Завантажити

принципиальностью в вопросах искусства. Познакомившись с произведениями оперного реформатора Глюка, стремившегося превратить опору из блестящего концерта в костюмах и декорациях в подлинную драму и музыку ее из собрания виртуозных эффектов, дающих возможность певцам щегольнуть красотой и техникой голоса {1}, - в художественное выражение глубоких и серьезных чувств и переживаний, - молодой Сальери решительно изменил свою старую манеру и сделался последователем оперной реформы Глюка. Он дружил с Бомарше, автором либретто его оперы "Тарар". Бомарше в печати выражал восхищение серьезным, ответственным отношением Сальери к своей задаче оперного композитора: "…он имел благородство, - писал Бомарше, - отказаться от множества музыкальных красот, которыми сверкала его опера, только потому, что они удлиняли пьесу и замедляли действие…" Пушкин рисует зависть, как страсть, охватившую человека, который привык ко всеобщему уважению и сам считает себя благородным.
Нет! никогда я зависти не знал…
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным? …
Никто! А ныне - сам скажу - я ныне завистник…
Сальери не хочет признаться себе в низменных мотивах своего чувства и так же, как барон в трагедии "Скупой рыцарь", старается замаскировать его другими, более высокими и благородными переживаниями. Он уверяет себя, что его ненависть к Моцарту вызвана тем, что этот гениальный композитор несерьезным, легкомысленным отношением к искусству оскорбляет это искусство.
Сальери негодует на судьбу ("Все говорят, нет правды на земле, но правды нет и выше") за то, что мелкий, ничтожный человек, "безумец, гуляка праздный", одарен священным творческим даром, бессмертной гениальностью. Верный жрец искусства, отрекшийся ради искусства от всех радостей жизни, умеющий самоотверженно трудиться для создания высоких художественных ценностей, Сальери негодует на Моцарта за его легкое, свободное отношение к своему творчеству, за его способность шутить над своими созданиями, за то, что он, будучи гениальным творцом, живет в тоже время полной человеческой жизнью… {2} Сальери создает себе образ легкомысленного, ничтожного, не уважающего искусство человека, и это представление оправдывает в его глазах его ненависть и зависть к Моцарту. Свое желание убить Моцарта он рассматривает как долг перед искусством. Он, гений, жрец музыки, обязан вступиться за нее и уничтожить художника, оскорбляющего и профанирующего искусство.
Только в своем монологе в конце первой сцены Сальери нечаянно, сам того не замечая, высказывает подлинную причину своей ненависти к Моцарту - грубую, материальную профессиональную зависть:
Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить - не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки…
Несмотря на то, что Моцарт во второй картине всем своим поведением и словами явно доказывает, насколько неверно представление о нем Сальери, тот все же отравляет его. Страсть, владевшая им, затуманивавшая его ум, удовлетворена, и он начинает прозревать истину. Моцарт прав, "гений и злодейство две вещи несовместные", следовательно он, Сальери, не гений, призванный восстановить нарушенную небом "правоту", а просто низкий завистник, и убийство его друга - не совершение "тяжкого долга", а страшное преступление перед человечеством и искусством.
В образе Моцарта Пушкин открывает зрителю сложность и глубину другого рода. Пушкин показывает удивительный контраст между крайней доверчивостью, дружелюбием Моцарта по отношению к Сальери в обыденной жизни и гениальной проницательностью, чуткостью и верной оценкой ситуации - в его творчестве.
Моцарт искренне считает Сальери своим другом; выпивая бокал, куда Сальери всыпал яд, он произносит тост: "За твое здоровье, друг, за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери". И в то же время в глубине души, не сознавая этого, он прекрасно чувствует, что Сальери его злейший враг, что ему грозит от него гибель и что гибель эта неминуема. Вот почему он уже три недели как пишет "Реквием" (для себя, как он думает), он считает "черного человека", заказавшего ему эту музыку, посланцем смерти, боится его и видит его даже здесь, рядом с собой и Сальери. Этим же чувством полно последнее созданное им произведение, которое он играл Сальери в первой сцене:
Представь себе… кого бы?
Ну хоть меня - немного помоложе,
Влюбленного - не слишком, а слегка - С красоткой или с другом - хоть с тобой, Я весел… Вдруг: виденье гробовое, Незапный мрак иль что-нибудь такое…
Наконец, вспоминая о веселом Бомарше, он думает о том, "что Бомарше кого-то отравил".
Вторая сцена "Моцарта и Сальери", в которой в каждой реплике Моцарта обнаруживается этот, не осознанный им самим, но вполне понятный его собеседнику, страх и предчувствие гибели, принадлежит к высочайшим образцам драматургического искусства.
Особую роль играет музыка, трижды звучащая в этой "маленькой трагедии".
Кощунственное искажение музыки Моцарта слепым скрипачом и

читати