Один из старейших независимых книжных магазинов Москвы «Гилея» заявил о запуске собственного издательского проекта «Умляут». В его рамках планируется издание малоизвестных или ныне забытых текстов русских авангардистов: Тихона Чурилина, Алексея Гастева, а также их западных последователей — Брайона Гайсина, Дженезиса Пи-Орриджа, Берроуза. Исполнительный директор «Гилеи» Кирилл Захаров рассказал КИРИЛЛУ ГЛИКМАНУ об индастриале в искусстве и его родстве с авангардом, специфике и перспективах проекта «Умляут» и идее проведения альтернативного книжного фестиваля.  


— «Гилея» год проработала на новом месте в ММСИ и, кажется, окончательно определилась с концепцией дальнейшего развития. Можете подвести итоги прошедшего года?

— Год был непростым, особенно первые месяцы. Но он был и блистательным: мы поначалу даже удивились, как изящно «Гилея» превращается в нечто совершенно иное, не то, чем она была долгие десять лет. Самое важное, что теперь понятно — надо делать европейский магазин. Причем буквально — иностранных книг будет все больше, они будут все разнообразнее. Сейчас здесь стоят каталоги Гилберта и Джорджа, Маккарти, венских акционистов, но этого мало, надо двигаться дальше. Я хочу расцветить эту палитру; хочу, чтобы рядом можно было увидеть имена Марты Рослер, Недко Солакова и Ханса Хааке. Будет еще больше так называемой «теории» — книг «без картинок». Уже к концу этого года произойдут существенные изменения: мы отточим «культуру, искусство, авангард» как можно острее.

Печально, но приходится признать: на русском языке до сих пор выходит не так уж много по-настоящему актуальных книг. Мы не собираемся расставаться с этим сегментом, но оставим лишь самое красочное, интересное и злободневное. Разумеется, останется философия — современного искусства без нее не существует. И внушительное количество книг, посвященных культуре повседневности, антропологии. А вот разделы «Языкознание» и «Религиоведение» будут, к сожалению, купированы. Мы держались до последнего, но необъятное объять нельзя.

Все упраздненные разделы переместятся в наш новый магазин, открытие которого, равно как и выход первой книги издательского проекта, намечено на осень. Вот это как раз будет «интеллектуальный супермаркет», забитый русскоязычной литературой по всем отраслям гуманитарного знания: та же философия, филология, история и многое-многое другое.

— Как вообще менялась «Гилея» на протяжении своей почти двадцатилетней истории? Удалось ли магазину в нулевые сохранить выбранные в начале девяностых приоритеты?

— Изменялась почти до неузнаваемости. Но это всегда была «Гилея», ничего более. Я ведь работаю здесь уже восемь лет: сначала магазин был просто «умным», потом стал «анархическим», теперь он «эстетский»... Но все эти слова можно употребить условно, они много говорят о внешнем, и ничего — о сути или ядре, которое всегда оставалось неизменным. Это проявляется, например, в том, что «Гилея» никогда не была кучкой книготорговцев, но всегда — союзом очень сложных и разных людей, которым есть о чем поспорить и в чем согласиться друг с другом. На сегодняшний день это пять человек: Георгий Еремин, Евгений Малынов, Ян Никитин, Николай Тарасов и я. Мы очень разные, каждый занимается всем, но тем не менее ни один не может полностью заменить другого.

Это проявляется и в том, что каким-то парадоксальным образом «Гилея» сейчас вернулась к своим истокам, просто существует в новом времени и в новых условиях. Старую «Гилею» и магазином-то назвать было нельзя — слишком скучное слово. Это был «клуб», куда люди приходили поговорить об авангарде, поэзии, пощупать новые книжки, узнать о небывалом авторе Владимире Казакове. И на десять лет мы оказались этого лишены, была обычная торговая точка в ИНИОНе, заваленная книгами. А сейчас вновь никто не сможет назвать наш книжный уголок только «магазином».

— Литература авангарда начала ХХ века, на ваш взгляд, сейчас актуальна? Почему?

— Разумеется, актуальна, потому что люди, ориентированные на поиск нового, интересного и неожиданного, не переведутся. Их всегда не слишком много, что очень хорошо: большой тираж сейчас не так-то просто распродать. Но здесь таится одна сложность. Авангард — это ведь то, что «впереди», что тревожит, вызывает неподдельный интерес, заставляет осматриваться. И русский извод авангарда на протяжении полувека был маргинальным явлением, интересующим по большей части лишь чудаков и магов. В силу этого он был чем-то настоящим. А сейчас игры в «Крученых» могут вызвать только уныние. Но некоторые имена из того времени до сих пор остаются живыми, потому что не затасканы, не затерты до неузнаваемости. Первое, что приходит в голову, — имя поэта Нины Хабиас.

Будь моя воля, я вообще отказался бы от термина «авангард» и заменил бы его словом «арьергард». По крайней мере применительно к литературе. Почему? Авторы, пытавшиеся радикально изменить культуру, оказались на долгие-долгие годы выброшенными на ее задворки. Полагаю, это не случайность, скорее действие определенного закона: именно в неизвестном и отвергнутом можно найти подлинное. Думаю, поэтому Ильязд так хотел быть забытым, и именно поэтому он не забыт. Только на вывеске «арьергард» не напишешь: люди перепугаются.

— Как родилась идея проекта «Умляут»? Это произошло недавно или она какое-то время ждала своей реализации?

— Идея альтернативного книгоиздательского проекта зрела у меня давно. Всерьез я над этим задумался, когда работал над книжкой Поплавского. «Орфей в аду» стал очередным «возвращением» неизвестного (а теперь уже довольно известного) поэта. Но, если оглядеться, мы обнаружим изобилие утерянного: замечательные произведения Чурилина, к примеру. Посмотрите собрание сочинений Ремизова — туда многое не вошло. Вспомните про Гастева. Как читатель я был умилен: протягиваю руку, а в ней — пустота. В наши дни я не могу пойти, купить и поставить на полку какую-то интересную мне книгу.

И мне захотелось издать несколько «отвергнутых» текстов. Только не думайте, что я считаю себя каким-то первооткрывателем, — это гиблое дело. Лет двадцать назад был настоящий ураган, выходило невероятное количество разнородных изданий; единственная ценность некоторых из них состояла лишь в том, что они кого-то открыли. Сейчас делать подобное нельзя, но вот оживить позабытое еще можно. И делать это нужно достойно. Это должны быть книги-памятники, красивые, хотя и не перегруженные дизайном, — объекты, которые хочется взять в руки и разглядывать. 

Название «Умляут» родилось спонтанно, по наитию. Мы с коллегами говорили о геометрических фигурах, проунах, разнообразной символике — и вдруг поняли: это оно. Две точки как знак вообще близки к универсальности, а если присмотритесь к букве, то увидите смеющееся лицо. Это единение знака и образа, одушевленного и неодушевленного, а еще смех — редуцированный страх, то есть основа бытия в сжатом виде. Ну а самое прекрасное из отвергнутых названий — «Плагиат», по-моему.— Есть ли шанс, что «незаслуженно забытые» книги, которые должны составить серию проекта «Умляут», вернутся к читателю нового поколения?

— Для начала нужно отметить, что «Умляут» — не серия, а совершенно автономный издательский проект, в рамках которого уже могут быть разные серии. Первые книги, о которых мы говорили (Чурилин и Гастев), — «археологические», будем тревожить забытые кости. Но вообще-то одна из первых идей, которая у меня возникла, когда я задумался об издательстве, — выпустить сборник футур-прозы Пи-Орриджа. Пока мы успешно ведем переговоры с Алексом Керви по поводу неизданных в России книг Берроуза. Да что там: «Процесс» Гайсина до сих пор на русском не опубликован — факт труднообъяснимый. Все это, разумеется, те еще забронзовевшие величины, но ведь люди-то ждут подобного, никак не могут дождаться. И люди очень молодые.

Я много думал: почему сегодня человек, который читает, скажем, Геннадия Гора, скорее всего, слушает старенькие пластинки  Coil  или Swans ? И ведь у нас всех мозги вывихнуты туда же: мы часами можем говорить об обэриутах, а после перескакиваем на обсуждение  Christ and the Pale Queens Mighty in Sorrow . Думаю, дело во времени и ситуации. Я всерьез считаю индустриальную культуру чем-то продолжающим и развивающим модернистские тенденции вековой давности. Произведения Чурилина я называю «дарк-фолком», а произведения Гастева — «индастриалом». Когда книги выйдут, в этом можно будет убедиться. Вот простой ряд: индастриал растет из футуризма и сюрреализма, но ведь последние-то — из символизма и эстетизма. Добавьте еще, что Скрябин — любимый композитор Пи-Орриджа. Так что конфликта «отцов и детей», полагаю, не возникнет.

— Существует ли уже график издания книг в рамках проекта? Сколько книг точно выйдет в серии?

— В первой серии, открывающей проект, совершенно отчетливо вижу с десяток книг, они могут показаться чересчур разношерстными, но на самом деле это не так. Это будут очень разные и очень похожие издания. Я понял, что они не будут совпадать даже по формату и объему, и придумал серийное оформление, которое подчеркивало бы, что мы выпускаем обособленные друг от друга, но родственные тексты. При этом постоянно рождаются новые возможности и искушения. Уверен, что десятком мы не ограничимся.

Кстати, первое, что выйдет под маркой «Умляут», будет не книга, а диск: компиляция звуков и шумов русских индустриальных и совершенно не индустриальных коллективов, собранных и любовно обработанных Яном Никитиным — лидером «Театра яда». Совершенно сумасшедший сборник получился: и музыка, и  spoken word , и отрывки чтений, проходивших у нас в магазине. 

— Будут ли в серии «Умляута» книги о композиторах советского авангарда, скажем об Авраамове, и о деятелях авангардного кинематографа? Или цель проекта — издание самих текстов, а не нон-фикшна? Здесь, мне кажется, еще любопытно и то, что в основном «Гилея» торгует именно книгами об искусстве и литературе, а не самими текстами… Другими словами, будет ли издание включать в себя комментарии, предисловие, научные статьи о текстах и т.д.?

— Нет-нет, есть у нас тексты в устрашающем количестве: в «Гилее» с большой любовью относятся к «фикшну» — можно и Герарда Реве, и Набокова, и д’Аннунцио найти. Прекрасно, что вы спросили про Авраамова. Я готовлю книгу Гастева, но мечтал бы издать нечто более внушительное — монографию или сборник материалов, рассказывающий в подробностях о нем, Авраамове и Шолпо. Но пока все это из разряда мечтаний. И к этому примыкает еще одна мечта — я был бы счастлив поработать с Андреем Смирновым над подобной книгой. Может быть, это будет первый «нон-фикшн», который мы выпустим. Но сказать, когда такое случится, я пока не могу, не буду заниматься прожектерством. Для начала надо бы самую первую книгу «Умляута» выпустить.
— Расскажите о работе над первой книгой Тихона Чурилина, которая увидит свет уже осенью.

— Это небольшая книжка, но она очень важна для меня, поскольку влияния символизма и футуризма в ней неразделимы. Почему-то до сих пор не все осознают, что Маяковский и Хлебников вовсе не опровержение Белого и Вяч. Иванова, а их логическое продолжение. И когда я открыл удивительное издание «Конца Кикапу» 1918 года, то увидел там фонетическую заумь, соседствующую с абсолютно символистским конструированием и осмыслением собственного космоса. У Чурилина подобное нередко встречается, но этот текст очень компактный и красноречивый. Я понял, что есть целый ряд причин для переиздания книги, кроме моей личной заинтересованности. Это все звучит очень патетично, но на самом деле перед нами очевидные вещи, просто они еще кому-то станут понятнее.

Года полтора назад мы с моим другом Николаем Тарасовым подготовили текст, я написал предисловие и… все это легло на полку: переезд магазина и освоение нового пространства отняли очень много времени и сил. Сейчас наконец выделился некий ресурс, я переписал свои примечания, сделал их несколько проще и скромнее, уже начал работу с художником. А портрет Чурилина для нашего издания нарисует Ян Никитин: тотальная синестезия. 

— Какие мероприятия планируется провести для продвижения новой книжной серии? Будет ли, скажем, презентация проекта «Умляут» на крупных книжных ярмарках?

— Еще раз подчеркиваю, что «Умляут» — не серия. Но в рамках этого издательского проекта вот-вот выйдет книга одной из серий. Надеюсь, что в этом году мы успеем издать две. Презентации, безусловно, будут проходить и в близких по духу магазинах, и, скорее всего, на «Нон-фикшн», где есть все возможности масштабно заявить о начинании и обрадовать любого желающего завладеть результатами нашего труда.

— Собственный издательский проект важнее для книжного магазина, чем программа культурных мероприятий? Он способен привлечь большее количество читателей?

— Издательский проект и есть культурное мероприятие, просто результаты его деятельности можно перелистать, вдохнуть запах, поставить на полку, а после к нему вернуться. Что до «перформансов», то за год происходило много интересного, иногда у нас было по четыре мероприятия в неделю. Чтения, презентации, кинопоказы; случилось даже несколько выставок. Приходили все, кто только мог, устраивали что душе угодно. И в наступающем сезоне хотели бы сделать все это чуть более строгим. Мы хотим до конца проявить лицо нашей аудитории, создать постоянный круг — конечно, как можно более широкий. Книги «Умляута» могут в этом только помочь: они еще более отчетливо заявят о наших пристрастиях и, уверен, заставят откликнуться тех, у кого есть схожие. А мы нацелены на содействие и сотрудничество с как можно большим количеством людей, которым интересно то же, что и нам. Вплоть до подключения к проекту.— Существуют ли аналоги (видимо, только если зарубежные) для проекта «Умляут»?

— Конечно, не хочется быть похожим ни на кого, но если касаться наших индустриальных пристрастий, то первое, что приходит на ум, это  RE/search , а в связи с общекультурными установками можно намекнуть на  City Lights Books . Но, несмотря на то что именно работа с иностранными книгами подстегнула наши издательские устремления, все это не совсем то. Кстати, есть отечественное Издательство Ивана Лимбаха, и у него близкие установки — издавать все, что представляется важным и интересным. Не важно, что это: сборник стихов полузабытого поэта, книга об американском минимализме или штудии французского социолога. Вот такой проект с гибкой архитектурой мы и хотели бы представить. Даже если очертим какие-то границы, они неизбежно и очень быстро станут тесны.

— Как вы в целом оцениваете тенденцию превращения небольших книжных в центры культурного андеграунда?

— Это прекрасно и абсолютно естественно. Причем здесь задействована естественность с обеих сторон. Творческая активность людей, их потребность в общении всегда ищут выход, и вот они нашли его в такой форме. В свою очередь, книжная лавка уже не может быть просто лавкой, это слишком утопично. То, что у книги появился мощный соперник, скорее всего, продлит ее существование. Очень сложно обсуждать как некое событие, что ты там закачал себе в букридер. А презентация, авторское чтение или концерт неизменно дарят огромное количество энергии. Пока эта ситуация продолжается, книжки будут жить, их будут покупать и читать, находясь в определенном контексте, желая в нем быть. Генерировать такой контекст успешно получается у небольших магазинов — у крупных совсем другие задачи. Ну а после — к инкунабулам, хотя до этого пока далеко. 

Для нас «Гилея» — это вообще творческая лаборатория. Бывают периоды, когда мы здесь фактически живем. Так что в некотором роде это просто-напросто сквот.

— «Гилея» чувствует себя в одном ряду с другими независимыми книжными — «Фаланстером», «Гиперионом», «Додо»? Или специфика изданий несколько иная?

— В этом-то все дело: именно «другая специфика изданий» позволяет чувствовать себя «в одном ряду с…». Дружба совершенно одинаковых людей скучна, даже патологична. Точно так же и магазины должны быть разными, непохожими друг на друга ни ассортиментом, ни атмосферой: только в этом случае можно сказать, что выстраивается некий ряд. И когда я иду к нашим друзьям, я знаю, что могу отыскать нечто интересное. Есть совпадения: например, в «Гиперионе» существует раздел «Книга художника» — здесь собраны малотиражные издания, нередко созданные авторами вручную. Есть такой раздел и в «Гилее». Но при этом разница колоссальная: у нас неподалеку от таких хэнд-мейд-книг стоит антология OULIPO  или  A History of Anarcho Punk , и никакого противоречия здесь нет, одно дополняет другое. Конечно, есть те, кто, зайдя в книжный, вообще не понимают, куда они попали, им все равно. Но таких среди посетителей независимых магазинов как раз меньшинство.

— Посетители «Гилеи» и, например, «Додо» — насколько сильно эти множества перекрываются?

— О, это совершенно разная публика. Хотя есть сегмент, который ее объединяет, — детская литература. Дело в том, что детские книги наконец-то опять научились издавать, после очень долгого перерыва. И когда я беру в руки некоторые из них, я чувствую, что это настоящий авангард, а поскольку он тиражный, то еще и с конструктивистским оттенком. У «Додо» это органично вплетается в игровую атмосферу, а у нас — в контекст искусства, современного и не только. Мне одинаково приятно видеть, когда человек покупает  A Book of Surrealist Games  — и «Спящую красавицу», в таком издании, о котором я в детстве мог только мечтать.
— В планах «Гилеи» значится проведение «альтернативного книжного фестиваля». Можете ли вы рассказать об этом проекте?

— Мы задумались о том, что хороших и разных фестивалей множество, но вот такого, который был бы книжным и одновременно художественным, нет. Созываются круглые столы, посвященные «книге художника», но это мероприятия, рассчитанные на довольно узкий круг заинтересованных участников — достойных мастеров своего дела и коллекционеров.

Посмотрите, мы говорили об интересных и плодотворных соединениях: соединении «Гилеи» и ММСИ, соединении индастриала и символизма, почему бы не соединить как можно плотнее бук- и арт-силы. Мы активно думаем о том, как сформировать такое поле, в котором разговоры о «смерти бумажного носителя» возникали бы в последнюю очередь. Поскольку книга для присутствующих в этом поле людей больше, чем элементарный носитель информации. Книги должны встретиться с искусством, а искусство с книгами, причем не в формате торжища, главное достоинство которого издательские цены, а в формате пространства для свободного общения всех участников. Кроме того, хотелось бы, чтобы близким по духу людям, собравшимся в одном месте, не мешали люди по духу неблизкие — на крупных ярмарках это, увы, не всегда возможно.

— При этом «Гилея» не участвует в проектах маленьких издательств — например, в «Бу!Фесте». Почему?

— С огромным удовольствием участвовали бы в любом начинании, но с «Бу!Фестом» есть одна сложность — наш ассортимент. Мы же никого там не удивим, например, детскими книгами. А везти огромные альбомы Херинга, Бэкона или Гормли бессмысленно: они там мало кого заинтересуют. Пока существовали барахолки  Ad Marginem , там цвели все цветы, были созданы все возможные условия для всех: везите что хотите. Слово «цацки» в девизе фестиваля задает некий формат, а в нашем магазине «цацек» вовсе нет. Но мы не сидим на месте — что-нибудь придумаем.​

Кирилл Гликман