Завантажити

освещаемые демоническими отблесками огней св. Эльма...
Ну, а, раз война откладывалась, то и «воронам» в траншеях делать было нечего. Поэтому, подержав людей в окопах часа два после наступления темноты, Дима все-таки разрешил личному составу идти отдыхать. На позициях остались только часовые. Тихо было и на одном фланге, где стояли «эдельвейсы», ребята с цементного завода, и на другом, где были окопы ополченцев с трикотажной фабрики.
Снаружи шел холодный, мрачный ночной дождь, а в землянке, прогретой работавшей на соляре печуркой, было тепло и уютно. Миха заполз с матрасом на деревянный настил, устроился поудобнее и закурил. Люди вокруг занимались своими делами. Кто попытался заснуть, кто, найдя пару свободных ушей, негромко трепался за жизнь, трое самых энергичных по-хозяйски зажгли в уголке огарок свечи и неспешно перебрасывались в белот.
– Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне... – от нечего делать тихонечко напел Миха. Потом, позависав пару секунд, опять выдал без определенной мелодии: – Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне... ля, ля-ля-ля... – он подергал пальцами, отсчитывая четверти, и повторил: – ...ты вся горишь в огне...
– ...а в плен, ребята, лучше не попадать... – донеслось до него в паузе.
Приподнявшись на локте, Миха прислушался.
– ...они ж с пленными, как с дровами... Они их того, просто берут и на пилораме распиливают...
– Ебтать, ну и суки!.. – выругался другой голос.
– А еще отрезают все, что лишнее, а потом – крюк за челюсть и на дерево...
– Звери! – сказал еще кто-то. В Дубоссарах с бэтээров гражданских в упор расстреливали... Старых, малых... Народ, когда румыны вошли, ничего же еще не знал, все – в очередях, на остановках, а эти – в упор из «крупняка»... Как таких только земля носит...
– Баб беременных насилуют...
– И маленьких девочек... А потом убивают. Выстрелом в ухо...
– Или топят в жижесборниках... В говне...
«Кажется, я начинаю активно ненавидеть румынов...» – без особых эмоций подумал Миха и снова откинулся на спину.
– Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне... – и уверенно добавил: – И ерш твою медь как горишь!..
Пожалуй, последняя фраза прозвучала слишком громко, потому что в следующую секунду кто-то завозился рядом, и чья-то рука коснулась Михиного плеча.
– Собакин? – вопросительно пробормотала темнота голосом Митяя.
– Собакин, – безоговорочно согласился с ним Миха и опять начал: – Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты...
– Слышь, Собакин...
– Че?
Митяй немного помолчал, потом спросил:
– О чем ты стонешь?
– Этот стон у них песней зовется!.. – бодро продекламировал Миха, пытаясь скрыть смущение. После сегодняшней сцены в окопе общество Митяя вызывало у него неловкость.
– А серьезно?
– Ну, я исполняю... заметь, исполняю... потому что пением это не назовешь... итак, я исполняю самую популярную в Африке песню «Трансвааль в огне», – и, подумав, на всякий случай добавил: – Это серьезно.
– А что такое этот Трансвааль? Страна такая? Ни хера о такой не слышал... – забормотал Митяй.
У него был тон человека, к которому после десятилетней отсидки в самой печальной одиночке Синг-Синга наконец-то подселили сокамерника. Кажется, Митяю было совершенно плевать, о чем говорить. Лишь бы продолжался сам разговор. «Что за тон! – подумал Миха, – Бог ты мой, что за тон!..»
– Ну Египет, Ангола, Конго, ну ЮАР...
– Стоп. На ЮАР и остановимся, – перебил он Митяя. – Сейчас я поведаю тебе историю о бедном графе де ля Фер... – Миха усмехнулся про себя и продолжил: – Рассказываю. В свое время в Южной Африке жили буры, потомки голландских переселенцев... ну, в общем-то, они и сейчас там живут... живут себе и живут... и даже иногда разговаривают на африкаанс...
– На... чего?..
– А-а, не важно, – отмахнулся Миха. – В конце девятнадцатого века у них там были две республики – Оранжевая, на реке с совершенно идентичным названием, и Трансвааль, что по-нашему значит «Заваалье», «Приваалье» или что-то в этом роде...
– А... – начал было Митяй.
– Как в состоянии понять даже румын, а не то, что гений вроде тебя, этот Трансвааль находился за Ваалем, – менторским тоном продолжал Миха. – И все было бы славно, если бы в конце концов из Капской провинции и Наталя не поперли агрессоры-англичане и не завоевали к херам собачьим обе эти республики...
Он подождал несколько секунд, но возражений не последовало. По-видимому, Митяй не имел ничего против агрессивной сущности британского империализма.
– Ну вот, и во время этой войны родилась песня «Трансвааль в огне», ставшая своеобразным гимном колонизированной Африки, борющейся против своих поработителей... «Как это я так лихо сформулировал...»
Совершенно удовлетворенный собой, Миха недрогнувшей рукой достал сигарету и закурил.
– Слышь, Собакин, – сказал Митяй, и в голосе его появилась обычная неприязнь

читати