Re: цензії

Автор, редактор и хозяин «Митиного журнала» Дмитрий Волчек был одним из самых интересных авторов ЖЖ. И несмотря на то что Волчек уже давным-давно убил свой дневник, память о нём живёт в сердцах благородных юзеров.

Во многих смыслах «Живой журнал» похож на театр и существует, несмотря на гигантские архивы, которыми мало кто пользуется, в основном «здесь и сейчас» .

Вот почему так важно вспоминать и то, «откуда есть пошла земля Русская». Тем более что жизнь и деятельность Мити Волчека — урок свободомыслия и инополагания.

Он завёл свой дневник в августе 2001 года. Первой записью нового блока была следующая: «Гиммлер каждый день делал записи в дневнике когда принимал ванну Гиммлер каждый день делал записи в дневнике когда принимал ванну Гиммлер Гиммлер Гиммлер…»

Принципиальный диссидент, обладающий безупречным литературным вкусом, Волчек причастен к самым главным альтернативным культурным институциям рубежа веков — «Митиному журналу» и издательству Kоlonna, которым удалось, пожалуй, самое главное — создать собственный автономный контекст, не подверженный девальвациям.

— Как вы первый раз услышали о ЖЖ и как вы туда пришли?
— В 2001 году на чтение всего, написанного в русских блогах за день, уходило полчаса, существовала такая специальная лента. ЖЖ был крошечный.

Все друг друга знали. Было несколько компаний, самая интересная — околодугинская. Сам Дугин появлялся редко, под псевдонимами, типа Юрий Никулин из Ада, но были его ученики, друзья учеников, друзья друзей, их кошки и канарейки.

Интересный сюжет: Дугин и его окружение в те годы. Надеюсь, кто-нибудь займётся этой темой и напишет книгу.

Дугин повлиял на многих примечательных людей. В 2001 году многие предполагали, что он станет кремлёвским идеологом, и он сам, кажется, готовился к этой роли. Не знаю, кто из чиновников ему покровительствовал, но среди рядовых поклонников были очень причудливые персонажи.

Помню одну француженку, которая думала, что Дугин — реинкарнация Вишну. Перед сном она прятала «Тамплиеров пролетариата» под подушку, чтобы ей приснился кумир. Подобный культ был когда-то у Юнга в Америке.

Меня заманила в ЖЖ девушка из этого круга, гениальная Маша из Висконсина. Я тогда подружился с наследником Алистера Кроули, стариком Джоном Саймондсом, и Маша взялась переводить его книгу «Зверь 666».

Это было правильное время для Кроули, он из-под земли отвечал на все вопросы.

— Что означал ваш ник frdv?
— Это заклинание: если его повторить 333 раза, стоя на коленях, раскроются врата преисподней. Примерно в то же время появилось французское общество слабовидящих с такой аббревиатурой, но вскоре бесследно исчезло. А в ЖЖ этот аккаунт после моего самоубийства купил какой-то невнятный испанец, но быстро умолк.

— Насколько я помню, вы несколько раз заводили и убивали свой блог. Почему? Ощущение виртуального самоубийства — как оно переживается?
— Да это всё ерунда. Нажал на кнопку и стёр, никаких переживаний. Хотя мы ведь знаем людей, которые спятили из-за ЖЖ: сидят там десять лет, как скифские бабы, и шевелят ушами. Это очень скучно.

Я много лет веду настоящий дневник, для себя, — вот подлинное удовольствие. Где ты был, кого встретил, какие сплетни услышал, кого полюбил, кого разлюбил. В ЖЖ так писать невозможно.

Моё любимое чтение — дневник композитора Неда Рорема. Он начал его 60 лет назад, когда юношей приехал в Париж, ведёт до сих пор и постепенно публикует. Абсолютно откровенные записи, можно сказать, бесстыдные. Там есть и смешные мелочи, и грандиозные встречи, и любовь, и деньги, и страх, вся жизнь без цензуры — невозможно оторваться.

А самый отвратительный тип дневника — дневник мнений. Когда маленький человечек рассуждает о больших событиях, объясняет, кто виноват и что делать.

Может быть, помните, был на заре ЖЖ такой анекдотический персонаж Ольшанский. Потом он куда-то исчез, не знаю, что с ним стало, — кажется, спился и попал под троллейбус.

Неприметный третьесортный писака, без талантов, без биографии, но лучше всех знающий, как решить ближневосточный конфликт, спасти Россию и остановить выброс парниковых газов.

Есть хорошая поговорка: «Opinions are like assholes — everybody´s got one». Такие самодовольные болваны, конечно, идеальные жертвы розыгрышей, и над бедным Ольшанским в ЖЖ постоянно стебались.

Публиковали фальшивое интервью Юрия Мамлеева о том, что он берёт его к себе в секретари, создали персонажа Ольшанера, который писал стихи гекзаметром, много было смешного.

— Я знаю компанию блогеров, которые завели Ольшанскому жену, Машу Ольшанскую, чей дневник про путешествия блуждающего клитора (Маша отличалась тем, что никогда не могла кончить) пользовался большой популярностью.

Я о том, что кому-то ЖЖ заменил семью, кому-то — новостную ленту. По себе сужу: моя френдлента заменяет мне официальную программу новостей. Приоритеты сместились: вместо всеобщих сообщений (что китайские землетрясения московской Гекубе?) важнее следить за судьбами отдельных людей. Какие ещё особенности текущего момента позволили ЖЖ стать таким влиятельным и популярным?
— Не от хорошей жизни он стал популярным. Помогло истребление старой журналистики, которое как раз тогда и началось. Шло оно с двух сторон — сверху и изнутри.

Тем самым летом 2001 года, когда я завёл ЖЖ, я писал для французского издательства книгу о деле Андрея Бабицкого. Вы помните, наверное, эту историю — как репортёра задержали в Чечне, а потом якобы обменяли на солдата.

Это отличный сюжет, до сих пор не изученный и не осмысленный. История необычайная по авантюрности обстоятельств и важная как знак времени.

С Бабицкого началось, а в 2001 году уже вовсю ломали телевидение. Я следил за тем, что происходило вокруг «Медиа-Моста»: там работало много знакомых. Все были в смятении, потому что правила менялись очень быстро, и никто не понимал, что ещё можно делать, а что уже нельзя.

Вот типичная история 2001 года: скромная корреспондентка канала «Россия» встретила в музее Людмилу Путину и взяла у неё невинное интервью — про жизнь, про девочек. А через несколько часов в «Останкино» ворвались тонтон-макуты из ФСО и конфисковали запись безо всяких объяснений.

Сейчас это кажется комичным, но тогда настроения были траурные: казалось, что всех передушат.

Вторая волна истребления старой журналистики шла уже не от власти, а изнутри: коммерческое переформатирование, которое растянулось на несколько лет.

Мне нравился глянец конца 90-х: «ОМ», «Птюч», Premiere, я для всех этих журналов писал — просто развлечения ради — о своих путешествиях и встречах с замечательными людьми: о шаманских церемониях на Амазонке, истории Церкви Сатаны, жрецах вуду на Гаити и прочих милых и забавных вещах.

Но эти прекрасные издания стали болеть и умирать, а им на смену пришли какие-то монстры, с которыми стыдно было иметь дело.

У меня лежит в архиве первый русский глянцевый журнал 1992 года, там одна статья начинается так: «Когда идёте на любовное свидание, не забудьте захватить кондоминиум».

Вот к началу нулевых годов авторы с кондоминиумом в кармане подросли и заполонили редакции. Когда я им говорил, что номинация на «Оскар» — твёрдое свидетельство, что фильм говно, или что «бестселлер» — это ругательство, они смотрели на меня, как Ежов на врага народа.

В то время как в Европе их ровесники били камнями витрины в «Макдоналдсе», эти построили «Макдоналдс» у себя в голове.

Было ощущение, что должна появиться новая журналистика и новая литература. Старое гнило и разваливалось на глазах. У меня была тогда колонка в «Ведомостях», очень хорошей газете, но всё равно невозможно было всерьёз для неё писать, потому что сама форма интеллигентного разговора в корсете казалась позорно устаревшей после сетевой свободы.

ЖЖ поначалу был идеальной лабораторией нового стиля. Нового стиля разговора, и нового языка, и новой скорости. Сейчас он неповоротливый и старомодный, но тогда бежал быстрее лани.

Собственно, его и создавали авангардные люди, которым не нашлось места в казённых и мещанских форматах начала нулевых годов. Даже сегодня три четверти того, что можно читать в ЖЖ, пишут журналисты.

Два-три десятка человек, а если ткнуть на пять сантиметров глубже, где копошатся остальные сотни тысяч, там уже ничего не найдёшь — только пустыни копипейста и вздохи беременных школьниц.

Тогдашний взлёт ЖЖ — архивная история. К тому, что важно сегодня, она отношения не имеет. Бомба сделана, Хиросима взорвана, лаборатория больше не нужна.

— Кажется, вы первый извлекли из ЖЖ тексты, переложив их на бумагу и сделав блогеров авторами бумажного журнала. Первой была публикация заметок из дневника Александра Милованова, второй — книга ежедневных записей Александра Маркина. Как вам в голову пришла эта идея?
— Дневник диджея Александра Милованова — документ времени. 2002 год, там подлинная Москва, столица хаоса, полная весёлых наркотиков и опасной любви.

Книга филолога Александра Маркина — настоящий литературный дневник, такой же великолепный, как записки Анри де Монтерлана или Жюльена Грина. Редчайший пример частной хроники, в ЖЖ таких почти нет.

Я предлагал эту книгу на премию Андрея Белого. К сожалению, Дмитрий Кузьмин, даже не прочитав ничего, упёрся, как осёл, и отказался эту номинацию поддержать. Ну, Бог ему судья, это дело давнее.

— Чувствуете ли вы разницу между бумажным и электронным бытием одних и тех же текстов? Почему вы снова вернулись к бумажным выпускам «Митиного журнала»? Не бросите ли теперь?
— Единственный весомый аргумент в поддержку бумажных книг предложил недавно Сорокин: «На iPad невозможно поставить чайник».

У меня большая библиотека, много редких эмигрантских изданий — есть что-то из собрания Глеба Струве, в Мюнхене я опустошил склад знаменитого русского книжного дома Neimanis. Но собирательство меня совершенно не увлекает.

Издателю, наверное, следует быть библиофилом, но мне всё равно, бумага или монитор. Текст от этого не меняется. Скрип переплёта, запах клея и шелест страниц меня совершенно не возбуждают. Конечно, электронные издания удобнее.

Я бы хотел, чтобы бумажное книгоиздание в России вообще погибло. Чем скорее, тем лучше для читателей. Только так можно уничтожить систему книгораспространения, гигантскую машину по производству мусора.

В Москве три маленьких книжных магазина, в Питере — один, ещё один в Перми. Остальное — бессмысленные супермаркеты, набитые гниющими потрохами Дарьи Донцовой.

Разрушить всю эту систему, построенную на негативном отборе, может только переход на электронные книги. Мне бы очень хотелось, чтобы пирамида рухнула и заодно придавила советских мужичков и тёток, которые её воздвигли.

Я готов отказаться от бумаги и выпускать только электронные издания. Старые номера журнала и некоторые наши книги давно выложены в Сеть. Проблема только в одном: боюсь, что начнут бесноваться психопаты, обороняющие копирайт.

Вы же знаете, что сейчас происходит: все шулеры и негодяи вселенной собрались под знаменем авторского права и готовятся к большой войне. Они её, конечно, проиграют, но крови попортят немало. Ну, тут всё уже сказал Годар: «У автора нет никаких прав, есть только обязанности».

— Как бы вы охарактеризовали нынешнюю нишу «Митиного журнала»? Раньше он был главным журналом литературного андеграунда, а теперь, когда подполье закончилось или же перетекло в инет, где по определению всё маргинально, что вам важно фиксировать и сохранять?
— Это просто частный журнал, таких должны быть десятки, и очень скверно, что их нет. «МЖ» — наследник русских литературных изданий начала прошлого века, а создавался он в противовес советским литературным журналам, которые вот уже 20 лет не могут отдать богу душу.

Мне кажется, это не я, а они находятся в подполье. У них нет ни программы, ни эстетической общности авторов, даже дизайна нет — вообще ничего, кроме сиротского уныния. Не журналы, а какие-то комки водорослей.

Когда я начинал издавать «МЖ», я прочитал комплекты «Весов», «Золотого руна», «Аполлона», альманаха «Шиповник», изданий эгофутуристов — они и стали образцами композиции и тактики.

Георгий Иванов рассказывает в «Китайских тенях» историю о том, как номера акмеистического ежемесячника «Гиперборей» постоянно запаздывали и редактору Михаилу Лозинскому кто-то заметил, что неудобно перед подписчиками.

«Ну, ничего, я им скажу», — ответил Лозинский. Всех подписчиков он знал лично, и всё же акмеизм оказался влиятельнейшим течением в русской поэзии.

«Колонна» выпустила 150 книг, вышли 64 номера «Митиного журнала» за 25 лет — это совсем мало, какое-нибудь «Эксмо» выпускает столько за месяц, но мне кажется, что удалось сделать очень влиятельную вещь: создать зону абсолютной свободы, неподвластную внешним воздействиям.

Обычное издательство, редакция — это скучная контора, где сидят тётки и грызут бутерброды с кониной. У «Колонны» нет даже офиса, с литературным бытом она вообще не связана. Мне бы хотелось, чтобы её воспринимали не как издательский проект с пыльными стеллажами и унылым поиском «своей ниши», а как нечто сиюминутное и зыбкое — пощёчину, танец или падение метеорита.

— Почему вы убили свой ЖЖ?
— Я перестал вести ЖЖ в 2006 году, просто стёр раз и навсегда. Эта история кончилась. Реклама, рейтинги, бег школьниц в дырявых мешках, сверху льётся протухший суп — неприятное стало место.

Вот недавний конфуз — в президентской администрации решили поощрить образцового блогера-инноватора, в спешке нашли какого-то «фантаста», а потом оказалось, что это полоумный сталинист на галоперидоле. Но это не случайность, по-другому и быть не могло.

Десять лет назад ЖЖ был маленьким некоммерческим сервисом, делали его три человека для развлечения калифорнийских студентов. Честная и милая затея.

Случайно на оазис наткнулись отважные русские люди, бежавшие с Колымы. За ними ломанулись бессмысленные толпы. Теперь это какая-то Сорочинская ярмарка, где торгуют мертвецы, которым забыли сообщить, что они умерли. Неинтересно.

Беседовал Дмитрий Бавильский