Завантажити

разожженные, столь все судьи страстью к видимости разгорелись, что все наставники с землей слеглись, и не было ни одного, который был бы приятель Богу. Клеопа. Умилосердись. Скажи, какой я суд произнес против Бога? Друг. Так! Ты, влюбясь в землю, отдал ей судом твоим то, что единственное к Богу принадлежит.
Клеопа. Не понимаю. Друг. Слушай! Голубь темноокий! Не Божья ли сила? И не Господня ли крепость?
Клеопа. Да кто ж о сем спорит?
Друг. Как же ты дерзнул сказать, что при разбитии черепа сосуд пропал? Смеешь ли сосуд утвердить в прахе, а не в Боге? Какая твердость быть может в том, что всеминутно подвержено развалинам и переменам? Не Божий ли невидимый перст содержит в стенах прах? Не он ли голова в стенах? Не стена ли вечна, если главное '. начало ее вечное? Как же ты посмел, уничтожив голову, возвеличить хвост, присудив тлению безвредность, праху - твердость, кумиру - Божество, тьме - свет, смерти - жизнь? Вот нечестивый на Бога суд и совет! Бот лукавое лукавого змея око, любящее пяту, а не главу Христа Иисуса! Юн есть всяческое во всем..." Не ты ли сказал, что нельзя не любить тленного тела, если б оно через 1000 лет невредимо было? И как можешь сказать, что ты по крайней мере узнал твое тело? Да и к чему хвалишься Божьими этими милостивыми словами? "Се на руках моих написаны стены свои, и предо мной всегда". Может ли тлен стоять всегда, то есть вечно? Может ли недостойнее честным быть, а тьма светом и зло добром? Не все ли одно - увериться праху ног твоих и положиться на серебряного кумира? Все то идол, что видимое. Все то тьма и смерть, что приходящее... Смотри на земляность плоти твоей. Веришь ли, что в сем прахе зарыто сокровище, то есть таится в нем невидимость и перст Божий, прах твой и всю твою плоть содержащий.
Клеопа. Верую. Друг. Веруешь ли, что он есть голова и первоначальное основание и вечный план твоей плоти? Клеопа. Верую, Друг. Ах! Когда б ты верил, никогда бы ты не говорил, что тело твое пропадает при рассыпании праха своего. Видишь одно только скотское в тебе тело. Не видишь тела духовного. Не имеешь жезла и духа к двойному разделению. Не чувствуешь вкуса в тех Божьих словах: "Если выведешь честное от недостойного, как уста мои будешь". Клеопа. Непонятно мне то, каким образом присудил я кумиру Божество, а жизнь тому, что мертвое. Слыхал я, что погибший есть тот, кто называет все тьмой, а горькое сладким. Друг. Не удивляйся, душа моя! Все мы любопрахи. Кто только влюбился в видимость плоти своей, не может не гоняться за видимостью во всем небесном и земном пространстве. Но для чего он ее любит? Не для того ли, что усматривает в ней светлость и приятность, жизнь, красу и силу? Клеопа. Конечно, для того.
Друг. Так не все ж ли одно - почитать идола за живое и присудить ему жизнь, а ему умереть должно. Мне кажется то же; почитать горькое сладким и дать суд в том, что медовая сладость принадлежит к желчи. Но можно ли желчи сладость присудить без обиды меду? Вот каким образом все собираемся на Господа и на Христа его! Он кричит: "Моя крепость и сила! Во мне путь, истина и жизнь!" А мы судим, что все это принадлежит к внешней плоти и к плотской внешности. И суд наш подтверждаем такой же жизнью нашей перед людьми. Клеопа. Вижу теперь вину свою. И ужасно удивляюсь: что за тьма закрыла наши очи! Столько пророки вопят; "Дух, дух! Бог, Бог!" Всякая внешность есть трава, тень, ничто, а мы ропщем, тужим, когда плоть наша увядает, слабеет и прах переходит к праху. Можно ли сыскать упрямейшую и жесточайшую несчастливость? Друг. Сему и я сам часто удивляюсь. Теперь, думаю, понимаешь, что за суд, которого от нас столь ревностно и единственно требует Бог через пророков. И как можем дать добрый суд меньшим братьям, обидев первородного брата - Христа Иисуса? Он первый сирота, что все его оставили; он первый нищий, что все от него отняли. Все за тьмою, оставив свет, побежали. Клеопа. Но откуда в нас проклятое семя рождается? Если земля проклята, тогда и любовь к ней. Друг. Хорошо мысли называешь семенами. Семя есть начало плодов. А совет в сердце - голова наших дел. Но поскольку сердце нате есть точным человеком, то и видно, кого премудрость Божья называет семенами и чадами змеиными. Эти люди любят землю, а она есть пята и подножие Божье и тень. По этой причине ничем они не сыты. Блажен, если в чьем сердце проклята сия голова раздавлена. Она-то нас выводит к горести, а нам во мнимые сладости. Но откуда змей этот в сердце зарождается? Ты ли спрашиваешь?
Клеопа. Хочу знать. Друг. Откуда злое семя на грядках огородных? Полно везде всяких советов. Не убережешься, чтобы не родилось. Но что делать? Сын! Храни сердце свое! Стань на страже с Аввакумом. Познай себя! Смотри себя. Будь в доме твоем. Береги себя. Слышишь! Береги сердце.
Клеопа. Да как же сберечь?
Друг. Так, как ниву. Выпалывай и искореняй и вырывай всякий совет лукавый, все злое семя змеиное. Клеопа. Что есть совет лукавый и семя змеиное? Друг. Любить и оправдать во всяком деле пустую внешность или пяту. Клеопа. Скажи проще.

читати