Завантажити

отношение к смерти и к убийству. Особое отношение к людям. Волк тогда показал Михе, как должно смотреть на все это настоящему вояке. Вояке, цель которого не победа, а сама война. И в памяти Михи Волк остался не роботом, не машиной, запрограммированной на убийство, а настоящим кшатрией, человеком, призванным воевать со злом.
Миха никогда не мог себе представить, каков Волк в семье, в сексе, в быту. Наверное, у Васьки никогда ничего такого и не было. Даже детства с погремушками и мокрыми пеленками не было. Просто в один прекрасный день Волк впервые ощутил себя в этом мире. Ощутил уже взрослым, идущим по дороге с автоматом наперевес. Так казалось Михе, хотя в этом, вроде бы, не было никакого смысла...

«Не убийство... Не смертный грех... Просто тяжелая, грязная, неприятная работа... Именно так...» Миха сидел на пороге землянки на старом добром «Вороне» и убалтывал свое второе «я».
Когда Саше понадобилось съездить на «Ворон», чтобы провести рекогносцировку, Миха, почувствовав легкий приступ ностальгии, попросился с ним. Ностальгия торжественно отдала концы еще в подпрыгивающем на рытвинах «КРАЗе», и теперь Миха сидел у землянки, дожидался Сашу и боролся с собой.
Он старательно стирал из памяти ощущение податливости чужого горла под своими пальцами, звук хлещущей из аорты крови, но это было сильнее его. «Все нормально... Все нормально... Я должен был сделать это... Иначе нас всех... Это – просто неприятная работа, вроде ассенизации... Или... или санобработки... Потому, что они – враги. Они пришли сюда убивать и насиловать. А с врагами никто покуда не выдумал нового способа общения, кроме войны...»
Убивать из автомата всегда легче, чем ножом. Потому что если из автомата, то вроде как убиваешь не ты. Это все они – маленькие твердые киллеры калибра 5,5. А ты вроде как и не при чем. Так – нажал курок и все. А вот ножом...
– Привет, Собакин!
Миха поднял глаза. Перед ним, протягивая руку для пожатия, стоял Дегтярь.
– Привет, – ответил Миха, вяло тиская Дегтяревскую кисть. – Как дела?
– Еще не родила! – бодро ответил Дегтярь. – Какими судьбами?
– Да так, проездом...
– А, ну да, «шатуны» все шатаются! – хохотнул Дегтярь. – Совсем забыл...
Он пристально глянул куда-то в сторону румынских позиций и сказал уже серьезней:
– Пойдем со мной, Собакин... Винца с румынами попьем...
– С румынами? – удивленно переспросил Миха. – С какими румынами?
– С румынскими!.. – снова хохотнул Дегтярь и добавил: – Понимаешь, у нас с ними затишье. Уже давно. Воевать не хотим. Ни мы, ни они. Так мы друг друга вином угощаем. Сегодня они выставляют, завтра мы... Пойдем!..
– Погоди, так это что же, к ним в окопы надо идти? – спросил Миха, нехотя поднимаясь.
– Зачем в окопы? На нейтральную полосу. Мы там всегда встречаемся... Пойдем, Собакин!.. Ребята хорошие. Сядем, опростаем канистру-другую красного, побазарим...
Миха пошел с Дегтярем. Пить он не любил, да и к румынам особой нежности не испытывал, но все же пошел. Просто чтобы посмотреть.
Как же, ведь на этом поле сейчас должны были сойтись на дружеский пир сонмища дэвов и асуров, уставших от долгой, бессмысленной войны за обладание небесным эфиром. Они соберутся вместе, принесут друг другу клятву вечной братской приязни и поднимут в честь новорожденного мира золотые кубки, полные божественной амриты. Ха-ха. Дэвы и асуры. Очень смешно.
А если серьезно, то действительно интересно понаблюдать, как пытаются играть в мир люди, только вчера игравшие в войну. Как кто-то из беседующих вдруг неожиданно вспоминает о погибшем друге или изнасилованной невесте и лихорадочно давит в себе боль и ненависть, как какой-нибудь вояка узнает в собутыльнике постоянного противника на поле боя, автора его ранения, как дрожат во время тостов руки, сжимающие стаканы, как тени мыслей и воспоминаний плывут в глазах, как толпятся вокруг мрачные силуэты войны. Это действительно стоило увидеть!
...Впрочем, зрелище оказалось менее интересным, чем он предполагал. Все просто «залили сливу» в рекордно короткий срок до состояния риз и потом, волоча за собой пустые канистры, расползлись по окопам. Румыны – направо, сепаратисты – налево. «Это они неспроста так быстро надрались... – думал Миха, направляясь на поиски Саши. – Это они обгоняли мысли и воспоминания... Чтобы не успеть вспомнить и осознать, кто перед ними...»
Он усмехался и шел дальше. «Но все же ясно одно. Румынам не завоевать Приднестровье. Потому что война уже закончилась. Закончилась, даже если никто этого еще не подозревает, даже если еще будут бои и трупы. Война просто подохла. Она всегда подыхает, когда солдаты вместо того, чтобы воевать, голдырят на нейтральной полосе...» Наверное, Миха был прав...

...Мужчины смеялись. Подвал был темным и сырым. Пахло плесенью. Девочка совсем закостенела от страха. Она забилась в угол и обхватила руками худые коленки. Она чувствовала, что сейчас должно произойти что-то очень

читати