Завантажити

открылась.
Не думайте, что это просто покончить с собой. Что сделать это можно в любую минуту. Я знала это ощущение. Будто где-то в пространстве открывается дверь и, если ты поспешишь, ты можешь запрыгнуть в нее.
Нет, вы не знаете, что это такое! Самоубийство ставшее образом мысли. Затем — образом жизни. Самоубийство, ставшее с годами неизлечимой болезнью, когда живешь от приступа к приступу. И никогда не знаешь, когда отроется дверь. Но ты всегда, всегда чувствуешь это! Сердце исступленно стучит, ладони холодеют, на них выступает пот, ты вертишь головой, расширяешь глаза, и перестаешь видеть — ты видишь ее. Дверь приказывает: «Ты должна попробовать. Прыгни!». Ты группируешься и отталкиваешь землю ногами...
Тысячу лет я репетировала этот прыжок. И никогда не допрыгивала. Потому что не слишком хотела допрыгнуть. Я оставляла своей жизни шанс.
За окном кричали дети. «Картошка, картошка!» — звал покупателей чей-то голос. Все это больше не касалось меня. Я медлила, рискуя опоздать, и в то же время наслаждаясь мгновеньем. Я посмотрела на Андрея. В последний раз.
«Умирать никогда не больно, мадемуазель, — сказал г-н Анри. — Надо смело довериться смерти, как другу. Как другу с нежной и сильной рукой. …она развязывает узы, разжимает тиски, дает передышку, а вот жизнь упорствует, цепляется, точно нищенка, даже если проиграла, даже если человек не в силах больше двигаться, если он обезображен, даже если он обречен на вечные муки. Только смерть настоящий друг!»
Я кивнула и неторопливо пододвинула к себе таблетку № 1 — первую из пятидесяти.
В тот же миг жизнь позвонила мне в дверь.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Орас. Кто вам поверит?
Роменвиль. Все, потому что это правда.
Орас. Милейший, Роменвиль, не все ли равно, правда это или нет, если это не похоже на правду?
Роменвиль. По-вашему, выходит, что правда не стоит ни гроша?
Орас. Ни гроша, дорогой, если она неправдоподобна.
Жан Ануй. «Приглашение в замок»


Длинный противный звонок — кто-то вжал кнопку и не собирался ее отпускать.
Милиция?
Я не готова! Я не успела принять… И все же я зачем-то пошла открывать.
— Кто?
— Я.
Жизнь.
Женя — «он хороший парень» стоял на пороге, нахохлившийся, измученный, потный.
— Ну, наконец-то, — сказал он.
— Что ты делаешь здесь?
— Я прилетел. — Он отшвырнул мой вопрос в угол коридора.
— Но ты должен был улететь? — Я принесла его, как собака обратно.
— Я улетел и прилетел опять.
— Зачем? — Мое недоумение не было деланным. Только задав ему третий вопрос, я выплыла из своего ирреального мира и поняла, — в реальности, из которой пришел ко мне он, ответ очень прост:
— Где Андрей? Почему ты не берешь телефон?
— Почему ты кричишь на меня? — Мне повезло, он говорил на повышенных тонах, и я правда взбеленилась. Сейчас мне было бы трудно солгать.
— Ты хоть понимаешь, что он остался без работы? — «Он — хороший парень» орал. — Сегодня вечером у него спектакль. В Москве!
— А ты?
— Я там не занят. Он просто не пришел в аэропорт! Так не делают!
— Конечно, не делают. Но почему ты кричишь на меня?
— Потому что все это из-за тебя!
— А я здесь при чем?
— Он остался здесь из-за тебя.
— Ну, уж нет! — Я лавировала меж его слов, как могла, чтоб не продать себя фальшью, и, с облегчением отыскав небольшой островок правды, поспешила разбить там свой лагерь. — Послушай, Янис уже рассказал мне эту байку. Утром вы ломились ко мне в спальню. Но Андрея там не было.
— Как это не было?
— Совсем. Я легла спать одна. А он, насколько я знаю, пошел провожать Инну. Мою знакомую.
— Да, — нетерпеливо перебил меня Женя. — Он проводил ее, вернулся и пошел к тебе.
— С чего ты это взял?
— Он сам мне сказал.
— Что он сказал тебе?
— «Я пойду к ней».
— А потом?
— Все. С тех пор я его больше не видел. Мы утром стучали к вам…
— Ко мне, — поправила я. — Но я приняла снотворное. Я вас не слышала.
— Может, впустишь меня в дом?
— Заходи.
Только теперь я поняла, что с появлением Жени мое хлипкое алиби рассыпалось в дым — свидетельство Инны ничего не меняло. Я снова была главной подозреваемой, и мой обвинитель смотрел на меня.
Женя не верил мне. Он не верил мне даже сейчас, еще не зная, что Андрей мертв. Мое решение покончить с собой было лучшим из выходов. Я так давно готовила план побега, словно чувствовала, когда-нибудь он непременно понадобится. Я все равно не оправдаюсь! И я слишком презрительно отношусь к жизни — даже к своей веселой, вяло-бессмысленной жизни, — чтоб попытаться выжить в тюрьме.
— Так вот же его куртка! — вскрикнул Женя.
Куртка Андрея висела на вешалке. Я посмотрела на нее удивленно. Я ее не заметила. Хотя ничего необычного. Где же ей быть, как не здесь?
— Где он?
«Сейчас он пойдет на кухню, откроет холодильник и… все.
Все кончено.
Все равно».
Я не боялась. Пока Женя будет звонить в милицию, я успею принять таблетки. Я испытывала только тупую злость — он помешал мне уйти спокойно. Он тупо мешал мне!
— Послушай! — Я

читати