Завантажити

спасибо;
Грабь и казни - тебе не будет хуже.
Григория Отрепьева, в отличие от Годунова, Пушкин изображает не серьезным государственным деятелем, а политическим авантюристом. Он умен, находчив, талантлив {5}; он человек горячий, увлекающийся, добродушный - и в то же время совершенно беспринципный в политическом отношении. Григорий прекрасно понимает, что не он "делает историю", не его личные качества и усилия являются причиной его беспримерных успехов. Григорий чувствует, что подымается на волне народного движения, и потому его мало тревожат отдельные неуспехи и поражения его войск во время войны с Борисом. Этой теме в трагедии специально посвящена короткая сцена (19-я) "Лес", где Самозванец (в противоположность своим спутникам) обнаруживает полную уверенность в конечном успехе своей борьбы, несмотря на жестокий разгром его войск в сражении.
О патриархе Иове, верном помощнике Годунова во всех его делах, Пушкин писал Н. Раевскому (?) в 1829 г.: "Грибоедов критиковал мое изображение Иова; патриарх, действительно, был человеком большого ума, я же по рассеянности сделал из него дурака" (подлинник письма по-французски). Пушкин имеет в виду сцену 15-ю ("Царская дума"), где патриарх в длинной, цветистой речи, упиваясь своим красноречием, обнаруживает удивительную глупость и бестактность, чем ставит в крайне неловкое положение всех слушателей {6}. Он перед всей Думой объявляет, что царевич Димитрий после смерти стал святым, и на его могиле творятся чудеса. Для того чтобы разоблачить перед народом самозванца Григория, он предлагает торжественно довести до сведения народа о новом чудотворце и перенести в Кремль в Архангельский собор его "святые мощи". Ему не приходит в голову, что он тем самым предлагает публично объявить о преступлении царя Бориса: ведь по религиозным представлениям православных, взрослый человек делается святым за свои великие заслуги перед богом, а младенец только в том случае, если он был невинно замучен…
При напечатании "Бориса Годунова" Пушкин изъял из трагедии две сцены, находившиеся в рукописи: "Ограда монастырская" и "Замок воеводы Мнишка в Самборе. Уборная Марины" (см. "Из ранних редакций"). В первой из них Пушкину хотелось показать, что на путь рискованной политической интриги юного, пылкого и томящегося в монастыре Григория натолкнул какой-то более опытный в житейском отношении "монах", "злой чернец". Во второй - раскрывались некоторые черты холодной авантюристки, красавицы Марины. Исключение этих сцен (не очень нужных в развитии трагедии) нисколько не повредило художественному и идейному содержанию пьесы, тем более что наличие их нарушало бы единство принятого Пушкиным для его трагедии стихотворного размера-нерифмованного пятистопного ямба {7}).
Приводимый в разделе "Из ранних редакций" отрывок монолога Григория "Где ж он? где старец Леонид?" относится, вероятно, к ранней стадии работы Пушкина над "Борисом Годуновым".
Свою трагедию Пушкин посвятил памяти Карамзина, умершего в 1826 г. и не успевшего познакомиться с пушкинской пьесой. Это нисколько не значило, что Пушкин разделял историческую концепцию Карамзина - ультрамонархическую и морально-религиозную. Пушкин, несмотря на кардинальное разногласие свое с Карамзиным по политическим и обще-историческим вопросам, глубоко уважал знаменитого историка за то, что тот не искажал фактов в угоду своей реакционной концепции, не скрывал, не подтасовывал их, - а только по-своему пытался их истолковать. "Несколько отдельных размышлений в пользу самодержавия, красноречиво опровергнутых верным рассказом событий", - так называл Пушкин эти морально-религиозные и монархические рассуждения Карамзина. Он верил в объективность приводимых историком фактов и высоко ценил его научную добросовестность. "История государства Российского" есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека", - писал он ("Отрывки из писем, мысли и замечания"; см. т. 6). 1) Впервые "Борис Годунов" был поставлен (с сокращениями и цензурными искажениями) лишь в 1870 г. в Петербурге. 2) Зная, что Пушкин вообще очень неохотно выступал перед посторонними с чтением своих произведений, мы лишний раз убеждаемся в том, что "Бориса Годунова" он писал джля сцены и что ему необходимо было видеть впечатление публики, чтобы судить о верности выполнения его замысла. 3) Может быть, Пушкин имел в виду шире и ближе к истории развить тему народной войны в предполагавшихся двух пьесах, продолжающих "Бориса Годунова" - о Дмитрии и Марине и о Василии Шуйском (см. вступительную статью, стр. 559). 4) Его приводят нередко исследователи, как мнение самого Пушкина о народе, для чего нет никаких фактических оснований. 5) Он к тому же поэт - см. слова игумена Чудова монастыря (сцена 6-я - "Палаты патриарха"): "…читал наши летописи, сочинял каноны святым". 6) См. ремарку Пушкина: "Общее смущение. В продолжение сей речи Борис несколько раз отирает лицо платком", - а также заключающую сцену реплики двух бояр. 7) Сцена "Ограда монастырская" написана длинным,

читати