18 ноября в Москве были объявлены лауреаты премии «Просветитель» за 2010 год. Ими, напомним, стали математик и лингвист Владимир Успенский — за книгу «Апология математики», изданную в прошлом году питерской «Амфорой», и историк-византинист Сергей Иванов — за книгу «1000 лет озарений», вышедшую недавно в московском издательстве «Вокруг света». Премия разделила гуманитарный нон-фикшн и собственно научпоп только в прошлом году: по итогам предыдущего сезона казалось, что решение это крайне

рискованное: если с гуманитарными исследованиями для широкой публики ситуация в России худо-бедно приемлемая, то с научно-популярной литературой — беда. И не то чтобы не было спроса: популярность Докинза и Даймонда, а также недавно вышедшей книги Криса Фрита «Мозг и душа» говорят об обратном.

Есть и хорошая традиция: научно-популярная литература в СССР часто становилась прибежищем писателей вполне высокого уровня, которые по тем или иным причинам не могли публиковать свою прозу (или даже стихи), а жить на что-то надо было (похожая ситуация была и с детской литературой, только там подвизались не только писатели, а еще и художники). Однако за последние пятнадцать лет все изменилось: прежде всего, фигура ученого ушла на второй, если не на третий план. Не совсем правы те, кто связывает это исключительно с распадом СССР, — на самом деле сциентизм в целом, где-то по инерции, а где-то благодаря пропаганде, дожил примерно до середины восьмидесятых (и не только в СССР), а потом довольно скоро пришел в упадок. Кроме того, оказалось, что переводной нон-фикшн (гуманитарный и негуманитарный) задают совершенно новую планку как знания предмета, так и увлекательности изложения — а планку эту в России могут взять единицы.

«Просветитель» в этом отношении делает важную общественную работу, демонстрируя, что автор научно-популярной книги, посвященной математике (как Успенский) или истории изобретений в ее динамической связи с большой историей, — фигура по крайней мере такой же общественной значимости, как и автор романа или биографии. Более того, в текущей ситуации любой автор, который, подобно Сергею Иванову или Владимиру Успенскому, начинает диалог с широкой публикой на понятном языке, выполняет работу противостояния иррациональным мифам массового сознания вроде «новой хронологии», упоминаемой в тексте, который мы сегодня публикуем. Никто, кроме популяризаторов науки настоящей, не может вытеснить шарлатанов вроде Фоменко и Петрика туда, где им и место: на самодельные сайты и форумы, где сетевые сумасшедшие собираются пообсуждать контакты третьего рода, гиперборейские корни русской цивилизации и целебные свойства водопроводной воды.

Жаль только, что премия «Просветитель» у нас одна. В нынешней России много чего не хватает, но способности рационально мыслить и умения думать — в особенности.

Сегодня мы публикуем речь одного из лауреатов премии «Просветитель-2010», известного российского византиниста, доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Института славяноведения РАН, профессора СПбГУ СЕРГЕЯ ИВАНОВА, произнесенную им на церемонии объявления лауреатов.

Каждый из моих уважаемых конкурентов написал книгу о том, в чем он является специалистом. Один я написал о том, в чем специалистом не являюсь. Поэтому если в зале присутствует кто-нибудь, кто собирается написать популяризаторскую книгу, то для него первый совет: господа, капельку дилетантизма!
Я специалист по истории Византии, а эта книга про другое. Она называется «1000 лет озарений», и коль скоро в заглавии присутствует миллениум, вы можете догадаться, что она писалась к 2001 году. Писалась на самом деле во второй половине 90-х годов, и у написания ее было два стимула. Первый, конкретный, с чего она началась, была попытка выяснить, как получилось, что Византия проиграла техническое соревнование Западу примерно в 12 веке. Как дикий варварский Запад постепенно догонял, догнал и перегнал Византию, и как потом она погибла.

Но это лишь малая часть действительности, была и другая причина того, что я взялся за историю изобретений, хотя не являюсь специалистом по истории естествознания и техники. В 90-е годы, когда я писал это, у меня было ощущение, что историческое сознание наших соотечественников поражено исторической травмой, что у них есть ощущение, будто истории не было. Понятно, чем это было вызвано: им столько врала официальная история. Хотелось выкрикнуть в лицо этой ненавистной врунье: вы вообще все наврали, все было вообще совсем не так. И разные безумные теории были вызваны именно этим желанием. Сумасшедшая популярность невероятного шарлатана Фоменко или идиотская популярность безумных книг Суворова.

Заметьте, что у этого не было политической направленности. Суворов как бы был против, он как бы говорил, что Сталин напал на Гитлера, но дело не в этом. Хотелось сказать: все было ровно наоборот по отношению к тому, что вы нам рассказывали! Все было совсем не так; не знаем как, но как-то совсем по-другому.

В этом глубинная причина новой хронологии. Спорить всерьез было совершенно бессмысленно, бесполезно, разумные аргументы существовали в другом пространстве. Я полагал, что единственный способ восстанавливать как-то ощущение истории — это позволять людям трогать предметы, причем предметы, которые они знают, которые они видят вокруг себя. Каждый из этих предметов в какой-то момент возник, и он не мог бы возникнуть, если бы до него не возникли другие предметы.

Тогда могло возникать понимание, что феодализм не просто какое-то слово, которое мы учили в 6-м классе и которое, может быть, ничего не значит, а нечто, что возникло, когда придумали твердое стремя. И что феодализм — это вещь, которая исчезла, когда придумали ручное огнестрельное оружие. И что тоталитаризм не мог бы возникнуть, если бы не было дешевой газеты, громкоговорителей и радио, и, наверное, не исчез бы, если бы не было прогресса множительной техники и индивидуальных средств информации, и так далее.

Сейчас, к сожалению, наступает другое безумие — безумие «нормального национализма». Это другое извращение истории, другого качества совсем, даже Фоменко пытается подделать свои безумные построения под этот новый тренд. То, с чем полемизирует так замечательно Андрей Анатольевич Зализняк в своей книжке; то, что на нас вываливается теперь с телевизионных подмостков в шуточках и прибаутках, — это все применение невероятно примитивного утверждения, что мы были самые ранние, что человек произошел от русского; это свойственно маленьким культурам, маленьким народам. Действительно, если ты приезжаешь читать лекцию в Болгарию, ты знаешь, что тебе будут заданы вопросы про Болгарию и ни про что другое; если ты приезжаешь в Грецию — тебя спросят только о Греции; если в Грузию — то только о Грузии и ни о чем другом. Но если ты приезжаешь в Италию, во Францию или в Англию — тебя будут спрашивать о чем угодно, потому что комплекса неполноценности нет.

Так вот задача популяризации в истории состоит в том, чтобы понемножку отучать соотечественников от этого мелкого провинциализма. Россия великая страна, ей не нужно пытаться доказать, что она была раньше шумеров. Это новая задача, которая стоит на повестке дня сейчас. И решать ее должны просветители; решать ее должны люди, которые просвещают популярными книгами.

В нашей стране слово «просветительство» имеет странную историю. Есть такой известный историк американский, Шейла Фицпатрик; в 2002 году она опубликовала научное исследование, которое назвала, как ей казалось, оксюмороном: эта книга называлась «Комиссариат просвещения». И она была уверена, что читатель будет смеяться. Но ничего смешного в этом не было — власть всерьез взялась за то, что она считала просвещением.

В результате этого мы к развалу Советского Союза имели достаточно большой слой людей, которые много чем интересовались, — даже больше, чем их современники в других, более благополучных странах. Вспомните, как выглядели лекции Лотмана, Аверинцева; как расхватывали книги Гуревича, — то есть что-то было. Это не исчерпалось вовсе, это есть. И достаточно прийти осенью на лекцию Андрея Анатольевича Зализняка про новые берестяные грамоты и увидеть этих людей, буквально сыплющихся с потолка, висящих на люстрах, чтобы понять, что это не исчезло вовсе. Но в условиях невероятного гама массовой культуры это немножко уступает свои позиции. Нужно, чтобы это существовало в публичном пространстве, которого в России очень мало. Чтобы существовала фигура публичного интеллектуала, чтобы его голос был услышан. Тут очень важны усилия людей, которые помогают, особенно гуманитарным исследованиям.

Я хочу тут вспомнить три имени. Первое имя — это Джордж Сорос, который в начале 90-х годов буквально спасал отечественных гуманитариев. Я был членом этот тайной комиссии, которая распределяла «деньги на выживание»; мы буквально ездили по людям, раздавали по 500 долларов. Это в буквальном смысле в тот момент физически спасло от голода очень многих. Сорос сделал невероятно много, но был оболган и изгнан из России. Но я верю, что настанет время, когда Россия поклонится Джорджу Соросу.

 Второе имя — это, разумеется, Михаил Борисович Ходорковский и его «Открытая Россия».

И третье имя — это, конечно, Дмитрий Борисович Зимин, которому мы все очень благодарны.

Спасибо!

Сергей Иванов