За биографию Пастернака Быков получил свою первую премию "Национальный бестселлер". Второй "Нацбест" писателю вручили совсем недавно – за роман "Остромов, или Ученик чародея".

Кстати, также Быков получил дважды премию "Бронзовая улитка" и трижды – литературную премию имени братьев Стругацких

Украинскому читателю Дмитрий Быков может быть знаком еще и как персонаж популярных видео "Гражданин поэт". Эта программа посвящена комментированию актуальных социальных и политических событий. Кстати, и Украине там тоже в свое время досталось.

"Украинская правда. Жизнь" пообщалась с Дмитрием Быковым виртуально – писатель не дает устных интервью.

Интервью появилось при поддержке журнала "ШО".

- Вы диссидент или конформист?

- В чем-то диссидент, в чем-то конформист. По-моему, эти понятия пора пересмотреть.

Среди советских диссидентов было полно конформистов, просто подлаживались они под другие нормы.

Скажем так: я человек традиции. У меня патриархальные вкусы, традиционные литературные критерии, я неконфликтен по природе своей и т. д.

К сожалению, нынешняя Россия совсем нетрадиционна: это страна победившего постмодернизма. А мне с ним совсем не по пути.

- В Украине, очевидно, много говорили о выпуске "Гражданина поэта", посвященного Украине. Российские телезрители вообще Украиной интересуются? Почему?

- Не могу ответить вам за всех российских телезрителей. Их сотня миллионов.

Мои друзья Украиной интересуются – вероятно, потому, что мы, одно из последних советских поколений, связаны с ней биографически.

Кроме того, Крым остается для нас одним из лучших мест на Земле.

- Какая глобальная цель проекта "Гражданин поэт"? Зачем все это писать и снимать?

- Опять-таки не могу ответить за Андрея Васильева и Михаила Ефремова.

Моя цель – победить взаимную нетерпимость россиян, разрядить предгрозовую ситуацию юмором, высмеять эстетику власти, насквозь фальшивую и ослепительно бездарную.

Кроме того, всегда приятно вспомнить, как мы богаты хорошей поэзией, и применить классический текст к современной ситуации: наши классики (и мировые тоже) жили и не в такие тухлые времена – и выходили из них с честью.

- Зачем выпускать "Гражданина поэта" на бумаге в книжном виде?

- Вероятно, чтобы у читателя была возможность вспомнить главные события 2011 года и свою реакцию на них, когда нет под рукой компьютера с интернетом.

- Социальное и злободневное начало вредит собственно творчеству?

- Чьему-то вредит, моему никогда. По-моему, равнодушие к текущему моменту вредит гораздо больше.

Замечательно сказал однажды Кушнер: "Тютчев перед смертью спросил о последних политических известиях, Ахматова называла себя сторонницей Хрущева, а они, видите ли, выше политики"...

- Вы достаточно много говорите о позитивных сторонах СССР. Для меня, например, эти позитивные стороны очень неочевидны. Что же хорошего было в "совке"?

- Для вас они неочевидны, для меня очевидны, все люди разные, как это прекрасно! Удивительно, что Господь создал нас столь неодинаковыми, разносторонними, внутренне противоречивыми.

Что касается моего отношения к СССР – вы сами пишете, что я говорю об этом достаточно много. Зачем же нам повторяться? Есть моя статья "Чума и чумка", где все изложено довольно стройно.

К сожалению, некоторые люди – ведь все мы, напоминаю, такие разные! – продолжают упорствовать в своем непонимании даже после столь доступного изложения.

Наверное, они все понимают, но отчего-то хотят выставить меня апологетом мирового зла, защитником ГУЛАГа и поклонником "Соловков". Это их беда.

Ведь Господь – создавший нас, напоминаю, такими разными! – читает в сердце каждого и непременно воздаст этим лукавым толкователям, а попросту говоря, постмодернистам.

- Вообще достаточно много молодых людей, которые никогда при СССР не жили, начинают по нему "ностальгировать". Зачем и почему?

- "Ваша мудрость выказала бы себя более богатой", как говаривал Гамлет, если бы вы спросили об этом тех многочисленных молодых людей, которые, никогда не живши при СССР, начинают по нему "ностальгировать".

Меня вот, например, занимает вопрос, почему для достаточно молодых людей, родившихся, например, в 1987 году, неочевидны некоторые позитивные стороны СССР, хотя они никогда при нем не жили.

А впрочем, и этот вопрос занимает меня не слишком сильно. Есть еще много действительно важных вопросов, требующих вдумчивого исследования.

- У Вас есть теория о двух эпосах, на которых построена литература. На каких двух эпосах построена литература современной России? А литература СССР?

- Думаю, литература современной России пока еще не породила такого эпоса.

Наиболее серьезные попытки, как всегда, предпринимаются фантастами. Я говорил о том, что два таких системообразующих эпоса – поэма о войне и сага о странствиях хитреца.

Применительно к современной России два таких романа – "Там, где нас нет" Михаила Успенского и "Опоздавшие к лету" Андрея Лазарчука. Успенский – странствие, причем бесконечное, а Лазарчук – война, причем тотальная. Свою скромную попытку "ЖД" я рассматриваю в этом же ряду.

Что до СССР, на роль военного эпоса претендовал "Тихий Дон", а на роль книги о странствиях – "Страна Муравия", но ближе к этому идеалу "путешествие с открытым сердцем", как называл Платонов свой "Чевенгур".

Все эти попытки, при выдающихся литературных достоинствах, состоялись, на мой взгляд, в той же степени, что и советский проект, – то есть были испорчены авторами и обстоятельствами на ранних стадиях.

- В эфире "Эха Москвы" Вы довольно эмоционально говорили о сектах в России. Это что, правда такая проблема? А что же тогда делать со свободой вероисповедания?

- Это правда такая проблема.

А со свободой вероисповедания делать то же, что и со свободой слова или собраний: когда некто, пользуясь свободой слова, советует вам убить своих родителей, вы же не станете защищать его с позиций европейской толерантности?

Для реального ознакомления с ситуацией рекомендую вам книгу Александра Дворкина "Сектоведение" либо подшивку газеты "Юсмалос", благо Белое Братство функционировало именно в ваших краях.

Черты и техники тоталитарных сект широко применяются в ряде прокремлевских молодежных движений, и это заставляет относиться к ним как минимум настороженно.

Последствия деятельности таких сект, как "Богородичный центр" или "Церковь Рон Хаббарда" (они же "сайентологи") хорошо известны в мире, история Джонстауна – тоже.

Если вас по соображениям толерантности не устраивает термин "секта", предлагаю вам пользоваться строго научным понятием "деструктивный культ".

- Имеет ли право государство (конституция или кто-то/что-то еще) назначать "главную" религию, политическую партию, литературную эстетику и т.д.?

- Не думаю. Во всяком случае, любые попытки государства внедрять эстетику заканчивались плохо и для эстетики, и для государства.

Что касается религии, им с государством лучше вообще держаться друг от друга подальше: есть легальная церковь – и ладно.

Отправление религиозных культов – дело интимное, публично посещать храм я не рекомендовал бы ни главе государства, ни его соратникам. Это как благотворительность: должна же быть какая-то стыдливость, в конце концов.

- Если бы Вы были литературным диктатором – какую литературу были бы обязаны любить все Ваши подданные? Почему?

- Я никогда не стал бы литературным диктатором.

"Обязаны любить" – вообще оксюморон. В качестве обязательного читательского минимума меня устраивает школьная программа, хотя ни как учитель, ни тем более как родитель я ею не ограничиваюсь.

- Когда-то Вы говорили о "писателе без читателя". Что это значит?

- Не знаю. Не помню, чтобы я об этом говорил. Если речь идет о снижении читательского интереса к серьезной литературе, в этом нет ничего катастрофического.

Литература – не средство удовлетворения авторских амбиций, как часто бывало у нас в последнее время, а единственный инструмент самопознания общества. Общества без самопознания не бывает.

Впрочем, ведь и в аптеку не ходят, пока не осознают, что больны. Литература и есть такая аптека. Ночь, улица, фонарь, аптека, все для блага человека.

- "Писатель – позорная кличка", - сказали Вы. Это Вы так кокетничаете?

- Нет, это я так цитирую. "Какой я писатель! Пошли вон, дураки".

- Вы написали биографию Пастернака. На Вас не давит авторитет великого автора? Как Вы вообще к литературным предкам относитесь?

- Авторитет великого автора не давит, а помогает, как бы освящает те или иные решения, которые этот человек, в назидание нам, уже принял.

Принял – и ничего, оказывается, можно: и не гнулся, и говорил, что думал, и писал среди безвременья, и друзей не бросал, и осуществился полностью, несмотря на все помехи.

Что касается литературных предков, здесь, на мой взгляд, точнее было бы говорить о предшественниках. К ним – в особенности к прямым учителям, таким, как Нонна Слепакова, Новелла Матвеева, Алексей Дидуров, – я отношусь с благоговением.

- Кстати о предках. Вас в СМИ называют "enfant terrible". За что, как Вы думаете?

- Откуда мне знать? Ведь не я себя так называю. Хорош enfant – мне скоро сорок четыре, – и неужели они не видят вокруг ничего более terrible? Постмодернисты какие-то, честное слово.

- Вы долго работали учителем.

- Не так уж долго, но работаю и сейчас.

- Опыт учителя – что он может принести писателю? И вообще, расскажите, как оно – преподавать?

- Преподавать, если вы умеете это делать, так же легко и приятно – хотя и немного экстремально, – как и кататься на горных лыжах.

Это бодрит, держит в тонусе, заставляет припоминать классику, позволяет общаться с молодыми, которых волнуют действительно серьезные проблемы – любовь, секс, смысл жизни, самореализация, отношения с родителями и сверстниками...

Пребывание в школе по эмоциональному заряду и оздоровляющему эффекту значительно превышает контрастный, и даже ионный душ.

Иное дело, что это, как и лыжи, надо уметь и любить. Если у вас класс орет или плюется жеваной бумагой, если дети не читают книг, не любят вас, не поддерживают с вами диалога – школа не для вас, и тогда вам подходит другой экстремальный спорт, вроде тех же горных лыж или, я не знаю, рафтинга.

- Писатель = Учитель?

- Что вы, совсем другие мышцы задействованы. От учителя требуется коммуникабельность, живой контакт с классом, способность понять современного молодого человека и его потребности.

От писателя требуется способность разобраться в себе и рассказать об этом так, чтобы другим не было скучно и противно.

Ирина Славинская