующиеся только статьями, рецензиями, библиографией, мемуарами. А некоторые — наоборот. Есть читатели новомирской поэзии. А есть те, кто читают у нас прозаиков X и Y, но не читают прозаика Z. А кто-то читает именно этого Z и не читает X и Y. Это нормально.

Если же попытаться представить гипотетического читателя, каким бы мне его хотелось видеть и для которого мне хотелось бы делать журнал, то это взрослый, умный, образованный (с высшим, но не обязательно гуманитарным образованием) человек со сложившимися предпочтениями, не нуждающийся в том, чтобы его учили и просвещали.

Последнее очень важно. Мне кажется, что на протяжении десятилетий журнал «НМ» обращался к достаточно обширной аудитории как бы сверху, как если бы сотрудники и авторы журнала были носителями и хранителями некой сакральной правды, несущими свет знания в читательские массы.

Я, конечно, утрирую, но в любом случае отношения «журнал — читатели» выстраиваются сегодня как-то иначе. Даже простое сокращение бумажных тиражей и уменьшение или обновление постоянной аудитории заставляют нас переосмысливать прежние привычные отношения с читателями.

Ведь бόльшая часть наших читателей не подписывается на журнал и не покупает его — они его читают в библиотеках или в бесплатной электронной версии. Значит, ни одной их копеечки в нашем редакционном бюджете нет. Такой читатель хочет — читает, хочет — не читает, в любом случае он не платит. Но тогда и мы можем работать так, как мы считаем нужным.

— А что бы вы могли сказать об обещанной господдержке «толстых» журналов? Делается ли уже что-то в этом направлении?
— Дополнительная государственная помощь литературным журналам, судя по всему, будет оказана. Какую-то часть тиража могут закупить для библиотек, предполагается и прямая помощь для повышения авторских гонораров и прочее.

Процесс пошёл. Тем не менее мне не хотелось бы предвосхищать события. Посмотрим, как это будет выглядеть на деле. Вот система грантов, которые журнал в последние годы получал от Федерального агентства по печати для осуществления «социально значимых проектов», мне понятна во всех подробностях, от оформления заявки до отчётности. А что и как будет теперь...

И будет ли новая государственная поддержка как-то связана с журнальным контентом? Наверно, скоро узнаем.

Беседовала Ольга Балла

На фото: Андрій Василевський. Фото: Коммерсантъ