27 ноября он отыграет сет на вечеринке в клубе «Heaven». Фредерик Бегбедер известен, прежде всего, как автор «99 франков», бестселлера о циничном мире рекламы. Хотя в отечественных окололитературных кругах хорошим тоном считается презирать Бегбедера-писателя, на днях он получил во Франции престижную литературную премию Renaudot за свою новую книгу под названием «Французский роман». Ночью 28 января 2008 года писатель нюхал кокаин с капота черного Крайслера возле выхода из ночного клуба, за что был арестован. Сутки, проведенные в парижской каталажке, вызвали у писателя желание вывернуть наизнанку свои воспоминания детства, отрочества и юности. Былого цинизма как не бывало: новоявленный Бегбедер – cосредоточенно рефлексирующий автор, стремящийся к слиянию со своим персонажем. Готовясь к поездке в Киев, Фредерик Бегбедер раскрыл корреспонденту ТОП 10 Ирине Зайцевой свою концепцию диджейского творчества, поделился музыкальными пристрастиями и объяснил, почему Киев для него – город контрастов.

Герой вашего романа «Каникулы в коме» ( 1994) – диджей. То есть вы обратились к теме диджеинга пятнадцать лет назад…

Диджеинг издавна меня завораживает. Это занятие, по-моему, символично для нашей эпохи. Диджеинг – это воровство. Ты крадешь музыку у одних людей и преподносишь ее другим, и за это тобой восхищаются.
Давно ли вы сами занялись диджеингом?

В возрасте восьми лет. Мой отец устраивал у себя дома изысканные коктейль-вечеринки (к тому времени мои родители развелись), куда приглашал изысканных манекенщиц: шведок, немок, может, иногда и украинок. Отец просил меня ставить пластинки. С тех пор для меня музыка и красивые женщины – это нечто единое.

Не собираетесь ли вы сами писать музыку? Или предпочитаете «красть»?

Нет, музыку писать не собираюсь. Я надеюсь, что пишу музыку своими книгами. Мой инструмент – французский язык. Процесс письма – это ведь тоже поиск чего-то мелодичного, гармоничного. Может, я бы когда-нибудь взялся сочинять тексты песен для каких-нибудь певиц, но я слишком уважаю музыку, чтобы пытаться ее сочинять.

Тогда я попрошу вас прямо сейчас заняться литературной музыкой. Опасаясь судебных исков, издательство Grasset заставило вас убрать некоторые рискованные пассажи из вашей последней книги. Можете ли вы воспроизвести эти строки?

Я могу сказать лишь пару фраз. Речь шла о прокуроре, который посадил меня в тюрьму. Замышляя жестокую литературную месть, я написал о нем оскорбительные слова, однако издательство сочло, что не имеет права их публиковать. Мне пришлось изъять эти пассажи, иначе мне грозила бы тюрьма. Я уже немного посидел в тюрьме, и с меня хватило - я предпочел остаться на свободе. Как видите, цензура существует не только в России и в Украине, но и во Франции.

Вы известны как борец против цензуры и даже стали одним из учредителей литературной премии маркиза де Сада, присуждаемой произведениям, «преодолевающим всякую цензуру и всякое давление, политическое или моральное».

Знаете ли, маркиз де Сад много лет провел в тюрьме...

Как вы пережили скандал, последовавший за вашим арестом?

К сожалению, я уже привык бывать в центре скандалов и дискуссий во Франции, и мне было не впервой. Когда вышла книга «99 франков» , я потерял работу. Из книги «Идеаль» мне также пришлось вырезать некоторые фрагменты, изменить названия и имена. Если ты – писатель-реалист и пытаешься сатирически описать сегодняшнюю эпоху, у тебя всегда будут возникать подобные проблемы. Бороться с адвокатами, полицейскими, политиками – для меня уже привычное дело. Только так можно писать правду во Франции, как, наверное, и везде.

В своем «Французском романе» вы пишете: «Эта дата (день ареста – прим. ред.) положила конец моей бесконечной юности» . Вы перестали нюхать кокаин?

О, если бы это было так… (смеется). Я пишу о том, что покончил со своей инфантильностью. Я жил как дитя в теле взрослого. Ночь, проведенная в тюрьме, ночь лишений, холода, принудительной бессонницы и различных форм унижения заставили меня почувствовать себя старше. Уверяю вас: теперь я прилагаю все силы к тому, чтобы оставаться на свободе, и я очень стараюсь. Сложно сказать, стал ли я другим. Бывает, я веду себя прилично, а бывает – напиваюсь в стельку. Но с возрастом я осознаю: нет смысла каждую ночь подрывать свое здоровье. Стареть – не так уж и плохо. Я все чаще сижу дома, со своими книгами и со своим котом. В жизни старика-писателя, окруженного фолиантами вместо проституток, есть особый шарм.

Ваша предыдущая книга «На помощь, прости» – очерк о современной России и жизни русских женщин. Что для вас Украина: часть той же России или некое другое пространство? 

Разумеется, я очень хорошо понимаю, что Украина – это нечто совершенно иное, чем Россия. Французы очень сочувственно отнеслись к Оранжевой революции, в ходе которой украинцы оказали сопротивление Москве. Уже одно это показало всему миру, что Украина и Россия – разные вещи. А для меня как писателя есть еще история литературы. Кажется, Николай Гоголь - выходец из Украины? Или я говорю чепуху?

Верно. А ваш любимый Булгаков – из Киева.

Точно, Булгаков родился в Киеве. Тем более показательно, что он противостоял Сталину и Советскому Союзу. Писатели с самым ярким воображением, самые безумные и почти фантастические – выходцы из Украины. Кроме Киева, я больше нигде в Украине не бывал, зато мой старший брат Шарль вкладывает в Украину большие средства. Он скупил немало земель и собирается выращивать кукурузу и другие зерновые культуры. Вот такое забавное совпадение в моей жизни.

Любите ли вы Киев? Есть ли у вас любимые места?

Я был в большом монастыре. Очень древнем и невероятно красивом. Забыл, как он называется….

Лавра?

Ага. В Киеве у меня вечно не хватает времени осмотреться. В прошлый раз меня привез издатель, я провел почти все дни в отеле, отвечая на вопросы журналистов. А по ночам в Киеве я неплохо веселился: пил, развлекался с новыми знакомыми из литературной среды - впрочем, не только литературной. (смеется) Воспоминания у меня хорошие. Последний раз я был в клубе Heaven. Странно получается: в Киеве я хожу в монастыри и на дискотеки. Вышел с дискотеки – и прямиком в монастырь. Вышел из монастыря – и прямиком на дискотеку. То есть для меня Киев – город контрастов.

А в Париже вы бываете в клубах? Какие клубы вас привлекают?

В Париже есть клуб «Montana». Очень маленький и очень элитный. Прямо рядом с моим домом. Я ставлю там свою музыку. Так как я уже старик, - то ставлю только старые пластинки: Beatles, Kings, английский рок шестидесятых, иногда – соул, французскую музыку. У меня нет времени слушать музыку дома, меня там что-то все время отвлекает, поэтому ставить пластинки в клубах – это мой способ слушать музыку. Мне тем более приятно, когда люди танцуют и ценят ту же музыку, что и я.
Когда я последний раз был в Киеве, я ставил Майкла Джексона, который на тот момент был еще жив, а мне говорили: да брось ты - он ведь бездарь, бывшая звезда, банальность. А я всегда был его фаном. Теперь он умер и вдруг стал безумно всем нравиться, но я его больше не ставлю. Дух противоречия…
А в каких еще городах и клубах можно вас услышать?
Я всюду бываю. Устраиваю вечеринки в Москве, в Берлине. Играл в Сан-Тропе, миксовал с группой Justice. В Париже была большая вечеринка с Бобом Синклером. Мы с ним миксовали целый час. Было очень забавно. Но я не считаю себя профессиональным диджеем. Я скорее любитель музыки.
Вы ставите виниловые пластинки или компакты?
Поскольку я, опять же, пожилой человек, у меня накопилась большая коллекция винила. Но не во всех клубах есть подходящее оборудование, так что я на всякий случай беру с собой и диски. Винил, конечно, мне ближе.

А какие современные исполнители вам нравятся?

Мне сейчас нравится Mika, его мелодика. По-моему, он – новый король поп-музыки. Из рока мне нравится The Dead Weather. Я много чего слушаю: Gossip, Placebo. Но мне роднее музыка моего детства, которую слушали мои мама с папой - Beatles, The Rolling Stones, Aretha Franklin, Nancy Sinatra. По-моему, в той эпохе были такие таланты, каких сейчас нет. Я немного застрял в шестидесятых.

Ирина Зайцева

Фото: Sostav.ru