И даже в четыре года это уже известно. Не важно, о чем идет речь – о драконах, «ниндзя гоу», устройстве мира, планах на будущее или о том, что с тобой случилось вчера. Собственно, грань между тем, что случилось действительно, и тем, что произошло в воображении маленького ребенка, довольно тонкая. И точно так же для него пока еще сложно различимы и потому легко взаимозаменяемы «давным-давно» и «далеко-далеко».

Детское мироощущение сродни мифологическому: любая вещь легко наделяется волшебными свойствами, любой человек может быть «заподозрен в связях» с волшебным. А может быть «разоблачен». Но разоблачение не означает отказа от веры в волшебное. Это особенность возраста. На языке психологии это означает, что ребенок проходит период бурного развития воображения, что это свойство психики в период с четырех до шести-семи лет является ведущим. На него брошены главные силы развития, потому что без воображения невозможно овладеть знаковыми системами человеческого общения, в том числе письменностью и счетом.

Действие книги Уте Краузе «Заговор Дедов Морозов» происходит как раз в таком пространстве, где реальное не отличается от воображаемого. Точнее, воображаемое является важнейшей составляющей реальности.

Уте Краузе известна российским читателям по книге «Принцессы и разбойники», где она является и автором, и художником, а может быть, еще и по иллюстрациям к книге Пауля Маара «Господин Белло и волшебный эликсир». В «Заговоре Дедов Морозов» Уте Краузе тоже выступает и как автор, и как иллюстратор собственной истории. Тут она приходит на помощь ребенку, которого вдруг начинают одолевать сомнения в существовании Деда Мороза.

Я помню «ужасное» событие, случившееся много лет назад с моими первоклассниками. Мы с родителями долго готовили для них новогоднее представление. Мы пытались все сделать так, чтобы не возникло ни тени сомнения в подлинности Деда Мороза.

Но после праздника взрослые так устали, что позволили себе расслабиться вокруг чайного стола, а дети, обнаружив, что надзор ослаб, отправились путешествовать по детскому саду (в 90-х первые классы часто учились в здании детского сада), забрели в костюмерную и обнаружили… нос! Детский сад сотрясся от ликующих криков: ха! Нос! Да он переодетый был! Да он же ненастоящий!

Я думаю, что разоблачение Деда Мороза было для детей гораздо более сильным переживанием, чем все игры и танцы у елки. И у меня возникло острое ощущение, что моя собственная жизнь, конкретный ее отрезок в преддверии детского праздника, прожит совершенно напрасно. Даже хуже: я стала кем-то вроде соучастника преступления, во время которого был убит если не Дед Мороз, то вера в Деда Мороза.

Какой это все-таки педагогический снобизм! Какое непростительное преувеличение собственной значимости!

Потому что на следующий день, когда мы уселись в уютный кружок на ковре, выяснилось, что ничего подобного не произошло. Разоблачен (и «убит») был исключительно тот Дед Мороз, который пришел на праздник в детском саду. Это он был ненастоящий. А настоящий приходит в новогоднюю ночь, ровно в 12 часов или чуть позже (шестилетки уже умеют определять время по часам). И он очень часто невидимый. Но он, конечно же, есть. И это именно он кладет подарки под елку. Ну и дальше у нас состоялась живая дискуссия, какого Деда Мороза можно считать настоящим. На этот счет единого мнения не было.

Я была рада, даже счастлива. Мне очень нравилась в шестилетках эта черта – серьезное отношение к Деду Морозу и, в то же время, аналитическое отношение к делу. В людях другого возраста такого совмещения несовместимого не встретишь. Точнее, оно воспринимается иначе – как каша в мозгах, как какое-то застревание на ранней стадии развития.

А для ребенка пяти-шести лет это показатель мощного развития.

Вот книга Уте Краузе как раз для таких детей. Они себя там узнают, и конфликт узнают, и способ разрешения конфликта покажется им абсолютно органичным.

Деды Морозы узнают, что в них не верят, и устраивают заговор: под самый Новый год отправляются загорать на тропический остров. А люди, которые в них не верят, пусть сами дарят себе подарки.

Собственно, виновниками нанесенной Дедам Морозам обиды стали взрослые (прямо к в истории с моими шестилетками): «Один господин, по фамилии Вракинбах (перевод Михаила Яснова ‒ и это фамилия может считаться отдельным произведением искусства), увидел, как кто-то клал подарки под елку и этот «кто-то» был вовсе не Дед Мороз. Господин Вракинбах очень удивился и рассказал об этом знакомому журналисту».

Все газеты (Уте Краузе сочинила эту историю в доинтернетную эру) запестрели разоблачительными заголовками. Для взрослых – сенсация, а «дети были в ужасе». И, конечно, нашелся замечательный мальчик, который решил: «Этого не может быть!» И взял на себя смелость отыскать Дедов Морозов и вернуть их «к нормальной жизни».

Детективная составляющая истории, учитывая ее адресата, весьма условна. Руперт (тот самый мальчик) довольно быстро выясняет, куда подевались Деды Морозы: на почте, где работает его папа, в одном из почтовых мешков он обнаруживает открытку за подписью Дедов Морозов. Не откладывая дела в долгий ящик, Руперт отправляется в порт, нанимается там юнгой на корабль и плывет на юг. Так на его месте сделал бы любой человек шести лет. И конечно же, этот человек, как и Руперт, ничего бы не боялся: ни страшного шторма, ни ужасных морских чудовищ. (Тут читатель видит картинку, на которой мир чуть ли не переворачивается вверх ногами, и большую часть пространства занимают бушующие волны, «рифмующиеся» со щупальцами гигантского осьминога.) А обнаружив Дедов Морозов, уютно расположившихся на острове под пальмой, он бы встал точно так же, как Руперт, в позу общественного обвинителя и громко напомнил Дедам Морозам об их новогодних обязанностях. Ишь, обрадовались, что кто-то в них не верит!

«Деды Морозы молчали. Все-таки обидно знать, что тебя не бывает». Оно, конечно, так.

Но Руперт знает, что делает. Иначе зачем он ничего не боялся? И знает, что это такое – все время лежать на пляже. Это же очень скучно! Именно это – «скучно» – и становится решающим доводом. Ну и действительно: что может быть хуже?

Поэтому Деды Морозы, прихватив Руперта, отправляются по своим настоящим новогодним делам. И к каждому подарку прикладывают записку: «Откуда же берутся подарки, если меня не бывает? С наилучшими пожеланиями, Дед Мороз».

В этом месте у меня на глаза наворачиваются слезы. Это ведь такой сильный аргумент, и я слышала его своими ушами – пусть и не от Деда Мороза.

Но автор не ограничивается тем, что помогает сохранить веру в Деда Мороза.

«Руперт забрался в постель, и Дед Мороз укрыл его одеялом.

– А когда я буду большим, – прошептал Руперт, – я тоже смогу стать Дедом Морозом?

– Конечно, – ответил Дед Мороз. – Мы тебя всему научим».

И это какой-то совершенно новый поворот, совершенно новая перспектива. Оказывается, Деды Морозы имеют прочную связь не только с миром детей, но и с миром взрослых. Что-то важное, связанное с ними, может открыться только тогда, когда человек повзрослеет. Из того, кому дарят, он может превратиться в дарителя. Но этому надо учиться!

Меня бы в детстве перспектива стать кем-то таким очень устроила. А то не очень понятно, что значит «станешь взрослым».

Художник Уте Краузе показывает, что тут нет какой-то слишком уж трудно преодолимой пропасти: ее Деды Морозы в чем-то очень похожи на детей. Вроде бы все они ‒ с длинными белыми бородами, с округлившимися брюшками. Но уж очень они экспрессивные и стремящиеся сбиться в кучку. А на празднике так «бесятся», что их бороды развеваются в разные стороны. Да и что такое, собственно, борода? Обзавестись бородой кажется проще простого (может, ее в какой-то момент просто приклеивают?).

И ведь Дед Мороз, который укладывает спать Руперта, удивлен случившимся не меньше мальчика:

«Бывает же! – подумал Дед Мороз. – Вот так Новый год!»

И это тоже важное психологическое наблюдение. Для многих из нас Новый год наступает так, как «должен» наступать, только тогда, когда рядом дети. Все-таки Новый год – очень детский праздник.

Марина Аромштам